Девушки из Блумсбери

Эви было ясно, что 11-й граф Баскин также восхищается Грейс. Не единожды Эви выглядывала из окна третьего этажа, чтобы увидеть, как они сидят на лавке перед магазином, попивая кофе и непринужденно смеясь. Как и Эви с Эшем, Грейс и лорд Баскин имели категорически разное происхождение, хоть оба родились и выросли на британской земле. Но они оба казались Эви схожими по темпераменту в своей заботе о других и сдержанности.

Этими качествами ни Алек, ни Вивьен даже близко не обладали. Грейс часто называла враждующих коллег злосчастными близнецами, и сегодня напряжение между ними достигло крайней точки, когда Гуггенхайм и Беккет начали открыто выказывать им внимание. Забавно, но ощутимое влечение Гуггенхайм к Алеку помогало Эви оставаться спокойной относительно демонстративного интереса к Эшу. Открытый флирт с мужчиной в присутствии других людей был чужд Эви, и она просто не могла представить, как можно выказывать такой явный и одновременный интерес двоим.

А еще Эш. Он часто подчеркивал, какие они с Эви разные. И все же Эви было очевидно, что у них было и много общего – по крайней мере, в тех вещах, что, по ее мнению, были важнее всего. Эви чувствовала особенное родство к карьерному разочарованию Эша после того, как годы тяжелого труда в одиночестве проиграли соперничеству Стюарта Уэсли и равнодушию Кристенсона к кому-то настолько простому и неинтересному, как она.

Кроме Мими, Эш был единственным, с кем Эви поделилась историей академического предательства, но на самом деле она хотела делиться с ним большим. С ним она чувствовала себя одновременно довольной и странно возбужденной. В этом занятном эмоциональном состоянии она узнавала о себе новые вещи: в частности, как приятно было не все делать в одиночестве. Когда она гуляла по Лондону или ужинала без Эша, она скучала по интересным замечаниям, которые он делал. Больше всего ей нравилось слушать об Индии – о его любви к стране, которую она никогда не видела и которую он решил покинуть парадоксальным образом.

Эви совсем не могла представить себе Индию – она была мешаниной кинохроник времен войны и старых карт и атласов, которые она обнаружила в магазине. Она осознала, что, зациклившись на предметах прямо перед ней, она упустила часть романтичности и красоты мира. До настоящего времени у нее никогда не было страсти к путешествиям. В Англии было достаточно книг, чтобы занять ее на всю жизнь. Но в голове у Эша крутилась своя хроника, с совершенно другими картинками, сенсорная коллекция, уникальная для него. Впервые в жизни Эви хотела понять так же, как саму себя, работу чужих мыслей.

Ей нравилось, как работали мысли Эша, так четко и все равно очень широко. Он знал каждый цветок и каждое дерево, мимо которого они проходили. Он мог всему дать имя, и не уничижительным образом, как делала это Вивьен. Эш делал мир Эви шире, пусть тесные улицы Лондона и нависающие здания часто закрывали небо. В мире было больше миллиона известных видов насекомых, и Эш хотел изучить все и каждого. И в этом исключительном фокусе они с Эви, возможно, были похожи больше всего.

Эви представляла Индию и жизнь в ней. Может быть, однажды ей удастся побывать там самой. Эта мысль раньше никогда не пришла бы ей в голову, но она не стала бы первым человеком, пожелавшим заглянуть в незнакомый уголок мира из-за нового знакомства. Эви думала о Джейн Уэллс Уэбб и ее забытых романах, браке с много старшим и искалеченным ботаником Джоном Лаудоном и последующей карьере в качестве писательницы о садоводстве, отчасти чтобы соответствовать его интересам. Брак в то время не мог уместить два совершенно отдельно существующих занятия, но, конечно, времена изменились. Конечно, теперь был шанс совместить карьеру и брак, если люди достаточно любили и уважали друг друга.

Эви удивила себя этим внезапным желанием и окинула комнату смущенным взглядом. Чувствуя, как жар приливает к щекам, она вспомнила, как впервые увидела Эша в дверях кабинета мистера Даттона, когда тот недвижно лежал на полу. Ее щеки тогда тоже раскраснелись. Изначально она подумала, что это было вызвано суматохой момента. Но последующие встречи с Эшем только усилили странную боль, которую она испытывала, когда оказывалась рядом с ним.

Эви гадала, может ли кто-нибудь узнать, что она чувствует к Эшу. Ей непривычно было испытывать сильные эмоции, которые она не могла скрыть. Жгучая неприязнь к кембриджскому контингенту, что разрушила ее карьеру, была самым близким к этому. До настоящего момента Эви двигали назначенные самой себе задачи, сроки и цели. И вот что-то управляло ее эмоциями снаружи, вне ее контроля, вызывая реакцию, какой она не испытывала прежде.

Наблюдая за парами неподходящих друг другу взрослых, Эви удивлялась готовности людей выказывать свои желания молчаливыми сигналами. Эви не могла даже самой себе объяснить, чего хочет, не то что справиться с таким тонким – и совсем не тонким – флиртом. Жизнь в лондонском обществе хватала тихое и уединенное существование кембриджской академии и головокружительным образом ставила его вверх ногами. В городе люди были гораздо прозрачнее относительно своих желаний. На амбициозность не смотрели косо – работа сама по себе не должна была быть единственной наградой, ей разрешалось быть и деньгам со славой. Сэмюэль Беккет не склонялся смиренно перед своей аудиторией; не склонялась, если уж на то пошло, и леди Браунинг.

Разве не за этим мы приезжаем? Чтобы найти вещи, которых в другом месте найти нельзя?

Эш спросил об этом Эви в тот первый раз, когда они завели разговор. Конечно, нечего было стыдиться желания большего, пусть даже все мужчины Кембриджа и «Книг Блумсбери» пытались убедить ее в обратном. Они обещали смутные награды, стоило ей остаться на своем месте и делать ожидаемое, пока обманывали обещания – а тогда менять что-то было слишком поздно. Теперь Эви видела, что Лондон вместо этого всегда награждал любителей рисковать и нарушать правила. Так мгновения вроде сегодняшней ночи срывались полным ходом с чувством, будто что угодно может произойти между двумя людьми от малейшего их желания.

Глава тридцать первая

Правило № 4