Ошибка Заклинателя

21.5

Эмма посмотрела в сторону Эрика. Тот шел чуть позади не поднимая взгляд, поддерживая ее под локоть. Видно, что он не понимал ее затеи, но и не собирался препятствовать.

— Можно ли попросить другой инструмент? — поморщилась Эмма. Ей не хотелось напоминаний о заклинателе.

— Может небожительница предпочитает нежную дудочку?

— Не имеет значения, — отмахнулась Эмма.

Их привели в роскошно обставленные покои, с большим балконом, с которого можно было наблюдать нарядную набережную. Эмма первым делом развязала ленты на свернутых бамбуковых шторах, опустила завесу на двух окнах. Затем подошла к дверям, ведущим на верхнюю палубу и затворила их тоже.

В комнате витал сладкий аромат благовоний. Мягкие диванчики обитые ярким шелком расположились вокруг низкого столика. Пока Эмма ограждала их от лишних глаз, молодые прислужники принесли нарезанные фрукты и глиняные кувшинчики с вином.

Эмма потянула Эрика за рукав и усадила того на подушки, сама оставшись стоять.

Зазывала с интересом наблюдал за ними, видимо, пытаясь угадать отношения между молчаливым горцем и ярко одетой южанкой. Наверное, они запоминающаяся пара, чего Эмма желала избежать.

— Можете ли оставить нас наедине? — капризно попросила она, внутренне переживая, смогла ли отыграть роль властной лунны.

— Этот недостойный всего лишь ждет представить музыканта, — поклонился зазывала. — Тот заставляет несравненную ждать и будет наказан.

Из-за спины зазывалы раздался низкий чувственный голос:

— Для этого недостойного получить наказание из рук госпожи станет наслаждением.

Вперед выступил стройный мужчина, с подведенными бровями и подкрашенными губами. Он был красив, ухожен, и в движениях угадывалась походка танцора. В длинных пальцах музыкант держал белую жадеитовую флейту. Замысловатую прическу украшала корона с заколками в виде лилий. Эмме они напомнили сотворенную Адамом шпильку, и ее посетила догадка, что здешний музыкант пытается подражать столичному Айгуо.

— Завяжите ему глаза, — приказала она. — И оставьте нас одних.

В глазах музыканта зажегся интерес, да и зазывала отчаянно хотел хоть одним глазком посмотреть на затею странной парочки, но Эмма отказалась от лакомств, игр, загадок и всего обширного ассортимента развлечений увеселительной лодки.

Наконец они остались одни. Музыкант стоял в углу, с замотанными розовой лентой глазами и флейтой у губ. Он старался принять элегантную позу, выгодно подчеркивающую тонкую талию. Эмма самолично проверила повязку, удостовериться, что тот не подглядывает. Эрик, не выдержав привстал, но Эмма жестом вернула его на место. Она стеснялась и хотела уже побыстрее покончить с этим.

Заиграла нежная музыка, а Эмма окончательно уверилась, что имеет дело с подражателем Айгуо. Ей не хотелось вспоминать свой первый танец в этом мире, но у мироздания были другие планы.

Эмма глубоко вздохнула и закрыла глаза, позволив мелодии направлять движения. Она не умела танцевать и отчаянно стеснялась, поэтому наклонилась вперед и выхватила из рук Эрика маленькую чашечку с вином, осушив ее до дна.

— Эмма… — еле слышно прошептал он.

Она уже скинула туфельки и закружилась по комнате, отстукивая ритм босыми ступнями по деревянному полу. Газовое верхнее одеяние окутало ее красным облаком, вздымалось и опадало в такт движениям.

Музыкант навострил уши, стараясь разобраться в происходящем, а на лице Эрика расцвела улыбка.

Он наконец догадался о замысле Эммы и оценил ее усилия, чтобы он один был свидетелем этого танца. Все, что происходило с ними в эту ночь проводило черту между прошлыми отношениями брата и сестры, и нынешней близостью между нареченными.

Эмма соблазняла его танцем, показывала себя настоящую, без прикрас, без ложной скромности, приглашение на равных.

И Эрик принял предложение, глотнул терпкого сладкого вина из кувшина, и присоединился к диковинному танцу без правил. Они то касались друг друга кончиками пальцев, то расходились по разным углам. Эрик заключал ее талию в горячее кольцо рук, затем кружил над головой. Слышалось их прерывистое дыхание, глухие удары голых ступней, шуршание тканей, еле слышные отрывистые поцелуи. Флейта пела о расставании, любимой темой песней Айгуо, но они праздновали первые шаги навстречу после долгой разлуки. Движение врозь было невыносимым и они тут же впечатывались друг в друга, словно пытаясь стать единым целым. Прическа Эммы растрепалась, высокий хвост Эрика тоже пришел в негодность и он развязал ленту, позволив соломенным волосам рассыпаться по плечам. Они пили вино и танцевали, потом целовались и Эрик опьянел еще больше от вкуса губ Эммы. Это все было ново, и так хорошо, что всю кожу Эрика словно покалывали тысячи острых иголок. Так приятно, что должно быть запретно. Он знал, что ему разрешено все, что угодно. Эмма так открыта и податлива, руку протяни, накрой ладонью и узнаешь упругость и вес груди. Эрику понадобилась вся сила воли, чтобы пообещать себе изведать эти секреты после свадьбы.

Но ведь Эмме ничего не запретишь, и Эрик прикрыл глаза, издав мученический стон, пока ее ладонь оказалась под рубашкой, огладила спину и залезла вниз под завязки штанов.

— Нет? — шепотом спросила она, заглядывая ему в глаза.

Эрик прикусил губу и отрицательно покачал головой. Эмма напоследок еще разок сжала пальцы пониже спины и отступила назад. Запрокинула голову, подмигнула и вновь пустилась в пляс, совершенно неподходящий тягучей мелодии. Затем так же резко вернулась, обхватила его шею руками и приникла для долгого поцелуя.

— Люблю тебя, — так просто сказала она, словно в этих словах не было ничего удивительного.

Признания ведь необходимо ревностно хранить и скупо выдавать лишь пару раз в жизни, а не выдыхать так щедро без предупреждения.