У реки мертвецов

Она в очередной раз оглядела толпу, закусив нижнюю губу.

«Она спешит. Но тогда почему предлагает помощь?»

— Нет.

Она вздрогнула и всмотрелась внимательнее в лицо мальчика.

— Я не уверен, что мне нужно куда-то плыть.

— Я Гермиона, — протянутая ладонь словно вибрировала в руке. — А как зовут тебя?

— Том. Том Риддл.

Гермиона прижала вторую руку к распахнувшемуся рту. В ее глазах блеснули слезы. Том ощущал ее беспокойство так, как будто оно было его собственным. Она была рада и испугана, а ещё растеряна. И все это, смешиваясь в безумный коктейль, опалило его разум.

— Я умер?

* * *

— Он был такой маленький, на вид лет восьми. Может, чуть старше. Тому было страшно. Но, несмотря на это, он смотрел на ситуацию очень по-взрослому. Не поддавался эмоциям, а искал ответы.

Гермиона отходит от окна. Я замечаю, что солнце уже клонится к вечеру. Опустившись в кресло, стоящее напротив меня, она продолжает:

— Но я не знала, что ему сказать. Это был первый раз, когда я смогла найти осколок. Однако, что делать дальше, я не знала. Поэтому я крепче сжала в своей его маленькую руку, намереваясь вернуться на то место, где появлялась в Лимбе, — Гермиона лёгким движением руки начаровывает чайный сервиз на две персоны и тарелку шоколадного печенья. — Вместо этого я провалилась в прошлое детской версии того, кто стал Волдемортом. Передо мной мелькали стены приюта, другие дети, воспитатели, тесная комната со скрипучей кроватью. Даже молодой Альбус Дамблдор. Все детство Тома проходило сквозь меня. Все оскорбления, побои, несправедливость. Но было и хорошее. Его первый разговор со змеей, долгие часы у большого дерева на обрыве, осознание, что с ним все в порядке, и он вовсе не странный, просто другой.

— Так было каждый раз? Осколки возвращали вас в прошлое Тома? — я беру в руки чашку с терпким травяным напитком, улавливая аромат ягод и можжевельника.

— Да. Но всегда в разные его части. Я словно проживала его жизнь в хаотичном порядке. Знакомясь с каждой его версией по отдельности. Сирота. Староста. Отвергнутый сын… Я видела его знакомство с Нагайной, когда она ещё была человеком. Первое открытие Тайной комнаты. Обнаружение диадемы Когтевран, — Гермиона задумчиво откусывает печенье. — Из воспоминаний я всегда возвращалась в реальность. Лимб словно выплевывал нарушительницу его размеренного ритма вместе с ее добычей. Выбившись из сил, я засыпала под неусыпным взглядом красных глаз, смотревших на меня слишком непривычно для змеиного лица. И с каждым разом всё более понимающе.

— Именно об этом вы говорили, утверждая, что Том Риддл — это не только тот, кого звали Волдемортом?

Я готовилась к этому интервью, отыскивая и изучая не только статьи в прессе, но и колдограммы судов.

— Да. Каждый раз, раскалывая душу, он словно терял часть себя. Часть того, что было стержнем его личности. К восемьдесят первому в нем уже не осталось ничего от Тома.

Гермиона кладет надкушенное печенье рядом с чашкой, потеряв к нему интерес.

— Когда вы впервые увидели Тома за фасадом Волдеморта?

Почему-то мне кажется, что ответ меня удивит.

— Утром, после третьего успешного посещения Лимба. Я думала, нет ничего страшнее, чем засыпать, когда Волдеморт поодаль, но проснуться в его объятиях было во сто крат ужаснее. Связь на тот момент уже окрепла достаточно, чтобы мне не нужен был физический контакт. В тот день его даже не было в поместье, когда я погружалась в транс.

* * *

Лимб был все таким же. Серость, бескрайность и неиссякаемый поток душ умерших.

На камнях у воды сидел юноша. Немного устаревшего кроя пиджак был небрежно брошен рядом. Пальцы одной руки запущены в темные вьющиеся волосы.

Том обернулся, тут же встречаясь глазами со стоящей неподалеку девушкой. Миловидное личико с россыпью веснушек казалось смутно знакомым.

— Я умер?

Вопрос тоже звучал привычно. Словно почти растворившееся эхо.

— Не совсем.

Подол белоснежного платья был потрепан и пропитан здешней пылью.

— Тогда почему я здесь? Это ведь Стикс, — Том кивнул в сторону реки.

— Так ее тоже зовут, — девушка неловко кивнула. — Твой крестраж уничтожили, — она мягко опустилась на соседний камень.

«Вот почему я странно себя чувствую».

— Я это не весь я. Только часть. Вот откуда эта пустота, — Том коснулся своей груди, уловив отблеск фамильного кольца на пальце — Что с остальными крестражами?

— Медальон, кольцо и дневник уничтожены. Чаша и Нагайна у тебя. Диадема в Хогвартсе.

«Шесть. Мне удалось».

Тяжелым взглядом он скользнул по лицу собеседницы, задержавшись на ее глазах. Вспомнить, кто она, никак не получилось.

— Кто ты? Почему я чувствую твой страх? — Том резко развернулся к ней, придвигаясь. — Ты жива. Ведь так? Я… Другой «Я» прислал тебя?

Он был слишком взволнован. Было необычно ощущать такой прилив интереса. Множество вопросов раздирали разум.

— Меня зовут Гермиона. Я жива. И часть тебя тоже. Я здесь по его воле. Ты должен пойти со мной.

Она протянула руку. Но как только ее пальцы сомкнулись на его запястье, нахмурилась.

— Ты боишься не меня, — Том еще сильнее сжал губы, переплетая их пальцы. — Нет, не так. Ты боишься того меня, который в реальности. Ты не хочешь быть здесь. Я заставил тебя. Шантаж?

Пара чернильных прядей упала ему на лицо, когда он покачал головой.

— Угрозы?

Ее глаза блеснули сдерживаемым гневом.

— Какой я там?

— Сильный, наводящий ужас, безумный, — Гермиона не выдержала, вырвала руку и отвернулась. — Ты чудовище, Том. Внешне и внутренне. Ты никому не веришь и никого не любишь.

— Вот как, — тихо произнес Том ей в спину. — Я хотел жить вечно. Быть великим волшебником. Хотел, чтобы меня любили. Но это невозможно.

Все-таки он точно просчитал собеседницу. Несмотря на гнев, любопытство в ней побеждало.

— Почему? — ее взгляд блуждал по набегающим на берег волнам. — Я не стану спорить, ты не очень похож на героя чьего-то романа. Однако иногда влюбляются и в таких.

— Именно в такого и влюбилась моя мать, — Том невесело рассмеялся. — Хотя нет, мой отец был хуже. Он был богат, окружён вниманием и бессердечен. А моя мать не могла похвастаться ничем из этого. Но зато она была невероятно хороша в зельях.

Он гордился талантом матери, но презирал ее эмоциональность, передавшуюся по наследству и ему самому.

— Я зачат под амортенцией…

— Ох!

Том почувствовал удивление и волнение собеседницы раньше, чем она, снова повернувшись, положила на его щеку теплую ладонь.

— Это многое объясняет. Мне жаль.

— Меня или ее? — чужая боль кольнула в солнечное сплетение. — Нас обоих.

Глаза Гермионы распахнулись, делая ее похоже на пугливого олененка. Она попыталась убрать руку, но Том остановил ее, накрыв своей.

— Я не хотел.

Гермиона на мгновение свела брови к переносице, а потом ее взгляд, все такой же испуганный, переместился к его губам. Под ребрами собрался щекочущий комок напряжения, однако определить, кому именно из них двоих тот принадлежал, не представлялось возможным. Быть может, обоим? Так же, как одиночество, плотным плащом укрывающее плечи.

Том наклонился к лицу Гермионы, медленно, давая и ей, и себе время передумать. Она не отвернулась, лишь переместила руку, зарываясь пальцами в его волосы, притягивая ближе.

Все чувства смешались в этом прикосновении губ. Страх, боль, потребность, надежда…

* * *

— Это длилось всего пару мгновений, и я оказалась в саду поместья. Передо мной стояли двое. Отец и сын. Только слепой не заметил бы их сходство. Но они отличались не менее, чем были похожи. Темные глаза у Тома были, должно быть, материнскими. Забавная ирония судьбы, — Гермиона задумчиво крутит чашку. — Но не только это отличало их. Риддл-старший был бесспорно красив. Тонкие, даже изящные черты лица, ухоженный, в скроенном по фигуре костюме. Лощеный разряженный франт. Девушки действительно любят таких. Стоит только вспомнить, насколько популярен был Локонс.

Я повторяю ее усмешку, вспомнив недоразумение, захватившее некогда разум доброй половины волшебниц. — Риддл-младший… Том был другим. Пусть ему и досталась во многом внешность отца, весь он состоял из углов и граней. Его лицо, словно у неоконченной статуи Микеланджело, было полно грубых сколов. Жилистый и подтянутый, в противовес раскормленному сытой жизнью родителю, Том одним видом твердил об опасности.

— Что произошло?

Гермиона непонимающе смотрит на меня.

— С его отцом?

— А! Том убил его, — она пожимает плечами, показывая очевидность поступка. — Риддл-старший оскорблял его и Меропу. Называл ублюдком и выродком. Не думаю, что у той встречи мог быть другой исход.

Уже в третий раз ее рука тянется к манжете, в этот раз мне удается заметить несколько тонких шрамов на запястье.

— Наверное, сказалась утомительность этого путешествия и накопленная усталость. Я совсем не помнила возвращение. Но когда открыла глаза утром, мгновенно осознала, что не одна в кровати. Лорд Волдеморт — наитемнеший маг столетия — вполне расслабленно лежал рядом и перебирал мои волосы. Утопическая картина, не правда ли? Вот и я не сразу поверила.

* * *

Шок Гермионы был настолько велик, что если бы сейчас в комнату впорхнул Снейп в розовой пачке, то она бы удивилась гораздо меньше. Мягко, словно имела дело с бешеным зверем, что было не так уж далеко от реальности, она высвободилась из-под руки Темного Лорда. Он никак не отреагировал на ее действия, лишь повернул голову, прищурив глаза.

— Твое путешествие было удачным?

Гермиона кивнула, не в силах заставить себя заговорить. Она еще не в полной мере осознала собственный импульсивный поступок в Лимбе, а уже приходилось снова брести по минному полю настроений Волдеморта. Хотя в последнее время он был достаточно уравновешен. То ли сказывались ее успехи, то ли то, что Орден феникса, казалось бы, затаился.

— Завтра Беллатриса отправится в Гринготтс за чашей. Вы уничтожите ее и змею мечом Гриффиндора. Даю неделю на поиски. После мы с вами отправимся в Хогвартс, — поднявшись, Темный Лорд помедлил. — Постарайтесь отдохнуть.

«Что это? Забота?»

Он протянул руку. Гермиона задержала дыхание, не отводя взгляд. Длинный острый ноготь почти невесомо коснулся ее лица. Отчаянно ища оправдание этой ласке, Гермиона закрыла глаза.

«Если представить…»

Но представить не получалось. Шлейф темной магии, повсюду следующий за этой версией Тома, не давал забыть кто именно перед ней. Отстранившись, она задержала дыхание.

«Такой поступок точно не останется без последствий».

Ответ удивил.

— В Лимбе ты была приветливее, — ни осуждения, ни насмешки. Простая констатация факта.

«Он помнит!»

— Мой прежний облик нравился тебе больше?

В груди поднялась горячая волна негодования и восторга. У нее получилось выдать свой поступок за чистую монету. За симпатию, так похожую на то, что, как она надеялась, все ещё желал Том. Совсем не вовремя Гермиона вспомнила о своих подозрениях относительно странной проницательности Риддла в междумирье и наяву и роящихся в голове вопросах, зачем вообще ему потребовалось собирать разбитую душу, по сути, лишая себя бессмертия.