Колония

* * *

Они появились сразу, в биггсовском поле места хватило для всех — распределенного места, где могла бы расположиться иная молодая вселенная, не прошедшая еще стадии инфляции. Говорили все одновременно, поскольку синхронизацию Эрвин провел по всем правилам, и каждый говоривший воспринимал сказанное другими иногда даже раньше, чем фраза была произнесена. На это обстоятельство приходилось делать поправку, никого квантовые эффекты не смущали, разговор был слишком серьезным, чтобы обращать внимание на мелочи.

— Информация известна всем? — традиционно задал вопрос Эрвин, на что получил традиционный утвердительный ответ.

— Вопрос в том, — сказал Левкипп, — допускать ли Чембару в колонию. Проблема: появление здесь личности с абсолютной свободой воли может привести к непредсказуемым в принципе изменениям законов природы, к процессу разрыва Вселенной и, возможно, к гибели Земли. Малейшая вероятность такого сценария недопустима. Земля — это…

— Колыбель человечества… — вставил Константин.

— Да, — согласился Левкипп. — И сама мысль, что из-за какого-то…

— Не какого-то! — несколько возмущенных голосов прервали Левкиппа.

— Эта личность, Чембара, обладает самой свободной…

— Абсолютно свободной от любого влияния…

— Практически свободной, но и этого достаточно…

— …организацией мышления…

— Для него не существует стереотипов, авторитетов, заранее принятых постулатов…

— Он мыслит настолько широко…

— Практически беспредельно…

— Насколько, в принципе, способен мыслить человеческий мозг…

— И при этом, — вставил Эрвин, — полное отсутствие базового образования. Чембара даже о законах Ньютона не слышал!

— Откуда он мог о них слышать, если, едва научившись ходить, стал охотиться с отцом?

— Вот неуч так неуч!

— Но свобода мышления — именно от отцовских генов!

— Вряд ли мы на этот вопрос ответим, не изучив генетическую карту…

— Невозможно, поскольку никто на Земле не удосужился…

— Кому было нужно исследовать ДНК этого человека?

— Однако, — вернул Левкипп дискуссию в главное русло, — все согласны с основным положением: Чембара — неосознанный гений, таких за всю историю человечества было трое, и каждый своим появлением в колонии привел к изменениям в физических законах Вселенной, изменениям в эволюционном статусе…

— Хватит о нас, — встрял Исаак, один из трех упомянутых Левкиппом «возмутителей спокойствия». — Каждый из нас еще на Земле был…

Окончание фразы утонуло в гуле голосов поддержки.

— Оказавшись в колонии, — произнес Левкипп, — Чембара — уж это все понимают, верно? — получит доступ ко всем знаниям и при полной синхронизации окажется самым осведомленным, самым умным и — что важнее всего! — самым свободным в мышлении нашим собратом. Никаких сдерживающих центров в сознании…

— Из чего не следует, — вставил молчавший до сих пор Альберт, — что он использует свою внутреннюю свободу для разрушения такой прекрасной постройки, как нынешняя Вселенная.

— Но нет никаких гарантий, что Чембара этого не сделает, — парировала Мария, сама в свое время порушившая немало природных закономерностей. — Мы хотим рискнуть?

— Нет! — синхронно воскликнули тысяча четыреста девяносто шесть голосов.

И лишь один спустя рассинхронизированную микросекунду личного времени добавил в наступившей внезапно тишине:

— Я бы рискнул. Вселенная выглядит совершенной, поскольку мы ее такой сделали. Но продвинулись ли мы в понимании сути совершенства? Может, это и не совершенство вовсе? Может, изменения назрели и необходимы? Может, именно потому явился в мир Чембара? Человек, который не знает, что нечто невозможно, но обладает такой внутренней свободой, что способен это невозможное…

— Сделать возможным? — ехидно спросил Левкипп.

— Многие из нас были такими, — спокойно продолжал Эрвин. — И мироздание каждый раз менялось, да.

— Многие? — возмутился Левкипп. — Трое! Число — в пределах квантовой неопределенности.

— Верно, — Эрвин предпочел согласиться, потому что припас более существенный аргумент. — Число в пределах неопределенности, а результат? Вселенная всякий раз становилась более совершенной, более выверенной математически, более стройной физически, и жизнь на Земле разве не возникла в результате Третьего изменения законов природы?

— Меня поражает, — добавил Эрвин, — почему сами герои прошлых изменений, сами ниспровергатели истин, эти трое, о которых идет речь, почему они сейчас не хотят допустить в колонию нового и, возможно, самого мощного ниспровергателя?

— Вопрос задан! — провозгласил Левкипп.

— Я, — сказал Один, — уничтожил прежнюю вселенную просто потому, что понял: могу это сделать. Все знали, что это невозможно, я не знал и сделал. Меня до сих пор — миллиарды лет моего личного времени — гложет жуткое чувство: я уничтожил мир, который мог бы развиваться и становиться совершеннее…

— Ты уничтожил мир, — перебил его Чарльз, — в котором так и не зародилась жизнь. Это была мертвая вселенная с прекрасными законами физики. Почти идеальные законы, и мир мог развиваться бесконечно, но в нем не возникла и не могла возникнуть жизнь ни в какой форме. И потому твой поступок — ничто по сравнению с моим. В той вселенной, которую разрушил я, существовали тридцать семь миллионов пятьсот девяносто четыре тысячи сто девятнадцать цивилизаций! Мое стремление к совершенству уничтожило такое множество живых и разумных, что…

— …теперь, — перебил Эрвин, — ты не согласен впустить в колонию Чембару, который почти наверняка захочет перекроить Вселенную по-своему. Влить в наш замшелый и не способный к дальнейшему развитию мир свежую струю…

— Демагогия, — отрубила Мария. — «Свежая струя», «замшелый»… Мы сформировали Вселенную с единственной цивилизацией, а «свежая струя» эту цивилизацию убьет.

— Ты-то сама, — возразил Эрвин, — своим размашистым и ни с кем не согласным разумом убила собственный мир, не так ли? Тебя это мучит — но ведь только после того, как ты это сделала! Верно? Унижая себя в личном времени, растягивая его до бесконечности усилиями совести, ты не допускаешь в колонию Чембару, потому что он способен сделать с Землей то, что сделала ты со своим миром? Поступив, как тебе подсказала внутренняя свобода, ты стала рабыней тобою же созданных законов физики. Прежде ты была свободна абсолютно…

— В том числе от совести, — пробормотала Мария, но слова ее, пусть и ненамного, возвышались над уровнем шума и были услышаны.

— Это главное в нашем почти всеобщем решении! — воскликнул Левкипп. — Совесть! Мораль!

— Нефизические сущности! — парировал Эрвин. — Личность, настолько свободная в мыслях, что способна ниспровергнуть законы природы, безусловно, свободна и от понятий морали и совести! Вы все — вы, кто сейчас не желает перемен, — были свободны от совести и морали! Были свободны, как природа, как мироздание!

— …нами созданное, — вздохнул Альберт. — Возможно, если бы я конструировал уравнения, сообразуясь с совестью, мир был бы…

— О, да! — воскликнул Эрвин. — Ты оставил бы скорость света бесконечно большой, прежняя вселенная не рухнула бы, и не погибли бы миллионы цивилизаций, совесть твоя была бы чиста, но не возникла бы нынешняя Вселенная, не было бы звезд, галактик… планеты Земля… Ты и сам не родился бы, верно? И не стал бы колонистом, и тогда скорость света осталась бы бесконечно большой — если бы, конечно, кто-нибудь другой, такой же, как ты, смутьян, не сделал того, что сделал ты. Совесть, да. Невозможно создать новое, не погубив старое. Если по совести — старое должно остаться. Новому быть не обязательно. И это говоришь ты?

— Пожалуй, я соглашусь с тобой, Эрвин, — подал голос Авраам.