Когда зацветет утесник

***

Не исчезай — в нас чистота,

Не исчезай, даже если подступит край,

Ведь все равно, даже если исчезну сам,

Я исчезнуть тебе не дам!©

Первые солнечные лучи проникают сквозь легкие занавески на окне и, словно неся молчаливое благословение, касаются кудрявых, все еще густых и отливающих теплом волос мирно спящей женщины. Они не будят, наоборот: ласкают, согревают, нежатся вместе с ней.

Гермиона сама вскоре просыпается. Крепкий и нежный аромат разливается в воздухе, смешивается с привычным для их спальни запахом сухих трав и дерева. Он щекочет ноздри, заставляя Гермиону повести носом. Неужели Молли с утра пораньше приготовила ее любимое печенье? Гермиона открывает глаза и все понимает. На соседней подушке — его подушке — веточка утесника. Эти цветы с ярко-желтыми лепестками пахнут кокосом и немного горчат миндалем.

— И как ты это делаешь? — шепчет она и вытирает краем одеяла предательницу-слезу. Слишком уж сентиментальной она стала за последние годы. Он бы сейчас точно покачал головой и наградил ее одним из своих колких комментариев.

Подушка смята так, будто он поднялся совсем недавно. Гермиона гладит дрожащей рукой шелковые бутоны, стараясь не задеть многочисленные шипы на ветке, и размышляет, куда бы он мог отправиться в столь ранний час.

Она бросает последний взгляд на свои цветы. Улыбается. Медленно поворачивается на спину. Тело ее стонет, ленится. Подниматься с кровати совсем не хочется. И Гермиона блаженно закрывает глаза, давая себе еще несколько минут отдыха. Она качается на волнах воспоминаний. С возрастом память ее ослабевает, уже нет той быстрой и твердой сообразительности, но каждый миг, проведенный с ним, выгравирован на каменной плите ее сознания.

Гермиона больше не следит за временем и не замечает, как ее затягивает в личный омут памяти все глубже и глубже.

* * *

Вот ее выпускной после повторного седьмого курса.

Распорядитель бала объявляет танец студентов и преподавателей. Гермиона с улыбкой следит, как Гарри приглашает директора Макгонагалл; как Рон, что удивительно, галантно вальсирует с профессором Вектор; как Хагрид, поставив Джинни себе на ботинки, кружит ее в неуклюжем танце, а та заливается от смеха; как Луна порхает вокруг Флитвика и странно размахивает руками у него над головой, будто отгоняет разбушевавшихся мозгошмыгов.

Сама Гермиона танцевать не хочет — до чертиков устала от всеобщего внимания, а в центре танцпола его уж точно не избежать. Поэтому она пристраивается себе тихонько у столика, посматривая на танцующих, пока не встречается взглядом с непроглядной чернотой глаз Северуса Снейпа. Он стоит напротив, у двери, чуть в тени и в стороне ото всей творящейся здесь кутерьмы, словно готовится к побегу.

Его никто не пригласил, или он всем отказал?

От первой мысли что-то неприятно колет в груди, и, отставив бокал с напитком, Гермиона решительно направляется к нему, искусно лавируя между разномастными парочками на паркете. Снейп встречает ее ухмылкой.

— Даже не думайте, мисс Грейнджер.

— Не обладаю таким навыком, сэр, — улыбается в ответ Гермиона и после секундной паузы все же протягивает ему руку. — Вы же не откажете мне?

— Я не танцую, — морщится Снейп и нехотя добавляет: — прилюдно.

— Ни слова больше, — Гермиона обхватывает запястье своего уже бывшего профессора и утягивает за собой в приоткрытую створку двери.

Коридор пуст, прохладен, идеален для ее цели.

— Итак? — приподнимает бровь Гермиона и разводит руками в стороны, мол, какая отговорка следующая? А Северус только хмыкает и опускает руку ей на талию, притягивая так близко к себе, что его горячее дыхание у ее уха рождает совсем непристойные мысли.

Что-то, не имеющее пока названия, случается между ними. Возможно, еще до этого танца. Но именно в пустом коридоре Хогвартса, перед дверями в Большой зал они совпадают. Именно здесь, в этот момент Гермиона решает принять неожиданное, поступившее только вчера предложение Макгонагалл вернуться в школу сначала в качестве стажера, а после экзаменационных испытаний — преподавателя.

Именно здесь, чувствуя свой учащенный пульс под его пальцами, прижимаясь в танце к живому теплу его тела, Гермиона вдруг отчетливо понимает, что это он. Тот самый. Наверное, так и нисходят озарения? Когда мысль, почти неосознанная, проходит инкубацию в сознании, переваривается и превращается в осязаемую вероятность, которую осталось только проверить.

Тогда Гермиона, алея и внутренне дрожа, поднимается на носочки, касается его губами мимолетно, будто это ветер мазнул по щеке, и шепчет:

— Я вернусь. Вы дождетесь?

Надежда в ней на взаимность, на сближение, на что-то еще, чего она не может назвать, но уже чувствует, поднимает свою голову и ждет ответа.

* * *

Гермиона возвращается в Хогвартс в конце августа в новом статусе и со смелыми ожиданиями, порожденными всего одним словом — дождусь. Оно, произнесенное глубоким бархатным голосом мужчины, мечты о котором терзали ее неискушенное девичье сердце, становится ее маяком. Из-за него она почти не спит холодными австралийскими ночами, фантазируя об их новой встрече и том, что она за собой повлечет.

Директор Макгонагалл встречает ее тепло, но Гермиона замечает тревожную морщинку, поселившуюся между бровей. В кабинете кроме них — Северус Снейп. Стоит в привычной преподавательской мантии, отвернувшись лицом к окну, и на ее приветствие лишь еле заметно ведет головой.

Сердце обрывается — уж точно не о такой встрече она мечтала, когда выныривала из своих горячечных снов, наполненных вздохами, стонами, перешептываниями и еле слышным Гермиона, когда он был на пике удовольствия.

Неужели она все себе надумала? Неужели его «дождусь» — лишь игра ее воображения?

Макгонагалл много говорит о положении дел в школе, о стажировке, об обязанностях Гермионы, но она почти все пропускает мимо ушей, сверля взглядом мужскую спину, словно хочет, как когда-то, поджечь его мантию, только на этот раз с совершенно другой целью. Он не поворачивается, делая вид, что его вообще здесь нет. Не человек и даже не летучая мышь, будь она неладна, — скала обсидиановая. Твердая, острая, неприступная. Попробуй приблизиться, прикоснуться, покорить — непременно сорвешься в бездну разбитых надежд.

— Так ты согласна, дорогая? — доносится до Гермионы голос директора. И на автомате она соглашается. С чем — разберется потом.

Ее тихое «да» словно будит Северуса. Он переглядывается с Макгонагалл, кивает ей и разворачивается в вихре своей мантии, собираясь покинуть кабинет. Равняется с Гермионой и смотрит глаза в глаза. Лицо его — маска восковая, равнодушная, уродливая. Давно Гермиона его таким не видела. В последний раз — в коридоре у его кабинета в тот самый день, когда он шел исполнять самое несправедливое поручение Дамблдора.

Северус смотрит на нее своими глазищами безразличными, и Гермионе кажется, будто в его омутах черти топятся от безысходности.

Да что же случилось с тобой?

— Понедельник, среда, пятница в восемь утра. Вторник, четверг в шесть вечера. В моем кабинете. Без опозданий.

Голос его даже не эхо того, кто сказал ей «дождусь». Мурашки колкие, ледяные поднимаются от него по рукам, груди и устремляются в самое сердце. Когда Снейп уходит, Гермиона переводит непонимающий взгляд на Макгонагалл. И только тогда узнает, что, не ведая, согласилась на стажировку у профессора зельеварения, а сам он покинет школу с наступлением весны.

* * *

Песочные часы на каминной полке не дают ей покоя. Она сама не знает почему, но каждый раз, заходя в его личный кабинет, находит их глазами и смотрит, смотрит, пока Северус не одергивает ее, напоминая, зачем они здесь собрались. Даже стеллажи, от пола до потолка заполненные книгами, не оказывают на нее такого эффекта. Нет, конечно, увидев их в первый раз, она поддается порыву, в восхищении протягивает руку — только дотронуться, провести пальцами по корешкам, почувствовать углубления тисненных надписей и лишь представить скрытое за ними. Но Снейп тут как тут.

— Вы не притронетесь ни к одной книге из моей личной библиотеки, мисс Грейнджер.

— Не очень-то и хотелось, — цокает Гермиона. Да уж, врет она примерно так же, как Хагрид танцует балет.

— Лгунья.

Гермиона спешит отогнать накинувшиеся на нее ни с того ни с сего образы лесничего в розовой пачке. Бр-р-р. Она поднимает глаза на Северуса. Лицо все такое же — застывшая маска мраморной статуи. Но в голосе его впервые за последние месяцы она слышит хоть какую-то эмоцию. Это его «лгунья» сказано с легкой смешинкой.

Не глядя, Гермиона проводит кончиком пальца по пузатой колбе песочных часов, в которой, переливаясь, танцуют серебристые, как нити воспоминаний, песчинки. Северус вздрагивает так, будто это к нему она прикоснулась.

— Песок в этой колбе не заканчивается, — тихо говорит Гермиона.

— Не волнуйтесь, мисс Грейнджер, он закончится.

— Когда?

— Когда в следующий раз зацветет утесник.

— И что же случится, когда он зацветет?

— Наступит апрель и… Впрочем, вы узнаете все сами.

Он понимает, что сказал лишнее. По крайней мере, выглядит все так, будто он не планировал ничего говорить. И без того неистовое напряжение, царящее между ними, кружит вокруг настырной мухой, от которой так и хочется отмахнуться рукой, чтобы настала наконец-то спокойная тишина.

* * *

С одержимостью маньяка Гермиона которую неделю проводит в Запретной секции библиотеки в поисках хоть какой-то информации о странных часах. Кто бы знал, что разновидностей магических песочных часов так много… Фолиант за фолиантом она просматривает, делает пометки в своем блокноте — но все не то. Глаза слезятся, будто ей этого волшебного песка насыпали туда с лихвой. Мадам Пинс шипит, ведь Гермиона каждый раз задерживается дольше всех, больше всех требует к себе внимания, но она не может иначе.

Мысли о песке держат ее в каком-то безвольном рабстве, превращаясь в своего рода навязчивую идею. Внутренне она понимает, что найденный ответ станет ключом к разгадке. О, как было бы проще, если бы Северус просто сказал ей: «Я пошутил», «Я не имел в виду ничего такого, о чем вы навоображали себе, мисс Всезнайка», «Дождусь? Вам показалось». Тогда она бы смогла отпустить. Или хотя бы попытаться. Но нет же, он предпочитает уходить от ответов, изворачиваться или попросту игнорировать, подсовывая ей очередной учебный план.

— Не отвлекайтесь, мисс Грейнджер, скоро начнется практика.

Она не готова сдаваться, ведь своим молчанием он подпитывает ее надежду и те, другие чувства, которые она не называет, но и не хочет, чтобы они угасли. Она понимает — ей не показалось. И никак не может отделаться от мерзкого ощущения, словно ее изнутри грызет и гложет неотвратимость приближающейся беды.

* * *

Время такое бескомпромиссное, движется то ускоряясь, то замедляясь, что Гермиона теряется в нем и в своей неожиданно лихорадочной жизни. Проснуться, позавтракать, бежать к Снейпу в лабораторию, перехватить что-то на обеде, нестись в библиотеку и сидеть там до ночи. Проснуться, позавтракать, посидеть над книгами в библиотеке, перекусить быстро-быстро, сварить пару зелий из школьной программы, получить оценку. Так по кругу, день за днем.