Мечник

Нет, раньше я так не делал. Максимум, что мне удавалось, так это заставить меч выпрыгнуть из ножен сантиметров на пять навстречу тянущейся за ним руке. Сейчас же, когда эта моя способность фактически оставалась единственным шансом на спасение, я был уверен, что смогу увеличить это расстояние сразу до полуметра. Да только что толку от оружия при связанных за спиной руках? Нет, нужно подождать другого шанса.

Как и в Звахусе, замок герцога Ребо стоял прямо в городе, потому ни рва с водой, ни земляных валов перед ним давно уже не было. На их месте был разбит небольшой парк, огороженный высокой решетчатой оградой с остроконечными пиками поверху.

Не знаю, к какому подъезду нас доставили, но уж точно не к парадному. Широкий коридор, тянущийся от входа куда-то в глубину здания, рассмотреть толком не удалось, поскольку освещался он только факелами двух стражников, проводивших нашу компанию только до поворота на лестницу, по которой нас бесцеремонно потащили вниз, в подземелье. На ступеньках оказалось еще темнее — единственный факел в настенном держателе горел только на нижней площадке для караульных, у дверей в темницу. По пути я скрупулезно подсчитал не только лестничные марши, но и количество ступеней, по которым пришлось спуститься. Маршей было пять, ступеней сорок три. Что мне давала эта информация? Да практически ничего, кроме осознания безальтернативности обратного маршрута — глубина порядка восьми метров, вряд ли оттуда есть другие пути наверх. Плохо, очень плохо!

Сопровождавшая нас процессия была весьма внушительной, где-то впереди меня тащили Висту, со мной шло три конвоира, сзади слышался топот как минимум пяти человек, потому я был уверен, что Кайю и Пайруса ведут вслед за мной. Однако, когда нас с Вистой провели по длинному коридору и впихнули в перекрытую решеткой из толстенных железных прутьев каверну, оказалось, что наших друзей здесь нет.

Пока нас освобождали от веревок, заменяя их на кандалы, я отчаянно всматривался в слабо освещенный коридор, надеясь углядеть, как наших товарищей заталкивают в одну из соседних камер, но все было тщетно. Получалось, что в подземелье вместе с нами они не спускались. Плохо.

— Что нам делать, Тео? — Виста прижалась ко мне, как только шаги тюремщиков затихли на лестнице.

— Пока не знаю, — соединяющие мои кандалы цепи зазвенели, когда я обнял девушку. — Мне бы освободить руки, а там какой-нибудь шанс да подвернется.

— Попробуй снять с меня этот ошейник! — моментально вскинулась подруга. — Порви его или сломай замок! Тогда я попробую разобраться с кандалами.

Задача оказалась неосуществимой. Минут десять я честно пытался совладать с замком, который был хоть и маленьким, но очень прочным. Открыть его без ключа мудреной формы не представлялось возможным. Попытка же порвать сам ремешок тоже была обречена на провал. Во-первых, он оказался усилен тонкой полоской металла, о которую я изрезал руки. Во-вторых, затянут был так туго, что попытка посильнее его оттянуть могла окончиться удушением девушки.

— Эй, голубки! — раздался хриплый голос из камеры напротив. — Я бы советовал вам заняться более приятными делами. Пока вы в состоянии это сделать. Очень может быть, что через какой-то час вы превратитесь в беспомощные куски мяса.

— Спасибо тебе, мил человек, на добром слове! — раздраженно бросила в ответ Виста.

— Я не человек, я гном! — возмутился наш неожиданный собеседник.

— А скажи-ка, гноме, кандалы снять возможно? — поинтересовался я, вспомнив, ходящие в народе слухи о недюжинной силе рук и мастеровитости этого народа.

— Без инструмента, голыми руками? И не мечтай даже! Уж я испробовал все, что мог.

— А что в допросной? Как там все проходит? — не унимался я, пытаясь выудить из гнома побольше информации о том, что нас может ожидать.

— Да мне-то пока просто морду били — за то, что новую подать платить отказался. Через годик обо мне вспомнят, тогда уж не знаю, что будет, — грустно усмехнулся тот. — Но тут некоторых возвращают вниз в таком состоянии, что они и рассказать-то ничего не могут. Только мычат да стонут. Ну и подыхают через день-два.

— Гном, заткнись! Даже в тюрьме выспаться не дадут! — прозвучал откуда-то из темноты недовольный голос.

— Успокойся, серокожий, — спокойно ответил гном, — молодые люди пока не теряют надежды вырваться отсюда.

Эти слова вызвали хохот, перемежающийся с кашлем, у непонятно как попавшего в Унгал орка. В отличии от гномов-ремесленников, чьи артели можно было встретить и в самой захудалой имперской глубинке, орки встречались в основном на юге, поближе к портовым городам. Если конечно не представляли Золотой лес, но эти давние враги Энрата вообще предпочитали появляться в его землях только во время боевых действий в составе своих отрядов.

— Что делает орк в этой дыре, так далеко от Золотого леса? — поинтересовался я.

— Для тебя, мелюзга, не орк, а господин орк! — выкрикнул серокожий и зашелся в приступе кашля.

Хотел было я съязвить этому «господину», рассказав, сколько таких, как он, положил за один только бой в Золотом лесу, да Виста вовремя остановила меня, дернув за рукав. И была совершенно права. Не время и не место для выяснения отношений с товарищами по несчастью, обитающими в соседних камерах.

— Да ладно тебе, Уткул, — рассмеялся гном, — ребята молодые и непростые, наверное, из благородных. И сюда попали явно не оттого, что им вздумалось поучить стражников вежливости, как тебе.

— На самом деле это очень плохо, Дрок, потому что, раз уж их, таких непростых, приволокли в этот подвал, значит, они злоумышляли против герцога. А раз так, то местные умельцы превратят их в бесформенные мешки с костями.

— Спасибо, вы нас очень обнадежили, — печально вздохнула Виста, и я почувствовал, как ее передернуло от нарисованных перспектив. — А острых предметов, случайно, ни у кого не завалялось?

— Сударыня, тюремщики, вне всякого сомнения, редкие негодяи, но отнюдь не дураки, — на этот раз голос гнома был полон сарказма, — отняли все, что представляет для них хоть какую-то опасность.

В это время с лестницы донесся звук шагов.

— Боюсь, что это за кем-то из вас, молодые люди, — по голосу Дрока было сложно понять, сочувствует он нам или тихо радуется в предвкушении хоть какого-то развлечения, способного скрасить унылые будни заключенных.