Время новых дорог

— Проверить все равно не помешает. До темноты добегу, а утречком назад, — настаивал Михеев.

— Тогда и я за компанию, — поднялся со своей койки Быстров. — В одиночку в этих местах не ходят. Раз ночью стоять — значит, и я свободный художник.

— Да, вдвоем правильней, — согласился Бальсис.

— Бежать-то быстро надо, — недовольно сказал Михеев Быстрову.

Тот, натягивая свитер, промолчал.

— Наделал я вам паники, — виновато сказал дядя Леня. — Идем вот, а покоя нет. Дай, думаю, скажу. А то ведь потом исказнишься. Прибыть-то побыстрее надо…

Бальсис достал и отдал Быстрову ракетницу.

— На всякий случай…

Дядя Леня вышел из вагончика и пошел к своему трактору. Его догнал Михеев.

— Слушай, Круглов, по эту сторону от перевала в маршрут не ходили. Это я хорошо помню. Все маршруты на север были. Темнишь ты что-то.

— К чему мне, скажи, темнить? Тот раз и были. Перепроверял он там что-то, Кольцов. Ночевали на гари, где стланик начинается. Сам и повидаешь сейчас — стланик, а потом скалы. Нипочем с техникой нашей не пройти. От стланика мы вниз шли, шлихи брали. Мы ж тогда говорили все подробно. Не помнишь?

— Не помню. Я тогда понял, что вы куда дальше были. А тут другая картина получается. А?

— И так далеко. Когда мы уже про все эти ваши дела узнали…

— Наши, говоришь? Ну да… Ладно, — громко сказал он, заметив подходившего Быстрова, — пойдем, проверим твое заявление. Готовый? — спросил он Алсахая.

Бальсис взял стакан, подержал в нерешительности и все-таки выпил лекарство. Включил рацию, настроился:

— Вызывает сорок седьмой, вызывает сорок седьмой. Как слышите меня? Прием…

За гольцами дотлевал короткий зимний закат, а Быстров и Михеев еще шли, проваливаясь в снег, по краю горной котловины.

— Не подрасчитали мы с тобой, — крикнул, останавливаясь Михеев. — Снежок недавний, не держит.

— Может, пора? — спросил Быстров. — Свет погаснет, потычемся тогда.

— Давай…

Михеев свернул к краю и, скрывшись в облаке снежной пыли, стремительно заскользил вниз…

Среди корявого, в рост человека стланика, горел костер. Быстров бросил в котелок с закипевшей водой пригоршню чаю, снял его с огня и стал, помешивая ножом, выливать в него из банки сгущенное молоко. Из темноты с охапкой сучьев появился Михеев.

— Придется так-то, я тебе скажу, всю ночь шарашиться. Костер по морозцу быстрый…

— Садись, — сказал Быстров.

Михеев сел на ветки стланика.

Из-за гольцов выползла луна и осветила все мертвенным неподвижным светом. Чернели тени гор, редких деревьев, смутно светился снег.

— Освещение, как по заказу, — отметил Михеев, отхлебывая чай. — Топай да топай, а они стоят… Нет, ты скажи, вовремя он спохватился. С одного разу, а запомнил местечко. Вот тебе и дядя Леня. Денька два, считай, сберег.

— Да, тут глаз иметь надо. Мне, что здесь что где — гольцы да гольцы. Справа, слева — одни и те же.

— Видать, надо было, что запомнил, — задумчиво сказал Михеев.

— Думаешь? А зачем?

— Вот бы мне кто сказал — зачем? Может, память такая — запомнил — и все.

— Иван Федорович теперь переживать будет.

— А чего лез? Знаешь, больной — и сидел бы на печке. А то понесло.

— На всех критику навел. Один плохой, что дорогу помнит, другой — что дома сидеть не захотел, людям пошел помогать. Одни мы с тобой хорошие. Сидим, чаек швыркаем.

— Предлагаешь что?

— А назад. Чем здесь зимовать, потопаем потихоньку. След видать.

— Силен мужик! Двадцать сюда, двадцать обратно… Дойдешь? Слушай, ты же им полдня сбережешь, если сейчас назад подашься.

— А ты?

— А я умотался. Ногу вот зашиб, когда спускались. Я утречком. Отдохну и утречком…

— Да нет, так не пойдет. Ногу сильно зашиб?

— Терпеть могу. Отдохну — пройдет. Один боишься идти?

— Я-то не боюсь.

— Сказал — выйду. Что я тут сидеть буду без жратвы и без ничего?

— Тогда я пошел.

— Давай, давай. Верно, скажи, дядя Леня в обстановке разобрался. Закукарекали бы мы тут.

Быстров ушел. Михеев неподвижно сидел у костра.

Иван Федорович лежал без сна, смотрел перед собой. На стенах и потолке вагончика дрожали блики костра. И еще кто-то не спал: ходил, покашливал, скрипел снег, звякнуло железо. Иван Федорович не выдержал, сунул ноги в валенки, надел стеганку и, стараясь не шуметь, вышел. Дядя Леня открыл глаза и посмотрел ему вслед.

Не спал Дубынин. Он смастерил факел и разогревал у факела поддон. Иван Федорович подошел к костру.

— Понимаешь, как все с толку сбило… — сказал он внимательно посмотревшему на него Дубынину. — Вроде верно шли, а теперь и меня сомнение взяло. Вот ведь места заковыристые какие.

— Скажите, Иван Федорович, — тихо спросил Дубынин, — если мы неправильно идем…

— Если неправильно, то не пройти нам нипочем.

— Ну а человеку? Одному человеку? Через перевал переберется?

— Почему нет? Подъем, правда, крут, но это кому на ногу.

— Если придется за ночь туда и обратно — к перевалу — успеет?

— Умеючи если. Места трудные.

— А с этой долинки в ту попасть долго?

— Да чего ты меня пытаешь все? Какая мне теперь вера… Вон на хребтик на раздельный подымись да спустись. А поглядишь все, я тебя спрошу, как ты трактор туда потащишь… Идет вроде кто?

По сухому снегу скрипели лыжи — подходил Быстров. И сразу же в вагончике Анны зажегся свет. Придерживая на груди полушубок, она приоткрыла дверь и встревоженно спросила:

— А Николай где? Отстал?

— Остался. Завтра навстречу выйдет.

Он подошел к костру.

— Не туда, Иван Федорович пошли. Тупик здесь для нашей техники.

— Обмишурился, значит, старый, — расстроился Иван Федорович. — Человек один раз был и запомнил, а я, пенек трухлявый, проглядел. Они ведь как близнята, долинки эти. Завтра и я бы разглядел, а тут, на свороте, и обмишурился. Антонович-то теперь расстроится.

— Исправим… Вовремя спохватились.

— Не скажи… Я-то как в глаза смотреть буду? Пойду сам скажу. А то он все с боку на бок… Не спит.

С вертолета было видно медленное движение колонны под самыми скалами вверх, к седловине перевала. Впереди, останавливаясь, отступая, зарываясь в снег, ползли бульдозеры. Вертолет опустился ниже, полетел цилиндр с ярким флажком.

Колонна остановилась. Все собрались возле Бальсиса, и только бульдозеры безостановочно работали впереди, скрытые от остальных выступом скалы. Алексей протянул Бальсису цилиндр. Тот достал записку, прочитал: — «Поздравляем с выходом к перевалу! Молодцы!»

— Спасибо за поздравление! — дурашливо поклонился вслед скрывшемуся вертолету Семечкин. — им наверху мы уже на перевале.

— Принимаем такое решение, — сказал Бальсис, — завтра воскресенье — будем отдыхать. Идти еще много, а все устали. Так?

— Баньку бы, — мечтательно простонал Семечкин.

— С вас дрова, с меня банька, — сказал Иван Федорович. — Еще какая!

— И попаримся? — не веря, спросил Семечкин.

— Лучше, чем дома…

— И пиво будет? — спроси Быстров.

— Сбегаешь — будет. Ты на ногу скорый.

— Куда мне до некоторых, — подмигнул дяде Лене Быстров. — Тут у нас такие есть, что с больной ногой на перевал сбегать успели.

— Проверил? — спокойно спросил Михеев.

— Зачем проверять, когда и так видно.

— Дорожку оттоптал. Чего, думаю, зря сидеть. Холодно…

— С больной ногой?

— Нога моя.

— Вот ему за пивом и бежать, — отвернулся от Михеева Быстров.

— Все! — сказал Бальсис. — Подтягиваемся и отдыхаем. По машинам!

— Есть по машинам! — вытянулся в струнку Алсахай и вдруг замер.

За поворотом у скал, где работали бульдозеры, послышался грозный гул. Снежная дымка повисла над горами. С деревьев попадали языки снега.

— Толчок, — сказал дядя Леня. — Качнуло маленько местность.

— Ребята! — сорвался с места Быстров.

Гул нарастал. Над скалами всползало снежное облако. Все побежали за Быстровым. Путь преградила черная река осыпи. Где-то за ней были бульдозеры. Их надсадный рев стих, и в прозрачном морозном воздухе отчетливо было слышно далекое падение камней.

С трудом пробрались через осыпь. Камни выползали из-под ног, тащили вниз. Наконец увидели почти не тронутый лавиной Кешкин бульдозер. Дальше стоял полузасыпанный камнями, с разбитыми стеклами и помятой дверкой бульдозер Сергея. От него Кешка оттаскивал окровавленного Сергея. Увидев товарищей, он осторожно опустил Сергея на снег, расслабленно выпрямился.

— Закурить… — попросил он у подбежавшего Алсахая.

Спички ломались в его дрожащих пальцах. Не выдержав, он смял и выбросил сигарету.

Анна перевязывала Сергею голову, когда в вагончик вошли Бальсис, Быстров и Дубынин.

— Как? — не выдержав, спросил Иван Федорович.

— В самую середку угадали. Ни взад ни вперед, — хмуро ответил Быстров.

— Без бульдозеров мы не ходоки, конечно. Не миновать подмогу просить, — сказал дядя Леня.

— И в баньке помылись, и отдохнули, — мрачно констатировал Семечкин.

— Почему говоришь, как больной? — вскинулся Алсахай. — Что случилось такое? Ничего особенного не случилось. Наш майор всегда говорил: из каждого безвыходного положения есть выход. Надо только придумать.

— Придумаем, — буркнул Быстров.

Бальсис подошел к Сергею:

— Болит голова?

— Не очень.

— Значит, болит… Иван Федорович, вы про баню говорили. Можно сделать?

— А чего ж. Вы мне палаточку только выделите.

— И палаточку, и помощников. Будем, товарищи, отдыхать, как и намечали…

На камнях, в большом вытаявшем черном пятне полыхал громадный костер.

— Быстренько, ребятки! Навались! — скомандовал Иван Федорович.

Большими жердями сдвинули в снег пылающие ветви, потом подняли и растянули над раскаленными камнями большую палатку.

— Лапничку, лапничку накидайте! — суетился Иван Федорович. — Босой ты на камнях не устоишь, пятки оставишь.

Семечкин тащил охапку пихтовых лап. Заскочил с ними в палатку и тут же выскочил, задыхаясь от жара.

— А теперь пару поддавай! Снегу туда, снегу!

Снег мгновенно таял на камнях, наполнял палатку паром.

Хлестали друг друга пихтовыми вениками, гоготали от жара и ударов; выскакивали в снег и заскакивали обратно. Тракторы светили из темноты фарами на дымящуюся палатку.

— Прошу внимания! — поднялся Бальсис. — Будем считать это нашим первым производственным собранием.

Семечкин отложил гитару, и в вагончике стало совершенно тихо.

— Вопрос на повестке дня один: как идти дальше. Здесь раньше предлагали — ждать помощи. Сомневаюсь…

— Что мы сами без рук? — проворчал Семечкин.

— Можно мне? — поднялся Кешка. — Если я все-таки заведусь и сначала назад по малой. Площадочку растолкаю…

— И оба вниз загремите, — перебил Быстров. — На осыпи вы оба. Шелохнетесь — просыпитесь.

— Осыпь на упоре, — вмешался Дубынин. — Упор дохлый. Оставлять все как есть тоже опасно. Малейший толчок…

— Крепенько, выходит, сели, — тихо сказал дядя Леня Ивану Федоровичу.

— Какие еще будут предложения? — спросил Бальсис.

— Закрепить, — поднялся Сергей. — Троса у нас много. Бульдозер Горина зацепим прямо с краю, через осыпь. Двое возьмут в натяжечку. А мой — сверху…