Метка рода

Глава 40

Дыхание даже задержалось в груди, когда Тамир повернулся к ней и уж глаз не отрывал, хоть и понимал — слишком пристально смотрит, любой, кто бы сейчас глянул на него, прочёл многое по его взору.

Что разжигает в нём эта зеленоглазая полянка? Тамир и сам хотел бы знать. Что испытывает, когда она попадается на глаза? Любопытство? Восхищение? Желание следить за ней, следовать запаху. Как пахнет она? Тамир, кажется, даже издали слышал аромат её волос, кожи. Его шатало, едва только думал о том.

Вейя растерянно и бегло окинула взглядом всех, ни на ком не задерживая, прошла к столу, в ту часть, где сидели женщины. Тамир с жадностью оглядывал её белёное льняное платье, прихваченное тонким пояском под округлой грудью, широкие рукава его скрывали хрупкие запястья, на голове узкая тесьма с тяжёлыми кольцами, поблёскивавшими на скулах. Всё притягивало в ней — каждая мелочь, черта. И вроде те девицы, что пришли с княгиней, так же нарядны на усладу всем, красивы, что дорогие клинки, но в глазах их будто и не было ничего, только робость излишняя, а пустельга его пусть боялась, но смотрела так, что внутри жар плескался, делая дыхание жарким тугим.

Тамир сжал челюсти, играя желваками, представляя, насколько, должно быть, у неё горячие губы, только и ласкать: чуть полные, сочные, как редкая спелая ягода, которой в степи не сыскать, искушают попробовать, какие сладкие они… И с чего он так внимание на ней заострил, словно коршун над своей добычей, будто не ждёт его в шатре горячая томная Унэг, будто и не брал пылко весь путь к полесью?

Тамир не заметил, как пошли за столом совсем другие разговоры — весёлые, шумные, тяжесть от пересудов спала, а после первой чарки мёда и вовсе легко стало мыслям и телу. Увлекали всё больше мужи поляновские воинов его, даже самые суровые сейчас спорили о чём-то, пытаясь разъяснить на своём языке с усердием старательным. Тот же Тугуркан — суровый сдержанный воин. Никогда Тамир не видел его таким распалённым, и остальные тоже не отступали, охотно говори о чём-то с воеводами княжеским — впереди вместе путь долгий держать. Тамиру тоже приходилось вникать в речь и вступать в беседу с Годуяром. Князь, повеселевший изрядно, выпил с ним не одну чару мёда. От запаха браги — тягучего, кисло-сладкого — всё душней становилось в гриднице, ощущалось, как качались в воздухе густые тяжёлые запахи съестного, смешанные с мужицким потом. Тамир всё старался не смотреть в ту сторону, где сидела пустельга, да не выходило, а едва встречался с ней взглядом, будто выжигало изнутри, и в горле пересыхало разом от блеска больших чистых глаз полянки. И она ловила его взгляды, хоть и отворачивалась сразу, делая вид, что случайно выходит, не замечать старалась.

— Надеюсь, в бою найдём мы удачу свою и дружба наша только крепче станет, — грянул рядом Звенимир.

— И я тоже надеюсь на то, — отозвался Тамир, бросив взор на Далебора — тот не менялся в лице, оставаясь не в духе совсем.

— А как вернёмся — как раз к зиме, будем свадьбы справлять и пировать долго, — подхватил Белотур, погладив лохматые усы, ненароком глянув в сторону молодых девиц.

— Твои сыновья — гордость рода, — согласился Звенимир, — дочерям, смотрю, приглянулись.

— А ты, Годуяр, почто не знакомишь племянницу свою, что привёз с собой из самого Годуча? — приосанился вдруг Звенимир, щуря глаза хитро.

Далебор аж оживился, повернувшись резко, обращая острый взор на князей. И ясно стало Тамиру, кто сейчас ему нутро всё баламутит — и как раньше не догадался?

Рёбра под кафтаном стали расходиться во вдохе туже, Тамира словно сдавило всего от понимания, сколько вокруг его птички кружится соколов, и каждый хочет поймать её в свои когти, утащить и завладеть.

Годуяр чуть отодвинулся от стола, и каждый из мужей выжидающе глазел на него, а тот будто нарочно медлил, хоть уже — видно по нарочитому спокойствию — принял решение. Стало быть, не одну ночь размышлял о том князь. И ясно, конечно, выгоду он свою в том искал с тщанием.

Годуяр выжидающе глянул на Ведозара. А тот хмыкнул в усы. И уж не гадай — сговорились. Заранее всё обсудили. Сжались кулаки сотника, вздрогнули в гневе ноздри. Звенимир брови приподнял, кивнул одобрительно. Самого Тамира как о землю приложило, будто сбросил его дикий жеребец — так и вздрогнуло всё нутро, и в голове зазвенело. Ведозар, может, и достойный муж, но не для неё — пустельги дикой, смелой, отчаянной. Как она будет с ним, с этим стариком?

Поманив челядинку, Годуяр велел ей что-то, та кивнула торопливо и уже скоро оказалась она подле княгини, к Вейе прокралась и передала слова князя. Вейя — Тамир даже издали видел, как побелела, в больших глазах растерянность всплеснула, но тут же утихла — велению родича своего последовала, поднялась со своего места, направилась прямиком к ватаге мужчин.