Метка рода

Глава 85

Вейя оглядывая Тамира, но всё плыло. Нет, не могла она прямо сейчас дать ответ. Она ведь отца даже не видела, слова ему не сказала. Как он вернётся — не узнает. Как его князь примет и народ? Вейя замотала головой, сжимая с силой веки — не готова она сейчас идти, не готова.

Пронизала пальцами его волосы, потянула, тукнувшись в шею, Вейю затрясло всю от того, как надтреснулось что-то внутри.

— Прости, Тамир, прости, прости, — всхлипывала, горячие слёзы обожгли щёки, никогда Вейе не было так больно, как сейчас, но оставить отца как? — Прости, Тамир. Я с ним должна пойти.

Каган застыл и стал вдруг таким твёрдым и холодным, как каменная глыба. Вейя цеплялась за него, прижимаясь всем телом. Тамир обхватил пальцами её за шею, заставляя отстраниться, на него посмотреть. Вейя почувствовала, что заживо сгорает, как на костре, под его невыносимо выворачивающим душу взглядом. Губы его сжались в твёрдую линию, а тёмные брови под чуть взъерошенными прядями тёмных волос сошлись, и легла суровая складка между ними, делая взгляд ещё темнее. Вейя невольно сжалась, но вовсе не от страха, а от того, как остро свою вину ощутила, своё предательство, обман. Она обманула кагана, обманула Тамира. Но Вейя не хотела, всё не так, да только как объяснить, что в душе творилось, какая сумятица страшная?

— Ты сделала свой выбор, — разжал зубы, процедил, едва ли не прошипел, выпустил Вейю, чуть оттолкнув, поднялся.

Вейя подтянулась вся, одёргивая себя потянуться, проглатывая слова, чтобы остался с ней. Да только зачем? Она уже сказала всё — ничего не вернуть. Наблюдая, как Тамир одевался злыми рваными движениями, как непроницаем стал стальной взгляд. Всегда горячий Тамир сейчас был холоднее стужи. Вейя пождала дрожащие губы, когда он, одевшись, взял ковш, начал пить жадно, быстро, осушив всё, застыл на миг, а потом — Вейя зажмурилась — когда ковш с гулким треском раскололся о столб. В голове всплеснул звон, что Вейя невольно зажала уши ладонями, зажмурившись крепко, а когда открыла глаза, гэр уже был пустой. Вейя дёрнулась броситься за Тамиром немедленно, да тут же остановила, себя кусая губы до крови, смотря затуманенным взглядом на полог.

— Прости, — прошептала одними губами и потянула на себя шкуры — холод сковал плечи, ручьём протёк между лопаток.

Долгое время Вейя не могла шевелиться, всё вдруг поблекло, закостенело внутри, и бившие через края сожаление, досада, боль — всё вместе — осели где-то на дне. Как глупо всё вышло. Слишком муторно было внутри и пусто, хоть обрела, а что-то другое такое необходимое — потеряла.

Вейя стёрла влажные следы на скулах, смахнув с лица налипшие волосы, вздрогнула, оглядевшись. Нужно собираться и двигаться дальше. Нужно…

Вейя повела плечом, сжав со злостью в пальцах шкурку, откинула её прочь, соскользнула с постели, подхватив с сундука исподнюю, торопливо натянула на себя, хоть пальцы не гнулись. Прочь отгоняя то, что так терзало сердце, выстраивая толстую стену, не позволяя слабости вверх взять, хоть подгибались колени. Одевшись и собрав волосы, Вейя оглядела стены гэра, в которой втолкнули её ещё вчера. Слабо зудела рана на плече, да она успела затянуться, и рабыня, что вчера смазала крепко пахнущей мазью, помогла сильно.

Вейя выждала ещё, ожидая, что за ней придёт кто-то, гадая, что будет теперь, думая всякие мысли, перебирая и отсекая их, но одно знала точно — Тамир не отдаст её назад, чувствовала нутром. Буря, что рвала сердце, немного поутихла, вытеснили все чувства горькие другие переживания — мысли об отце и беспокойство, что Янар передумает отпускать пленного, его-то Вейя не знала, хоть с Тамиром одни корни имели, а всё же кровь у них разная. Вейя вся истерзалась, да только так и никто не пришёл к ней, а за стенками уж шум поднимался.

Не в силах больше ждать, понимая, что греет надежду, и Тамир вернётся, вышла наружу. И сразу шквал звуков обрушился на неё: мелькали повсюду дайчаны, сгрудились у костров простые хазары, видимо, и ещё какие-то торговцы. Даже повело от суеты. Вейя скосила взгляд на стражников, что рядом были, да те её не задержали. Вейя огляделась, не зная, к кому и обратиться, да рано обеспокоилась — из-за гэра вышел Тугуркан.

— Пойдём за мной, — сказал только и лишним словом не обмолвился, хоть батыру было что сказать, ведь ушла из-под его носа из аила Барайшира.

Вейя шла послушно, сохраняя молчание, сжимая губы, чтобы Тугуркана не окликнуть и спросить о кагане, где он сейчас. Старалась не смотреть ни на кого, только на светлевший окоём, да всё равно невольно оглядывала становище, высматривая взглядом хазарина. Да не находила. По следу Тугуркана следовала, и ноги с каждым шагом слабли от предчувствия долгожданной встречи. Они прошли майханы и костры, вышли к стойбищу, и тут Вейя аж с шага сбилась, когда среди воинов Тамира увидела Гремислава. Сделала шаг вперёд неуверенный, Тугуркан чуть отступил, давая Вейе дорогу. В бег пустилась, не замечая никого, всё окружение смазалось, только ярким пятном мелькало через верхи майханов золотистое око, что поднималось над степью и лило тепло на землю, согревая.

Гремислав боком стоял возле коня, что, верно, ему дали только. Он оглаживал гриву да вскоре заметил что-то, повернул голову, глаза щуря на свет. Даже издали Вейя видела, как менялось его лице: побелело, вытянулась, а глаза повлажнели будто, да тут же зажглись самым ярким костром.

— Дочка… — дрожащий родной голос, который Вейя уже потеряла надежду услышать, коснулся слуха, когда она ткнулась в грудь воеводы, обнимая его крепко. — Как ты тут очутилась?

Тяжёлые ладони огладили волосы, сжали чуть плечи, Вейя чувствовала, как дрожат его пальцы, слышала, как колотится сердце в груди камнем, Вейя ткань рубахи собрала в пальцах, осмелившись, подняла подбородок, встречаясь с взглядом отца, улыбнулась, видя, как собираются морщинки вокруг его глаз, ставшие ещё глубже немного за это время скитания в неволе, да всё равно молодые, хоть борода прибавляла лета.

— Искала тебя, долго искала.

Сошлись в суровой хмурости, как бывало раньше, густые брови, беспокойство всколыхнулось в голубых глазах и тут же погасло, расправилась и складка на лбу.

— Расскажешь всё, потом, не сейчас. Домой сейчас, дамой, дочка, домой… — огладил плечи, очерчивая взглядом от макушки самой, будто убеждаясь, что она эта, живая, невредимая, перед ним стоит. И снова прижал к груди ещё крепче, стискивая в надёжных отцовских объятиях.