Перемещение

13. Убийца!

Мне хотелось сесть на пассажирское сидение или даже лечь на него. И то, что ноги мои стали бы неудобно свисать, мне уже не казалось большой проблемой. Но встать с пола я не решалась. Наверно, я даже заползла бы под сиденье, если бы там не было так тесно и грязно. Я всю ночь провела на полу, и утром стала передвигаться по автобусу на четвереньках, чтобы никто не видел меня с автобусных окон.

Меня раздирали три основных чувства, которые усиливали друг друга. Я боялась. Страх от ситуации, в которой я оказалась по чьей-то глупости или злому умыслу, мешал мне подняться с колен. Я успокаивала себя, что на мне до сих пор нет рабского ошейника, и вспоминала слова Коляна, что он завидует мне. Но от страха невозможно было так просто отмахнуться.

Вторым чувством была обида. Они, эти взрослые мужчины, обещали мне безопасность. Старик сказал, что хочет только выполнить свой долг и передать мне знания языка. И он посмел вероломно напасть на меня. На меня одну, девушку довольно щуплую и невысокую, напали двое мужчин. И даже физическая боль меня не так мучила, как именно обида. Что это за мужчины, которые не держат своего слова? В нашем дворе даже бомжи не нарушали слова, если давали его, конечно.

Но самым сильным чувством, буквально разрывающим все мои жизненные принципы, была злость. Впервые я понимала, что способна на жестокость. И этим двоим мужикам с Ксенией Олеговной я горячо желала смерти. Если бы мне кто-то не очень добрый сказал, что они могут умереть только от моей руки и предложил простить их или казнить, я бы только спросила, какое оружие они мне дадут. А если бы мне не дали оружия, я набросилась бы на них голыми руками и придушила от избытка негативных эмоций. Или затащила бы их в автобус, который почему-то сжигал всех посторонних людей.

Но мне было плохо от осознания, что небольшое испытание сделало меня диким жестоким человеком.

И сидя на полу, я сменила окровавленные бинты на своих пораненных ладонях. Порадовало, что воспаление не началось, значит, я хорошо вычистила из ранок осколки стекол. До середины дня я просидела на полу, не реагируя на людей, которые подходили к автобусу. Меня звали и уже знакомые голоса аборигенов, и те, что я слышала впервые. Ксения Олеговна, вообще, несколько раз обошла автобус, выкрикивая мое имя, но я была так зла на всех, что никого не хотела видеть. И еще, когда сидишь, не двигаясь, даже в нагревающимся на солнце автобусе, пить хочется не так сильно. Запас воды и даже сока у меня был, но нужно было питье экономить.

— Покажись! Убийца! — После этого крика в мой автобус полетели камни. Я слышала звуки ударов, и рефлекторно согнулась, прикрыв голову руками.

Камни продолжали биться о металлические стены автобуса, поднимая невообразимый грохот. Но при этом я не слышала, чтобы в салон залетел хотя бы один камень. Чтоб попытаться разобраться в происходящем, я убрала руки со своей головы и стала осматривать салон автобуса. И вначале я не могла поверить в увиденное, но камни, которые бросали в автобус, все-таки, влетали в него через разбитые стекла. Только они испарялись. Маленькие камни, оказавшись в салоне автобуса, пропадали бесследно. А от тех камней, что были большими и при попадании в меня, могли мне навредить, оставалось только небольшое количество пыли, который осыпаясь, пачкал и так далеко не самый чистый автобус. То что камни испарялись было также удивительно, как и то, что люди, оказавшись в автобусе, начинали сгорать.

— Убийца! Ты ответишь за всё! — Удары камней об автобус не заглушали этих криков. И казалось бы я должна была сейчас от страха сходить с ума, но вид пропадающих в автобусе камней образумил меня. Страх, обида и даже злость прошли. Я почувствовали сейчас гордость за себя, ведь я одна в автобусе не горю! Ещё появилось чувство защищённости, ведь добраться до меня никто не может, как бы они не кричали и, чем бы они не бросались в автобус. Я ещё мне захотелось поиздеваться над теми уродами, что пытаются меня запугать.

Надеть чистую блузку и расчесаться я бы уже не успела. Только я сейчас, по-моему, была красива своей уверенность в себе. Я поднялась во весь свой небольшой рост, но людям-то за пределами автобуса я должна была казаться высокой. Уверенно, не обращая внимания на вылетающие в автобус камни, я дошла до водительского места и, нажав на кнопку, открыла дверцу. В этот момент камни перестали биться об автобус. И я стала разглядывать стоящую перед автобусом толпу. Людей было очень много. Мне показало, что даже туман поредел, чтобы я увидела, как много мужчин разных возрастов пришли закидать в меня камнями. А во главе их стоял молодой мужчина, который вчера вместе со стариком пытался вытянуть меня из автобуса. Я с удовлетворением заметила, что половина его лица и руки по самые локти были сильно обожжены.

— Ты убила моего деда! — Указав на меня пальцем, крикнул он.

— Собаке собачья смерть. — Без сочувствия ответила я. И по толпе прошёлся ропот.

— Ты испорченное упрямое существо! — Так витиевато меня еще никогда не оскорбляли. — Мой дед хотел спасти тебе жизнь. А ты затащила его в осколок чужого мира.

«Осколок чужого мира» — так он назвал мой автобус. Наверняка, в этих словах был какой-то глубокий смысл, которого я не могла понять. Но я обязательно в этом разберусь.

Но в слова о благородстве старика я не верила:

— Да ладно, думаете, я поверю вам? Вы не ради меня старались. У тебя и твоего деда был свой интерес.

— Он умер от ожогов. Из-за тебя! — Чувтво вины во мне от посеять не смог. — Мой дед был великим магом. Он гордость рода Магикир и Королевства Пяти Гор! — Мужики из толпы начали вскидывать кулаки над головами и выкрикивать хвалебные слова своему магу. И проклятия с угрозами в мой адрес тоже звучали.

— Ваш старик был клятвопреступником. Он нарушил данное мне слово, поэтому и сдох! — Я этими словами настолько разозлила толпу, что вперёд вышли пятеро лучников и, дождавшись кивка от обожженного представителя рода Магикир, каждый из них начал натягивать тетиву своего лука с вставленной в нее стрелой.

Мне даже стало интересно, успеет ли стрела испариться так же, как и камни, ведь скорость полета у них намного быстрее? Стараясь демонстрировать свое глубочайшее пренебрежение толпе, я, все же, в защитном жесте сложила руки на груди и уставилась на самого высокого из лучников.

— Выходи, проклятая, или ты умрёшь. — Крикнул мне обожжённый, который был лидером и вдохновителем толпы.

— Стреляйте и сами поймёте, кто из нас проклят, внук клятвопреступника. — Сказала я с немалым пафосом.

— Три! — Начал он отсчёт.

— Два! — И острия всех пяти стрел направились в меня.

— Один! Рази! — И раздался короткий свист пяти одновременно выпущенных стрел, направленных на меня. Я наблюдала за самым высоким лучником. И мне показалось, что я вижу, как в меня летит его стрела в замедленном кадре. Вот его пальцы выравниваются, выпуская тетиву. Она распрямляется и стрела вылетает.

Она одновременно с другими четырьмя стрелами влетает в автобус.

Острие пяти стрел уже в миллиметре от моего сердца. Но стрелы испаряясь в воздухе, пропадают так же, как и камни, не навредив мне. Только в моих ногах появилась слабость. И мне пришлось приложить усилия, чтобы победно ухмыльнуться в толпу и с видом императрицы, поднимающейся на трон, сесть на ступеньку.

— Ну что, неудачники? — Сказала я в ошеломлённые лица наблюдавших за мной иномирян. — Будете и дальше позориться?

— Ты не просидишь там вечно. И я отомщу тебе за деда! — Прокричал их лидер.

— Отомстите мне за своего великого лгуна? — Я презрительно приподняла брови. — Лучше идите и займитесь его погребением. Не стоит мужчине бросаться пустыми обещаниями. Если, конечно, словоблудие не родовая черта всех Магикир.

Он чуть ли не зарычал в ответ и, резко развернувшись, ушел. Толпа перед автобусом также начала редеть.

А я вдруг осознала, что понимаю все, что они говорят, смысл каждого слова с оскорблением и проклятием в мой адрес был мне понятен. И они понимала все, что я говорила. Вряд ли толпа так реагировала бы на мои слова, если каждый мужик в ней не понимал смысла моих слов.

Значит, их великий старый маг, все-таки, передал мне знания их языка? Выходит, свой долг перед Отцом города он выполнил. Теперь я знаю язык иномирян и смогу свободно изъясняться со всеми людьми, без переводчиков, которые могли переврать мои слова. Я, конечно, не стала уважать уже покойного старика и жаль его не было, но жизнь моя должна стать проще.