После войны

— Завелась у нас в окрестностях о том лете пакость какая-то. Сначала козлёнок пропал, потом корову обглоданную нашли. На волков грешили; зима лютая была, много диких зверей полегло, серые разбойники от голода могли и обнаглеть. А потом люди пропадать начали. Бабка Нюха, потом ещё Савель — он бобылём за околицей жил. Когда мальчонка малой, Иська, сын Рябого, светлая ему память, пропал, поднялись мы всем селом, окрестные леса обошли, кладбища — и новое, и старое, — да только ничего не нашли. Всего за лето шесть человек пропало, боялись поодиночке уже в лес ходить. А как первый мороз ударил, ещё и снег лечь не успел — как ведьма отшептала. Зимой даже волки смирные были. А вот недалече как на рассвете обнаружилось, что опять вернулась, тварь: дед Матай пропал.

— Совсем пропадали? Или что-то всё-таки находили? — прагматично уточнил я, прицеливаясь к последнему куску рыбы. Я был уже вполне сыт, но оставить такую вкуснятину на тарелке не мог.

— Только косточки и обрывки одежды, — призрак сотворил распространённый обережный знак, косой крест от плеч до пояса сжатой в кулак ладонью. От него пыхнуло сизым дымом, я закашлялся, а сам хозяин постоялого двора только недовольно поморщился; видать, не впервой так попадает. Из-под стола раздалось насмешливое хмыканье, но Тень предпочёл на этот раз воздержаться от комментариев: кажется, ему тоже было интересно послушать.

Да, ничего себе у них "пропали"…

— Какие-нибудь следы?

— Ничего не нашли, только следы зубов. По всему видать, что-то крупное — зубы как у матёрого волка. А так чтобы прикус было видно или хотя бы размер пасти — нет, всё в лоскуты, — мужчина махнул рукой.

— Ладно, где останки последней жертвы? — я мужественно отодвинул тарелку с оставшимися яйцами и хлебом, и с удовольствием хлебнул парного молока на дорожку.

— А… Да тут, недалече, во дворе дома евоного, — беспечно пожал плечами мой собеседник. Я замер, не донеся кружку до стола.

— Люблю я людей, — прокомментировали из-под стола так, что слышно было лишь мне. — На косточки крестится, а что мужика в его собственном доме сожрали — это между делом.

— А где остальных находили? — медленно поставив кружку, я внимательно уставился на призрака.

— Ну, дык, — растерялся он. — Козлёнка с тёлкой на опушке нашли. Нюху тоже в лесу, Савеля подле бани его. Иську на берегу речки, а остальных, почитай, в деревне.

Из-под стола раздалось пакостное хихиканье, а я рывком встал, отодвинув кружку, и затянул ремень.

— Али мысль какая появилась, господин офицер? — елейным тоном поинтересовался призрак, тоже вставая.

— Появилась. Веди к деду этому… Как его? Матай?

— А, не извольте беспокоиться, следуйте за мной! — радостно протараторил мужик и кинулся к двери.

Мне бы его радость!

Ни одна тварь не приблизится к человеческому жилищу. В деревне все дома освящённые и увешанные оберегами, да и без них запах человеческого жилья нечисти не нравится. Вот запах тёплой человеческой крови — вполне, а запах дома они ой как не любят.

Только одна тварь безбоязненно может войти в деревню. Человек. Или что-то, что когда-то им было…

Вспомнив карту боёв в этом районе, я едва не застонал от злости и обиды: догадка всё укреплялась и укреплялась. Два года назад, когда мы уже гнали некросов обратно к их логову, по крохам вырывая у них и исцеляя родную землю, в этих местах, чуть севернее, шли тяжелейшие бои у речки Орьки. Я в то время был на южном фронте; туда бросили самого Черепа с его отморозками, и огневики вроде меня были на вес золота, даже на телепорты не скупились — уж больно нас прижали. А здесь всё было достаточно обычно.

Десяток лет назад, когда я только начинал свою службу после окончания ГУБМ, к некромантам я относился вполне спокойно; у нас была целая кафедра, занимавшаяся этим разделом магии. Вроде, нормальные ребята. А сейчас, после войны, которую мы, хвала богам, выиграли, пусть и с огромными потерями, едва ли найдётся во всей стране человек, относящийся к ним с симпатией. Так что моим коллегам с Мёртвой кафедры не позавидуешь. Если уж даже я инстинктивно испытываю отвращение при упоминании одного только названия этого направления!

Наверное, просто не надо пускать некросов к власти. Власть развращает; и если большинство других магов и обычных людей, дорвавшись до нее, могут удариться во всяческие излишества и удовлетворение собственных маленьких жадных желаний, то некроманты жаждут лишь одного — ещё большей власти. Видимо, иллюзия владычества над смертью окончательно сносит им мозги. А уж когда некросы захватили власть в целом государстве…

Уже тогда находились умные люди, которые предсказывали большие проблемы в связи с подобной сменой власти в Домании. Даже начали предприниматься меры по борьбе: велась разведка, теоретики глаз не смыкали. Только, видимо, недостаточно старались.

С некромантами, способными поднять всех мёртвых солдат в виде нежити, очень трудно бороться. Хорошо действует магия огня, неплохо — магия воды, чуть хуже земля, а от воздуха, как правило, толку мало. А убить опытного некроманта и вовсе дело трудное. С тем же Черепом, одним из доманских генералов, еле справились. Его раз восемь убивали, а уж сколько провалившихся покушений было — не сосчитать! Только нежить она и есть нежить, а если настолько высокого уровня — вовсе страшно.

Но самое страшное не бои. Самое страшное — видеть следы войны, следы деятельности этих тварей, которых людьми-то назвать язык не поворачивается. Истощённую землю, мёртвые деревни; некросы почти не брали живых пленных. Зачем, если убитого потенциального врага можно поднять в виде своего же солдата? А ещё — самопроизвольное поднятие нежити поблизости от мест крупных боёв, затаившиеся потерявшие хозяев не-мёртвые… Даже не хочется думать, сколько лет мы будем выколупывать из лесов и болот всех этих тварей!

По этой причине и вышел приказ за номером 217 "О возвращении боевых офицеров". По которому не демобилизовавшимся офицерам полагается год отпуска — при условии, что добираться домой они будут на попутках и своим ходом, по примерно заданному маршруту. Чтобы хоть немного проредить поголовье оставшихся от войны тварей; всё потом легче будет. А то когда ещё связь опять наладится со всеми деревеньками и сёлами, чтобы можно было оперативно реагировать!

С этими мрачными мыслями я дошёл до места преступления. И обомлел.

Мать честная!

— И что, все остальные тела были найдены подобным образом? — я, медленно зверея, мрачно воззрился на сопровождающего меня призрака. Тот почуял неладное, но верно определить источник опасности не смог, поэтому начал говорить по существу, сверля меня настороженным взглядом.

— Ну да, товарищ офицер. Истинный крест — так! Ну, кроме первых трёх, зверушек да бабки Нюхи… А что случилось?

— Что случилось?! — рявкнул я. — Да тебя за такой доклад обстановки расстрелять надо! С последующим принудительным развоплощением! Ты вообще, часом, не вредитель, мил человек? — от злости я не кричал, а издавал хриплое шипение. Бедный призрак шарахнулся, испуганно сжался и мелко-мелко тряс головой. Мысленно досчитав до пяти, я решил отпустить перепуганного мужика, пока он меня до греха не довёл. — Пшёл вон! — сквозь зубы процедил я, и призрак с радостью ретировался, от волнения срезав путь сквозь забор.

Ох уж эти мне гражданские! Я всё понимаю, да, человек невоенный, без образования. Да, он не должен замечать обрывки ауры и следы заклинаний, не должен знать специфическую терминологию и уметь отличать упыря от вампира. Но, мать вашу, как можно, имея в наличии глаза, вот это назвать "нет следов"?!

Кровь была везде. На траве, на стенах дома, на заборе… Мелкие брызги и капли, местами сложившиеся уже в потёки, среди которых угадывались вполне чёткие очертания букв сакрического алфавита. Выбеленный и совершенно чистый скелет лежал посередине, ничком, раскинув руки и ноги в символе косого креста.

Я ещё раз непечатно выругался и приступил к осмотру.

— Как интересно, — через пару минут раздалось из тени под забором. — Признайся, ты ведь сперва подумал, что это какие-то лесные твари шалят, а?

— С таким объяснением? Удивительно, что я не предположил массового самоубийства, — мрачно пробормотал я. — Наверное, от этого меня предостерегла смерть козлёнка.

— Да ладно, не горячись, — он хихикнул. — Он же мёртвый, да ещё и гражданский. Какие-нибудь идеи есть?

— Есть, — я вздохнул, присаживаясь на корточки рядом со скелетом и внимательно его разглядывая. И уже сердясь на себя за то, что нарычал на призрака. Тень прав, какой с него спрос! — Но они мне не нравятся.

— Ещё бы нравилось! Семь трупов с перерывом на зиму, да ещё шесть из них ритуальные!

— Ага. Только сожрал он их отнюдь не ритуально, — задумчиво откликнулся я и выпрямился. — Но надо же было ляпнуть — "нет следов"! — успокоиться толком всё никак не получалось. — А что, по его мнению, означает присутствие следов? И после этого меня называют солдафоном. Вот как с ними по-другому?

— Он по-своему логичен. Отпечатков обуви или лап действительно нет, — хмыкнул Тень, улучив момент и перебравшись уже ко мне под сапог. — Оставь его в покое, лучше скажи, что ты придумал?

Мне часто кажется, что единственный мотив, удерживающий это существо в моей компании, любопытство. Любопытен он порой до крайности, и ведётся на простейшие шутки, как ребёнок. А если долго не рассказывать ему чего-то, что он пытается узнать, становится нетерпелив, капризен и очень суетлив. Хотя причинить мне в отместку вред не пытался ещё ни разу, если он вообще такое умеет. Но что-то подсказывает мне, при желании это существо может очень многое, хотя за время нашего знакомства максимум, что он делал, помимо болтовни и брожения из тени в Тень, так это разведка. И то, если ему самому любопытно. Но в подобных случаях он просто незаменим: засечь в тени Тень не способна никакая магия.

— Если бы я был азартным человеком, я был бы готов поставить своё жалованье на то, что это псарня. Я понимаю, название незнакомое, но ты же знаешь, я не буду сейчас тратить время на получасовую лекцию. Если это действительно оно, вдоволь налюбуешься, надоест ещё.

— Утешь меня и скажи, что ты справишься.

— Если это действительно псарня, я бы лучше вызвал подмогу. Но откуда её возьмёшь в это время в этой глуши? — я вздохнул. — Тем более, медлить не стоит. Сейчас допросим горе-осведомителя, и окончательно определимся с диагнозом.

Я вышел из двора на улицу, несколько секунд постоял в задумчивости. Потом махнул рукой и достал папиросу. Помял в пальцах, прикурил.

Даже учитывая, что медлить не стоило, спешить мне тоже не хотелось. И так устал как… собака. А тут ещё — никак в порядке компенсации за испорченный сон! — впервые за столько времени показывают голубое небо.

Наша планета — она живая. Сколько об этом говорят, сколько об этом поют, но почему-то до многих упорно не доходит. И земля наша — живая. Самые лучшие в мире края… Наверное, потому, что Родина.

Миф, что некроманты и вся нежить поголовно боятся солнца. Примерно треть — просто не любит, а боятся и вовсе единицы. Но почти вся нежить не любит холода и влажности: почему-то именно при такой погоде им труднее всего функционировать, нарушаются какие-то связи в поддерживающих заклинаниях. И я вот так сходу не вспомню за всю войну ни одного солнечного тёплого дня на фронте. Наверное, сама земля испытывала отвращение к не-живым тварям, помогая по мере сил.