Я Рада. Девушка, которая выбралась из ада. Исповедь бывшей зечки

Праздники

Если в контексте тюремной жизни можно вообще говорить об удаче, с отрядом мне повезло: мы жили довольно дружно. Старались друг друга не подставлять, в случае чего прикрывать. К беременным девочкам так вообще по-особенному относились – будущих мамочек оберегали кто как: то наскребали им что-то с передачек на те же лекарства и витамины, то организовывали подарочки к рождению малыша.

К слову об особенных датах – мы их отмечали, как правило, вместе. Мой первый праздник в колонии выпал на день рождения. На дворе сентябрь, мне исполнилось 19 лет без всяких тортов-свечек, загадываний желаний или праздничных колпачков на головах у приглашенных гостей. Честно сказать, даже мало помню, что происходило в тот день, – первое время в тюрьме прошло как в бреду. Собственно, ты просто знаешь, что стала еще на год старше, что за минусом 365 дней тебе остается до свободы. Как-то повелось, что дни рождения в местах лишения свободы веяли скорее грустью, чем весельем.

Другое дело – 8 Марта, он праздником намного больше воспринимался: женская колония как-никак. Девочки ходили, дарили друг другу открытки, вырезали из картона сердечки. Правда, не уверена, что мне тогда доставались подарки – быть может, я попросту подзабыла о некоторых моментах радости, которые случались на зоне. Помню только, как пообещала себе при девчонках: «Вот выйду, и у меня будет самый лучший день рождения! Самое лучшее 8 Марта – в цветах купаться буду!» Осужденные по-доброму усмехнулись, и мы все вместе вышли покурить, подожгли сигареты, затянулись и начали делиться, как Новый год встречали на свободе, какие подарки получали на дни рождения, сколько букетов стояло в вазах в день 8 Марта. Кто-то улыбался, предаваясь воспоминаниям прошлого, кто-то грустил и пускал слезу. Такие разговоры по душам, конечно, только сплачивали нас.

Но самым любимым праздником был Новый год. Даже в колонии чувствовалось волшебство последнего дня уходящего года.

Начальник собирал и хвалил все отряды, с улыбкой поздравлял, желал хорошего поведения, чтобы наступающий год прошел без происшествий и все вышли по УДО. Распорядок 31 декабря обычно выглядел так: подъем по-прежнему в шесть утра, дальше утренняя прогулка, проверка, уборка по отрядам. Потом осужденные разбегались по делам: кто-то бежал за посылками, кто-то резал салаты, кто-то сервировал столы к ночному чаепитию.

Девочки объединялись своими компаниями – получалась приятная новогодняя суета, создающая ощущение праздника, причастности к обычным людским хлопотам, которые случаются на свободе. На ужине в столовой нас ждал целый пир: кормили тушеной или зажаренной до угольков картошкой, свежей какой-то рыбиной или жареной скумбрией (правда, чересчур ароматной), винегретом. Ну а ближе к ночи мы собирались непосредственно на новогоднее застолье, где выкладывались «деликатесы» из тех, что передавали к празднику родственники: корочки хлеба со сливочным маслом, бутерброды, селедка под шубой, торт из печенья со сгущенкой и взбитым маслом, фрукты, овощи. Фирменное оливье тоже было, правда, без гороха, потому что жестяные банки и другие консервы по понятным причинам в колонию проносить запрещалось. На столе все было общим – каждая могла угоститься, даже если была обделена передачкой.

Мы выходили на продол[10], заваривали чифир – черный или зеленый чай, до максимальной крепости. Кто-то включал музыку, кто-то радио, и все улыбались и танцевали. Общими усилиями и приподнятым настроением создавалась особая атмосфера, в которой уже не так отягощали обстоятельства, тревожили навалившиеся проблемы, страшило будущее. Всем искренне хотелось веселиться, побыть немного опьяненными надеждой, что загаданные под бой курантов желания обязательно сбудутся.

Каждый отряд в течение года готовил тематические мероприятия или выступления в наш местный клуб, и смотря чья очередь выпадала на 31 декабря, те и отвечали за новогоднюю программу. В нее обычно входил спектакль или фильм по многочисленным просьбам осужденных. Вот как-то смотрели даже «Ирония судьбы, или С легким паром!», и казалось, мы как будто вовсе не покидали воли, а сидели перед экранами домашних телевизоров. Слушаешь нежное «Мне нравится, что вы больны не мной…» и не думаешь больше ни о чем, кроме как о празднике: новый год, новое счастье, новая жизнь…

А одному из отрядов доставалось нарядить елку, представляете? Повсюду сверкала мишура, блестели шары, переливались гирлянды… Мечталось, чтобы момент волшебства и вся новогодняя пирушка никогда не заканчивались, чтобы радость и легкость, наступающие от одного только вида сияющей елки, поселились в душе навсегда.

Каждый час приходила надзирательница проверить, нормально ли проходило празднование, не было ли конфликтов или драк.

Надо сказать, что колония нам тоже делала подарок – разгоняли по койкам не в десять вечера, а позже. Летом особенно было грустно ложиться спать в такое время: когда за окном еще светло и слышно пение птиц. Вместо этого хотелось собраться с девчонками на футбольном поле, болтать о жизни и смотреть на затухающее небо в ожидании звездопада. Но приходилось ложиться спать. И только в Новый год тюремный день сурка под конец разбавлялся волшебными тремя часами музыки, радостных лиц и веселья. Поздний отбой ощущался подарком судьбы, не иначе.