Обыкновенные монстры

36. Истина алхимика

Комако наблюдала за тем, как Рибс, поплотнее запахнув тяжелый плащ, проходит мимо столбиков вдоль дальней стороны дороги и переступает порог свечной лавки, как за ней закрывается дверь. В темных окнах магазина искаженно отражалась мокрая улица. Рядом беспокойно пыхтел Оскар.

Прошло пять минут.

Затем десять.

– Ну все, – не выдержала Комако. – Идем за ней.

– А мы не должны ждать ее тут? – спросил Оскар. – Ты разве не так сказала?

Комако вытерла с лица капли дождя:

– Напомни, кто у нас придумывает планы?

– Ты.

– Я. Так что если не хочешь ждать тут один…

– Не хочу, – тут же ответил Оскар.

Внутри лавки было очень тихо и темно. Выходившие на улицу окна были заляпаны копотью и едва пропускали дневной свет, и без того сумрачный от дождя. Дверь с грохотом захлопнулась за ними, и на мгновение Комако замерла, давая глазам привыкнуть.

Воздух внутри казался застоявшимся, нездоровым. В ноздри бил запах жира, масла и чего-то резкого и противного, похожего на щелочь. Возле двери располагались высокие башни из покрытых печатями и штампами деревянных ящиков с промышленными свечами.

Комако осторожно шагнула вперед, снимая перчатки. Это была тесная лавка на углу здания. У дальней стены располагался прилавок. Низкий потолок протекал много лет, и его покрывали коричневые пятна. Когда глаза Комако привыкли к полумраку, она двинулась вперед по длинному коридору, загроможденному банками, жестянками и мотками веревки разной толщины. Оскар шел следом, его мокрые ботинки тихо поскрипывали. Из глубины магазина доносились голоса. Точнее, два голоса.

Но ни один из них не принадлежал Рибс. Говорили явно мужчина и женщина, возможно супруги. Женщина была чем-то недовольна и ворчала. Комако пригнулась и осторожно двинулась дальше, но заметила кое-что под полкой и замерла. Аккуратно сложенный мокрый плащ. А рядом с ним – простое серое платье, сорочку и пару сырых ботинок.

Оскар присел рядом с ней, качая головой.

– Она разделась, Ко, – прошептал он. – Разделась и стала невидимой.

– Потрясающе.

Комако с раздражением подумала, что основной талант Оскара – констатация очевидных вещей. Невидимая Рибс могла быть где угодно. Но если она разделась, то, скорее всего, заметила что-то, требующее осторожности. Им с Оскаром тоже следовало быть настороже.

– Эй! Вы! А ну стоять!

Комако подняла голову. Над ними нависла грозная пожилая женщина в кожаном фартуке и с повязанными платком волосами. Она говорила без шотландского акцента. В одной руке она сжимала деревянную ложку. Второй руки у нее не было.

– Вы чего тут шаритесь?

– Мы не шаримся, – спокойно ответила Комако, отчетливо выговаривая каждое слово, и откинула капюшон. Оскар поступил так же.

– Да тут какая-то узкоглазая девчонка, Эдвард, – воскликнула женщина и посмотрела ребятам за спины.

Обернувшись, Комако заметила, что в другом конце прохода, преграждая им путь к двери, стоит грузный пожилой мужчина с неухоженной бородой, в которой виднелись частички табака. Его волосатые запястья покрывала грязь.

– Да еще и по-английски лопочет, точно королева!

– Хм-м, – протянул мужчина.

Услышав его имя, Комако подняла подбородок и, проигнорировав оскорбительное замечание пожилой женщины, спросила:

– Мистер Эдвард Олбани? Это вы, сэр?

– Хм, – снова хмыкнул мужчина, и брови его подозрительно опустились.

– Как раз вас мы и ищем, сэр. Мы из института Карндейл. Вам о чем-то говорит это название?

Комако наблюдала за лицом старика, чтобы увидеть его реакцию на свои слова, но во взгляде его не отразилось ни малейшего понимания. Она повернулась к женщине, но та, казалось, тоже ждала, когда Комако скажет еще что-нибудь.

– Ну, продолжай, – произнесла она. – Что дальше-то?

– Разве вы ничего не поставляете в институт? – спросила Комако, которую вдруг охватило сомнение.

Эдвард Олбани нахмурился и беспомощно посмотрел на женщину. Комако заметила, что в нем, несмотря на немалый возраст, есть что-то детское. В одной руке он держал несколько мотков проволоки. Повесив их на крючок у одной из полок, он пожал плечами и направился в другую часть магазина. Его тяжелое дыхание было слышно, даже когда он скрылся из виду.

Оскар из-под полуприкрытых ресниц бросил на нее вопросительный взгляд. Рибс по-прежнему не было.

– Так что ты хотела, девочка? – спросила женщина, беря инициативу на себя. – Поставки, говоришь? Мы доставляем товары, но только в черте города. Нас тут только двое, понимаешь ли. Да и мы уже не те, что были раньше. Так откуда ты, говоришь?

Она придвинулась – и Комако почувствовала запах щелочи и жира. С ее единственной руки до запястья был будто смыт весь цвет, так что она казалось серой, а обрубок другой напоминал кусок сырого мяса. Белки ее слезящихся глаз пожелтели от старости, голода или какой-то болезни. Комако поняла, что, несмотря на грубость, эта женщина не такая уж и суровая. Просто она была бедна и прожила тяжелую жизнь.

– Сдается мне, вы оба промокли до костей, – пробормотала женщина. – Весь пол мне заляпали.

– Да, мэм, – кивнула Комако.

– Будет тебе. Я, кстати, миссис Фик. А вам не мешало бы согреться. В задней комнате есть маленькая печка – от нее жару как от молодого распаленного коня. А тебя как звать, дружок?

– Оскар, мэм.

Комако почувствовала, что напряжение спадает.

– Миссис Фик, – начала она, – вам знаком человек по имени Генри Бергаст? Мы здесь из-за него.

Женщина задумчиво постучала себя по подбородку деревянной ложкой.

– Бергаст, Бергаст… – пробормотала она. Вдруг глаза ее сверкнули. – Как же, знавала одного.

Комако разгладила руками платье.

– Так вы его знаете?

Лицо миссис Фик потемнело.

– С белой бородой? И красивый, как черт? Ага, – кивнула она. – Нрав у него тот еще… О да, сдается мне, я его знаю.

Комако не представляла, что говорить дальше. Она думала, что им придется пробраться внутрь лавки, возможно, подслушать что-то, но уж точно не знакомиться с ее хозяйкой, совладелицей или кем она там была. Да еще такой… услужливой.

– Миссис Фик, – начала она. – Мы здесь по поводу поставок, которые Карндейл получает каждые две недели. И… э-мм… пассажиров из кареты. Нас направили к вам. У нас есть кое-какие вопросы…

– Направили сюда? В мою лавку? Кто же, дорогуша?

– Это очень сложно объяснить…

– Как и вообще многие вещи, не сомневаюсь.

Миссис Фик прищурила глаза:

– Скажи-ка мне правду. Генри знает, что его сбежавшие подопечные суют нос в его дела?

Глаза пожилой женщины вспыхнули – всего лишь на мгновение. Но достаточно грозно. Комако быстро развернулась, притягивая пыль к пальцам.

Но из-за полок уже появился Эдвард Олбани и навис над ней, сжимая в руках дубинку. Потом все случилось очень быстро. Старик с размаху опустил тяжелую руку, опрокинув пару кувшинов, и Комако услышала крик Оскара. Она призвала пыль, но было уже поздно: его рука снова взлетела вверх и опустилась – и голову девочки наполнила жгучая боль, глаза ее закатились. А потом она вдруг почувствовала покой, все звуки стихли, и мир погрузился во мрак.

Невидимая Рибс пряталась за прилавком, молча наблюдая, как ее друзей бьют до потери сознания. Она даже пальцем не пошевелила, чтобы помочь им, и, когда пожилая женщина быстро заперла входную дверь и перевернула табличку на «Закрыто», девочка не шелохнулась и не попыталась подойти ближе. После долгой бессонной ночи поддерживать невидимость было трудно, кожа горела, суставы ломило. Самое главное сейчас было сохранять спокойствие.

По правде говоря, она немного сердилась. За нетерпеливость Комако, за хитрые вопросы пожилой женщины. Конечно, это была глупая затея – пробраться в Эдинбург, чтобы выяснить, что замышляет Бергаст. Нужно было сказать Ко прямо. Черт, она ведь пыталась. Но разве ее кто-нибудь слушал?

А теперь их могут убить.

Сама же Рибс соблюдала осторожность с самого начала. Проскользнув в лавку, она подняла руку, чтобы заглушить висевший над дверью колокольчик, осторожно закрыла дверь и медленно двинулась по одному из коридоров. Послышались голоса. Девочка резко присела и прислушалась. Одним из первых слов, что она услышала, было слово «Карндейл». Она молча разделась, вытерла волосы рубашкой, а одежду спрятала. Когда Рибс смотрела вниз на свои руки и ноги, но видела лишь пустоту, это всегда вызывало у нее головокружение, а еще в животе все на мгновение сжималось, как при падении с большой высоты. Но это чувство, как и всегда, быстро улетучилось, ее мысли прояснились. Девочка подползла вперед, чтобы лучше расслышать разговор.

Однорукая пожилая женщина говорила что-то о поставках. Этой ночью, похоже, должна была случиться очередная, и она советовала седому мужчине обращаться с ящиками как можно осторожнее. Их содержимое – что бы там ни лежало – похоже, было хрупким и имело огромную ценность. Мрачный старик только молча кивал в такт ее указаниям. Потом женщина пробормотала:

– Скоро, совсем скоро. Бедняга глифик долго не протянет, его уже ничем не спасти. Пчелиным воском дыру в лодке не заткнешь, как говорил мой мистер Фик. А там наверху – пчелиный воск, а то и хуже. Нет, Генри не будет откладывать это дело в долгий ящик.

Старуха резко замолчала и подняла свое лицо; белки ее глаз были желтыми. Рибс затаила дыхание. Женщина смотрела в ее сторону, как будто могла видеть ее.

Но в этот момент хлопнула входная дверь; Рибс оглянулась: это были Комако и Оскар, оба в насквозь мокрой одежде, с которой капала вода.

И вот теперь эти тупицы валяются на полу. Хозяева лавки довольно осторожно подняли детей и понесли к лестнице, ведущей в подвал, стараясь, чтобы их головы не задевали полки. Рибс показалось, что старуха не желает незваным гостям зла.

По крайней мере, пока.

Из задней части лавки на второй этаж вела старая шаткая лестница, и Рибс поспешила к ней. «Там наверху», – сказала старуха. Ко и Оскара, конечно же, нужно было спасать. Но после этого у них не будет возможности как следует осмотреться, поэтому для начала нужно разведать обстановку.

Тихо, стараясь ступать на внешние края ступеней, чтобы они не скрипели, Рибс поднялась наверх.

Комако открыла глаза. Вокруг царила темнота. В голове пульсировала кровь. Она попыталась повернуться и увидела, что ее покрытые пятнами руки связаны спереди, а карманы вывернуты наизнанку. Рядом с собой она заметила Оскара, тоже связанного. Они лежали на полу плохо освещенного подвала, прямо на холодной и влажной земле.

– А, очнулась. Ну отлично.

В полутьме, переставляя ящики и пиная ногами какой-то мусор, возилась миссис Фик; ее приглушенный голос напоминал скрип. Комако застонала и тряхнула головой, чтобы прояснить мысли.

– Это все Эдвард, – сказала женщина. – Мне жаль, что так вышло. Он не знает своей силы. Но осторожность никогда не помешает. Минутку, сейчас кое с чем разберусь…

Должно быть, она нашла то, что искала, потому что замолчала, а через мгновение в подвале зажегся свет, и Комако наконец-то смогла разглядеть, где они находятся. Это была лаборатория. Под потолком вдоль стен шли стеклянные трубы, по которым медленно переливалась какая-то жидкость, в двух углах комнаты располагались печи, в которых что-то булькало. На книжной полке лежали большие тома, и от их веса она прогибалась. Рядом с Комако стояло длинное деревянное корыто, наполненное сотнями копошащихся белых жуков. Вдоль дальней стены выстроились покрытые пылью ящики и бочки, в темноте вырисовывались очертания банок с какими-то мертвыми созданиями. За длинным столом в центре комнаты, переставляя с места на место банки и книги, деловито суетилась миссис Фик, которая готовила какой-то отвар. К своей культе она прикрепила странное приспособление – железный крюк с подвижными когтями, которые приводились в движение с помощью шестеренок и рычагов. Крюк держался на кожаных ремнях с пряжками, опоясывавшими ее грудь и проходившими за плечами. С его помощью женщина ловко передвигала банки, поднимала коробки и избавлялась от проволоки, закреплявшей крышки банок. Комако изумленно уставилась на нее.