Оторванный от жизни

XXV

Хотя я и продолжал бережно относиться к своим вещам, но не задумываясь рвал ткань, которая могла послужить мне в научных изысканиях. Сила тяготения была побеждена, и я неизбежным образом стал посвящать время изобретению летающей машины. В моем разуме я довел все до идеала; все, что мне было нужно, чтобы проверить устройство, – это моя свобода. Как обычно, я не мог объяснить, как добиться результата, который я с такой уверенностью видел перед собой. Но я верил – и провозглашал, что вскоре полечу в Сент-Луис и выиграю награду в сто тысяч долларов, которую предоставляет комиссия Выставки закупок Луизианы за самое эффективное воздушное судно. В тот момент, когда в моей голове возникла эта мысль, у меня появился не только летательный аппарат, но и целое состояние в банке. Я находился в больнице и не мог тратить свои богатства, но тут же стал со вкусом расточать их в уме. Я был готов купить что угодно и потратил много часов на то, чтобы придумать план, что делать с этими деньгами. Приз Сент-Луиса был жалок. Я пришел к выводу, что человек, сумевший обуздать гравитацию, должен был по первому знаку получить все, что есть в мире. Неожиданное обретение богатства сделало мои обширные гуманитарные проекты еще более осуществимыми. Что может быть лучше, чем финансирование и снабжение необходимым идей такого размаха, который потрясет человечество? Я был в состоянии экстатического волнения. Если бы мне дали свободу, я показал бы старому спящему миру, что можно сделать для улучшения – не только жизни безумных, но и любого доброго начинания.

Город, в котором я родился, должен был стать садом. Все загрязняющие воздух, изрыгающие дым заводы надо было перенести на безопасное расстояние. Церкви должны были уступить место соборам, а сам город – стать раем из особняков. Йельский университет нужно было превратить в самое прекрасное, но эффективное место обучения в мире. Наконец-то преподавателям платили бы нормальные зарплаты, и им полагалась бы прекрасная пенсия на склоне лет. Нью-Хейвен должен был стать рассадником культуры. Галереи искусств, библиотеки, музеи и театры небывалого величия должны были появиться, где и когда я хотел. Это не было абсурдно, потому что я оплатил бы все это. Знаменитые здания Старого света нужно было скопировать, если оригиналы нельзя было купить, привезти в нашу страну и собрать заново. Неподалеку от Нью-Хейвена есть песчаная равнина, когда-то бывшая руслом реки Коннектикут. Теперь она напоминает миниатюрную пустыню. Я часто улыбаюсь, когда проезжаю мимо нее на поезде: именно там для возвышения духа тех, кто не имел возможности посетить дельту Нила, я планировал возвести пирамиду, которая превзойдет оригинал. Я верил в то, что обузданная мною гравитация не только поможет преодолеть механические сложности, но и позволит рубить огромные глыбы камня так же просто, как отрезать хлеб, и составлять их словно обычные кирпичи.

В конце концов, бред величия – одна из самых занятных игрушек. Воображение предлагало их в особом изобилии. Я отставил в сторону детские кубики. Вместо того чтобы усердно ставить маленькие кусочки дерева один на другой в попытке построить маленькую копию дома, я придумывал из воздуха фантомные здания, спланированные и законченные в мгновение ока. Конечно, подобные карточные домики немедленно сменяли друг друга, но исчезновение одного не могло расстроить ум, в котором уже создавалась следующая игрушка. И именно в этом заключается секрет счастья, характерного для стадии эйфории; она отличается бредом величия в том случае, если одержимый ею не будет лишаться и подвергаться насилию. Здоровый человек, который может доказать, что богат материально, не настолько счастлив, как сумасшедший, чей бред заставляет его верить, будто он современный Крез. Богатство маний, в которых больной считает себя Мидасом, не обуза для него. Подобное счастье (хотя на самом деле это несчастье) окутывает мир в золотые тона. В заключении нет облаков. Оптимизм царит повсюду. «Неудача» и «невозможный» – слова из неизвестного языка. И это состояние уникально: его потеря не вызывает тоски. Один за другим фантомные корабли с богатствами уходят неизвестно куда; последний из них становится точкой на горизонте ума, и в этот момент больной узнаёт, что его пиратский флот уплыл, оставив за собой бесценный Разум!