В поисках Витослава

VIII. Точка приложения

— Что будем делать теперь?

— Я заберу тебя к себе. Будешь послушником.

— Что это значит?

— Послушники бывают разными. Они могут быть свещеносцами, звонарями, певчими, алтарниками, старостами храма или чтецами, В качестве чтеца ты не годишься — для этого надо знать порядок богослужения, в алтаре ты прислуживать не сможешь, в певчие не подходишь, а свещеносец — по-гречески, депотат — это будет как раз то, что надо.

— А может, я это… дома останусь? А как же Света?

— Как она сама решит. А тебя я забираю, на тебя контора уже положила глаз. Я так понял, ты ничего не замечал… Тут такое творилось… У меня ты будешь в относительной безопасности.

— Не хочу называться депотатом, это похоже на депутата!

— Неприятно? Правильно! Ладно, есть еще одно слово, тоже греческое: параекклисиарх. Придется заучить его наизусть! Но это будет не сразу, поначалу будешь депотатом. Извини…

— Расскажи, пожалуйста, что ты имел в виду, когда сказал: «Тут такое творилось»?

— Важно не то, что я сказал, а важно то, что без своего камня ты не видишь тонких структур, и, чем дольше ты будешь им пользоваться, тем сильнее будешь запечатывать свое духовное зрение. Пройдет еще какое-то время, и никакие ухищрения не смогут тебе помочь. И я решил пойти на рискованный шаг… Сядь!

Эта команда прозвучала, как выстрел. Я вздрогнул и сел на краешек табурета.

— Сядь хорошо, всей задницей! Закрой глаза!

Я повиновался и сразу же почувствовал такой сильный удар по лбу, что в моей голове все поплыло. После недолгой борьбы с собственным вестибулярным аппаратом равновесие было полностью утеряно, и я, не раскрывая глаз, шваркнулся на пол.

— Плохо! — резюмировал Афиноген. — Очень плохо! Но ничего не попишешь, придется потерпеть.

— Долго?

— Не знаю. Думаю, несколько дней. Несколько часов — наверняка.

Я открыл глаза. Комната вокруг меня качалась и вертелась, а желудок поднялся к горлу и робко постучал изнутри. Я замычал.

— Хочешь выйти?

— М-м-м…

— Давай!

Афиноген подхватил меня под руку и потащил в туалет.

— Чем ты меня так?

— Приложил к твоему лбу свой крест, и он открыл тебе зрение. Извини, это варварский метод, но у нас просто нет времени.

— Просто приложил? Такое ощущение, что ты меня поленом…

— Полено такого эффекта никогда не даст, хотя иногда срабатывает и такой прием. Здесь лучше помогает удар по затылку… Что, никогда ни обо что не бился затылком?

— Бился, и не раз, особенно в детстве, когда проказил — куда-то влезал, откуда-то спрыгивал, падал на льду…

— И что, духовное зрение ни разу не включалось?

— Обычное отключалось… Как правило вместе с сознанием.

— Здесь важна не столько сила удара, сколько направление, и точка приложения. Тебе просто не везло.

— А оно не закроется?

— Первое время не ешь всего, что является зародышем — зерно, особенно пророщенное, яйца, икру…

— Не есть икру — это запросто. А зерно… Это значит, и хлеб нельзя? И яичницу?

В мире еще много всякой снеди, не попадающей под ограничения — молоко, чай…

— Кофе?

— Кофе — из молотых семян. Это зародыши! Мясо, сало и рыба, сметана, творог и кефир, всякая зелень…

— Огурцы, помидоры…

— Если вынуть все косточки… Дальше додумывай сам… Ну, открывай глаза, не бойся, что видишь?

— Кухонная мебель водит хоровод.

— Скажи спасибо, что не танцует вокруг тебя акробатический рок-н-ролл! И это все?

— Вижу Свету. Она курит, дым вокруг нее клубами… Да так густо! Или это не дым?

— Это аура, она живая — видишь, дышит?

— Я боюсь, мне страшно! Выключи, выключи!!!

— Света, дай ему выпить сырое яйцо… Сейчас все ненадолго пройдет. Расслабься. Ты — первый из всех, кому я включал видение, и кому стало страшно. Обычно в таких случаях люди испытывают восторг, проявляют любопытство, сразу бросаются экспериментировать, что-то щупать руками…

— Приложи крест и к Свете.

— Я не хочу, Афиноген, не надо! Я как-нибудь обойдусь!

— Не буду. Ладно, Володя, сколько времени тебе надо на сборы?

— С учетом моих головокружений, час… Нет, два… Мне еще надо все это описать и кое-кому отправить.

— Ты хорошо это придумал, только почта твоя не дойдет, контора уже начала блокировать все твои контакты…. Пиши, а потом я сяду за комп и попробую что-нибудь предпринять… Пиши!

Через два часа Афиноген мягко, как кот, вошел в кабинет и стал у меня за спиной.

— Ну, что? Готово? Так… Так… Про надругательство над патриархом не стоило бы… Не поймут-с, зашорены — дальше некуда… Ладно, твое дело… Сейчас мы переместимся — но не в сам храм, а в служебное помещение во флигеле. Там у меня кабинет и маленькая спальня. Давай попробуем без камня, ладно?

— Нечестно! Ты наверняка воспользуешься посохом!

— Можешь взять его в свои руки. Посох нужен мне, в основном, только для того, чтобы откатывать время. Остальные магические манипуляции я, по возможности, провожу без инструментов.

— Как часто ты откатываешь время?

— Если честно, по нескольку раз в неделю.

— Зачем?

— Хочу сделать мир лучше. Читал «Конец вечности» Азимова? Вот, что-то вроде этого.

— И как, получается?

— По правде говоря, не очень.

— Как давно ты этим занимаешься?

— Лет десять-двенадцать. Кстати, первопроходцами в этом деле были Ян с Витославом. Однажды Ян мне рассказал про эти эксперименты, и я сразу догадался, в чем состояла его главная ошибка.

— Они не сразу сообразили, что надо отпускать серебряную нить.

— Не только. Согласись, что вернуться назад в повествовании может только тот, кто его пишет. Удалил несколько строк, а то и несколько страниц, нажал кнопку «сохранить» — и все. Ядринец же играл роль программного сбоя, своего рода компьютерного вируса. Некто пишет книгу, и вдруг — раз — и из нее пропадает несколько строк! Что этот некто будет делать? Естественно, он наберет их еще раз, а если они пропадут опять, он включит антивирус… В общем, кое-кому мало не покажется.

— Но ведь, у тебя получается?

— Не всегда. Некто, пишущий книгу, часто продумывает разные варианты, и мне иногда удается навести его на мысль…

— Чем он руководствуется?

— Во всяком случае, не стремлением к благополучию персонажей. Ему важна интрига. Книга должна быть увлекательной. Когда мне удается подсказать ему более захватывающий сюжет, он откатывает время. Скажу откровенно: вместо второго исхода вся история могла просто завершиться захватом острова и пленением членов общины. Тогда того, кто пишет книгу, очень огорчил сбой, вызванный самоуправством Боголепа. Тому, во-первых, удалось погрузить в небытие машинный разум, а во-вторых, устроить противоречащее законам физики падение метеорита. Хорошо, что он выбрал для этого события отдаленные время и место, и теперь вот уже более ста лет земные ученые ломают головы над вопросом: «Что это было?». Боголеп, как, впрочем, и Ян родились в рубашках, но никто не ведает, кого и куда заведет новая сюжетная линия. Однажды они даже уговорили Мокошь… Я про историю с пророчеством.

— Помню ее… Ты мо́жешь сам писать свою книгу?

— Для этого нужно иметь качества суперкомпьютера, какого еще не существует в природе, мне по силам только добавлять или убирать микроскопически малые штрихи на общей картине.

— Суперкомпьютера?..

Мы с Афиногеном переглянулись, и обоим в голову пришла одна и та же ужасная мысль.

— Ты намекаешь на МР? — спустя некоторое время тихо спросил Афиноген. Это невозможно. МР — то бишь, машинный разум — тоже один из персонажей великой книги!

— А ты не допускаешь мысли о матрешке?

— То есть?

— О возможности существования книги в книге?

— О боги!!! Что ты предлагаешь?

— Ты можешь создать локальное пространство, отдельный от всей реальностей мир для двоих, со своим течением времени, и перенести нас туда? И, чтобы ни одна живая душа…

— Я подумаю! А пока, как позавчера, сожму наше личное время.

— Я не понял: ты растягиваешь общее, или сжимаешь личное?

— Конечно, сжимаю личное. Это настолько же укорачивает жизнь, но дает возможность не торопиться и все как следует обдумать. Это просто. Смотри!..

Вокруг опять потемнело, снова не включились уличные фонари, пропали люди, машины и птицы. А еще я заметил, что воздух стал как будто более густым и вязким.

— Афиноген, что случилось с воздухом?

— С ним все в порядке. Это тебе, начавшему жить в сто раз быстрее обычного, он кажется более плотным.

— В сто раз?

— Ну, примерно… Твой пульс сейчас — около семи тысяч ударов в минуту, кровь гораздо более густая… Будь осторожен: все мягкое для тебя стало очень твердым. Видишь, газета? Аккуратно попробуй ее сложить вдвое, скомкать… Только смотри, не сломай пальцы!

— Ох! Это не газета, а листовое железо!

— И не делай резких движений! В момент удара твой кулак будет двигаться со сверхзвуковой скоростью. Во-первых, в таком случае ты рискуешь порвать связки, а во-вторых, решив похлопать по спине, пробить человека насквозь. Давай, потихоньку присядем и начнем заниматься делом: то есть, думать.

— А че думать? Надо попасть на аудиенцию к тому типу, который пишет книгу.

— Это практически невозможно. Он находится вне времени и пространства, которые автоматически создаются в процессе написания, когда он пишет — что, где и когда.

— А ты можешь поместить нас в такое пространство… Ну, где нет пространства и времени.

— Сам-то понял, че сказал? Наши тела и наш разум не могут существовать вне времени и пространства!

— А ты попробуй! Ведь мы ничем не рискуем. Не получится — значит, не получилось. Подумаешь!..

— А если получится? Это смертельно! Не торопись, может, у тебя появятся какие-нибудь другие предложения?

— Может, есть кто-нибудь рангом пониже? Должен же кто-то следить за уровнем чернил… Короче, должен же быть обслуживающий персонал?

— Я знаю одного, кстати, ты с ним тоже заочно знаком. Его зовут Мрък. Его обязанность — поедать ненужные события и пространства, не вошедшие в большую книгу.

— Он съедает все-все?

— Кое-что, которое, как он считает, может еще понадобиться, он складирует у себя. Как говорится, мало ли… Но основную массу заглатывает. Ты смотрел фильм «Ланогольеры»? Вот, что-то в этом роде.

— Он один такой?

— Есть еще другие, ребята называли их серыми. Никто не знает, сколько их. Они — нечто среднее между полицией и министерством чрезвычайных ситуаций. Если хочешь, можно попробовать войти с кем-нибудь из них в контакт. Ты готов?