Плач к небесам

2

Два часа Тонио оставался в комнате с отцом.

Тело убитого остыло, а все огни погасли. Свечи растаяли, а угли в очаге превратились в пепел. Тонио хотел накрыть Карло его черным табарро. Хотел придвинуть его руки ближе к телу. Но ничего этого он не сделал. И когда стало совсем темно, поднялся и молча вышел из дома.

Если кто-то и видел, как он появился из боковой двери, то он сам этого не заметил. Никто не преследовал его, когда он шел по так хорошо известным ему улочкам. Ни одна тень не кралась за ним, когда он шел по широкой пустой площади.

Когда же он подошел к дверям собора Сан-Марко и увидел, что они заперты, то в растерянности остановился, как человек, который не в состоянии сразу понять, что никак не может войти туда, куда хочет.

Наконец он прислонился спиной к колонне портика и посмотрел на черное небо над смутными очертаниями колокольни.

В окнах государственной канцелярии горело лишь несколько огней. Но двери некоторых кафе на площади еще были открыты, несмотря на дождь. Люди, спешившие по площади навстречу ветру, не обращали на него никакого внимания.

Вскоре руки и лицо у Тонио совсем закоченели от холода. Тем не менее он не сходил с места. Вся его одежда промокла под косыми струями дождя.

Ночь продолжалась. Часы отбивали час за часом. Кофейни потушили огни, и даже нищие покинули аркады. Город вокруг него погрузился в сон.

От цивилизации остались только отбивающие время часы на башне и неровный свет нескольких факелов вдалеке.

Тонио казалось, что боль и холод, которые он чувствовал, сливаются воедино. Он не мог поверить в правильность своего поступка и чувствовал потребность представить себе тех, кого любил, ощутить их присутствие. Ему было недостаточно повторять их имена, как молитву. Он воображал, что находится в каком-то тихом и безопасном месте с кардиналом Кальвино и пытается объяснить ему, что же произошло.

Но это все были лишь мечты.

Он был один, и он убил своего отца.

И если ему суждено сейчас уйти, то ему придется нести это бремя всю оставшуюся жизнь. Он никогда и никому не расскажет, что произошло. Он никогда и никого не будет просить об отпущении грехов или прощении.

Наконец, когда почти рассвело, Тонио натянул поглубже капюшон плаща, чтобы можно было скрыть лицо, и пошел на площадь.

Оттуда взглянул на монументальные здания, когда-то казавшиеся ему границей мира, а потом повернулся и покинул Венецию навсегда.