Путь за горизонт

Глава 9. Жертва и обещание.

Первое воспоминание о лагере военной подготовки «Северная звезда» даже спустя полгода стояло у Юлиана перед глазами столь ясно, будто с тех пор прошла всего неделя. Охваченный вечерними сумерками образ высоких стен с колючей проволокой под напряжением, заостренных дозорных вышек с часовыми и блуждающих во мгле лучей света десятков прожекторов — вот что он увидел, когда вместе с Дариусом выпрыгнул из кузова грузовика, доставившего их туда вместе с другими новобранцами. На первый взгляд это зрелище мало чем отличалась от привычной ему картины коррекционного лагеря № 5, но, как выяснилось потом, начальные впечатления оказались обманчивыми.

Тем же вечером, пятого ноября 127 года Новой Эры, сотни будущих бойцов бронетанковых отрядов прошли процесс регистрации, получили новую форму и построились на закатанном в асфальт плацу, чтобы выслушать столь же эмоциональную, сколь бестолковую речь местного коменданта. Под надоедливую мелодию гимна Республики «Рассвет цивилизации» строй Вольных терзали жуткие порывы ветра, словно не замечавшего на своем пути утепленных танковых курток и плотных армейских штанов. В тот миг, слушая стук как собственных, так и чужих, будто выбивавших чечетку, зубов, Юлиан размышлял о судьбе брата, который остался в коррекционном лагере. Однако путь к его освобождению лежал впереди.

Вскоре стало понятно, что приветственная речь и вводная инструкция были только началом развлекательной программы для новобранцев. Она продолжилась утомительной строевой подготовкой, а финальным испытанием послужил забег на 20-километровую дистанцию, которую преодолело меньше половины участников. Затем выбившихся из сил курсантов развели по казармам, где каждая группа познакомилась со своим куратором.

Куратором группы № 1, куда попал Юлиан, оказался старший лейтенант Радимир Митич, с нетерпением поджидавший свежее пополнение под крышей казармы. При первой же встрече он во весь голос заявил: «Я сделаю из отребья вроде вас настоящих людей». Митич был крупным мужчиной средних лет с широкой округлой физиономией, обрамленной густой небрежной щетиной. Первые отметины седины уже проскакивали на темно-русых коротких волосах, а глубоко посаженные карие глаза с озлобленностью и жестокостью садиста взирали на новобранцев. Вечно гневливое лицо Митича вызывало у Юлиана ассоциации с мордой разъяренного быка, а расплывшееся тело — с откормленным на убой боровом. Ходили слухи, что любивший измываться над курсантами старший лейтенант Митич получил статуса Жителя Республики около десяти лет назад и гордился этим, словно пес, удостоившийся кости от хозяина. После того как он попал в тренировочный лагерь в качестве военного инструктора, а затем и куратора, некогда державший себя в форме солдат вовсю стал потакать своим пагубным привычкам — пьянству и перееданию, отчего с годами все больше походил на обрюзгшего тылового работника. Излишества отложились на его теле в виде пивного брюха, обвисших щек и желеподобного тройного подбородка. Поговаривали, что за годы службы Митич пережил трагедию настолько ужасную, что после перехода во второе сословие и переобучения в офицерской школе поклялся больше никогда не возвращаться на передовую и потому остался работать инструктором в тылу. Кто-то из прошлого выпуска и вовсе рассказывал новобранцам, что слышал, как Митич вопит по ночам, из-за чего не ложится спать без бутылки крепкого пойла, а потом просыпается со страшной головной болью и злобой на душе.

Уже на вторые сутки старший лейтенант продемонстрировал юнцам все прелести армейской жизни в виде изнурительной строевой подготовки, натирания полов казармы до блеска и кросса под холодным ливнем. К счастью для Юлиана и его одногруппников, в расписании находилось место и теоретическим занятиям в учебном корпусе. Другие инструкторы кратко преподавали им основы военного ремесла, начиная от тактики боя и заканчивая базовым устройством танка. Спать приходилось на жестких неудобных двухъярусных койках, скрипящих при малейшем движении. Женская и мужская половины казармы разделялись между собой бетонной стеной и тяжеленной металлической дверью. Кроме того, для них полагались отдельные душевые и уборные комнаты. В скупой одноэтажной казарме трудно было найти хоть что-то радующее глаз: унылые стены болотного цвета и продуваемые ветром окна с решетками роднили внутреннее убранство армейской постройки со штрафным бараком коррекционного лагеря.

С первых дней жизни в казарме юные курсанты сразу же облюбовали самую уютную комнату, предназначавшуюся для отдыха в свободное от занятий и тренировок время. Именно там на исходе вторых суток прошло полноценное знакомство между тридцатью двумя будущими членами отряда «Молот». На потолке комнаты отдыха висела облезлая металлическая люстра, под ней едва держался на четырех шатких ножках доживающий последние дни деревянный стол. Его окружали одиннадцать готовых надломиться в любой момент под весом человека стульев. Однако наибольшей популярностью новых обитателей казармы пользовалась пара алых потертых диванов и тройка комфортабельных кресел того же цвета, расставленных в разных концах помещения. От прежних хозяев им достались старенький кухонный гарнитур, единственный работающий чайник и покрытый вмятинами белый холодильник — Вольные могли лишь подивиться роскоши местного убранства.

Новый коллектив поразил Юлиана дружелюбием, казавшимся крайне необычным после холодной враждебности и постоянных нападок со стороны озверелых подростков коррекционного лагеря. Он всегда привлекал к себе повышенное внимание посторонних, чему был обязан отнюдь не только яркой и причудливой внешностью, больше подходившей какому-нибудь сказочному персонажу, нежели человеку из плоти и крови, бродившему под серым небом мира смертных. Однажды, во время ожесточенной драки с четырьмя подростками, из которой, при всей своей проворности, он не вышел бы победителем, ему на помощь пришел рослый мальчишка с черными волосами и бронзовой кожей. Так десять лет назад он и познакомился с Дариусом. Их дружба, с самого начала основанная на взаимном уважении, с годами лишь окрепла. Дариус был единственным человеком, кого он знал и кому мог по-настоящему доверять.

Юлиан не спешил заводить новые знакомства в тренировочном лагере, но, сам того не замечая, постепенно начал вливаться в коллектив, будто его затягивала вязкая, но в то же время приятная трясина. Единство группы держалось на трех ребятах, будто принадлежавших совершенно иному, чуждому жестокости миру: Стефане, Белле и Селиме. Они, словно цемент, скрепляли между собой, казалось бы, несовместимые блоки, из которых выстраивался целостный коллектив. Забота и приветливый тон Беллы согревали сердца юных незнакомцев. Стефан находил общий язык со всеми товарищами. Селим создавал впечатление легкомысленного весельчака, умевшего рассмешить практически любого, но под этой личиной скрывался отчаянный романтик, одержимый верой в природную доброту человека. С глазами, горящими, как два тлеющих уголька, он умудрялся защищать даже эллиадских граждан, виня во всем порочную систему, их воспитавшую.

Впрочем, и на ясном небе не обошлось без грозовых облаков. Больше всего проблем создавали близнецы Джино и Анжело. Едва прибыв в тренировочный лагерь, Джино начал задирать тех, кто был не способен дать ему отпор, подбивая на то же своего брата. Однако Дариус и Юлиан продемонстрировали братьям свои навыки кулачного боя, что наряду со стараниями Беллы, Стефана и Селима смягчило их колючий нрав.

Тяжелые дни мимолетно сменяли друг другу, отпечатываясь в памяти калейдоскопом пестрых воспоминаний. Выжимающие все соки пробежки на улице, тренировки по рукопашному бою и стрельбе из огнестрельного оружия вскоре стали частью обыденного распорядка. Однако впервые в кабине «Гончей» им удалось побывать лишь к концу декабря. Пожалуй, худшего времени года для этого нельзя было и вообразить. Двадцать четвертого декабря, в день, когда начались занятия по вождению танков, стоял жуткий мороз и слышались протяжные завывания вьюги, напоминавшие плач брошенного младенца. Белоснежные хлопья, кружась в замысловатом танце, проносились прямо перед глазами и оседали на обледенелой поверхности, образуя кристально-чистые сугробы. Юлиан чувствовал, как его длинные заиндевелые ресницы с каждой минутой все сильнее слипаются между собой, а тело начинает дрожать под толстой тканью зимней армейский куртки, утепленных искусственной меховой подкладкой штанов, шапки и сапог. Вместе с товарищами он шагал вслед за старшим лейтенантом Митичем, который вел их к ангару с тренировочными «Гончими». В детстве родители рассказывали ему о том, что в давние времена на этих землях никогда не было столь морозных зим. Однако после Ядерной Катастрофы все изменилось.

Когда Юлиан забрался внутрь учебной «Гончей», уселся в будто вырезанное изо льда кресло и пристегнулся ремнем, надел шлем и взглянул в три широких экрана перед собой, взялся за две ручки управления и нажал на педаль газа, а затем первый раз в жизни сквозь метельную завесу проехал по тренировочному полигону, — он ощутил себя так легко и непринужденно, словно был рожден именно для этого. Еще на теоретических занятиях им объяснили, что «Гончие» считались легкими танками, поэтому были слабо защищены от попаданий из бронебойных орудий. Толщина двухслойной лобовой брони достигала 240 мм, внутренний лист которой состоял из синтетических композитных материалов, а наружный — из металлических сплавов. Современные бронебойные орудия крупного калибра, начиная от 135-мм, могли пробить переднюю часть корпуса уже со средней дистанции. С бортов и тыла, где броня была значительно тоньше, с этой задачей справлялись орудия и меньшего калибра. Несмотря на свою уязвимость, миниатюрная для современного танка «Гончая» обладала и множеством преимуществ. Ее длина без учета пушки составляла 5.4 метра, а ширина и высота — 2.8 и 2.1 метров соответственно. Благодаря скромным габаритам, маленькой для танка массе — всего 16 тонн — и мощному двигателю «Гончая» могла разгоняться до впечатляющих 140 км/ч. К тому же в ней использовалась надежная комбинированная система перемещения — сочетание гусениц и аварийного комплекса шасси.

За следующие месяцы Юлиан лично проверил, на что способен самый компактный эллиадский танк. Он преуспевал во многих дисциплинах, но в чем ему точно не было равных, так это в танковой стрельбе. Его поразительная для новобранца меткость вызывала искреннее удивление у одногруппников и раздражение у старшего лейтенанта Митича, по совместительству выполнявшего обязанности танкового инструктора, который, брызгая ядовитой слюной, часто придирался к тем, кому, как он считал, все дается слишком просто.

Кроме регулярных посиделок в комнате отдыха, где они коротали вечера за болтовней и азартными играми, Юлиан наведывался в библиотеку тренировочного лагеря. В запыленной библиотеке, куда, судя по виду, уже несколько лет не ступала нога человека и где пауки давным-давно обустроили собственное царство мрака и паутины, выбор ограничивался электронными и печатными военными пособиями, пропагандистскими буклетами, учебниками по различным дисциплинам и редкими художественными произведениями, явно прошедшим жесткую цензуру. Подобно своим родителям, рыскавшим по руинам старого мира в поисках знаний, Юлиану приходилось довольствоваться жалкими объедками со стола наследия человечества. Вскоре о его уединенном пристанище прознал Марко и тоже стал заходить в обретшую новую жизнь библиотеку. Этот нелюдимый парень мечтал в будущем поступить в университет и изучать физику.