Последыш. Том 3

Глава 8 (2)

Бармин начал умирать где-то в начале пятого. То есть, он заранее знал, что так все и случится, не знал только когда. А «когда», как на зло, оказалось гораздо ближе, чем он думал, и наступило еще до первых сумерек. Сначала он не понял, что происходит, но вскоре до него дошло: наступает час расплаты. В этот момент он находился на южной границе графства, но, почувствовав, как холодеют руки и ноги, как накатывает волна слабости, Бармин рванул назад. Наскоро распрощавшись с дружинниками, дожимавшими отступающих галичан, он «прыгнул» в Грязовец. Вроде бы, и недалеко, каких-то жалких сорок километров, но после перехода он почувствовал себя буквально опустошенным. Было желание остановиться, присесть и отдохнуть, но Ингвар знал, время на исходе, а потому «прыгнул» снова. Юровское — еще сорок километров, Аксеново — запредельные шестьдесят. Голова кружилась, мысли начали путаться, но ему надо было успеть в замок до того, как ухнет в омут беспамятства. Яковцево, Большое Назарово и, наконец, Шексна. Там он и упал. Силы кончились, и перейти прямо в замок уже не смог.

Однако Шексна — это, считай, отчий дом. Здесь все его знали и понимали все правильно. Поэтому очнулся он уже в замке. Лежал, судя по ощущениям, в своей собственной постели. Слабый, как больной ребенок, сухой, как почва в Рейстрек-Плайя в Долине Смерти[103]. Очень хотелось пить, но не было сил, чтобы об этом сказать. К счастью, кто-то рядом с ним умел читать мысли, потому что не успел он моргнуть, — а он, и в самом деле, моргнул, пытаясь открыть глаза, — как этот кто-то смочил его губы водой с какой-то явно лечебной кислинкой. А вот напиться по-настоящему не удалось. Попытка влить в него немного жидкости через носик поильника ни к чему хорошему не привела, поскольку Бармин сейчас не то, что пить, и кашлять не мог.

— Потерпи! — сказала где-то над ним Варвара. — От обезвоживания не умрешь. Мы тебе уже четыре часа вливаем физраствор и глюкозу.

Терпеть? А что, спрашивается, ему оставалось делать? Какой выбор?

— Я знаю, ты меня слышишь, — продолжила между тем Варвара. — Слышишь и понимаешь.

«Вот и еще один талант, о котором я раньше не знал, — отметил Ингвар. — Эмпатия? Телепатия? Еще какая-нибудь хрень?»

— Говорить ты сейчас не можешь, и это даже хорошо, потому что, фиг, меня заткнешь!

«Это точно, — согласился Бармин. — Придется слушать. Слушать и терпеть».

— Значит так, — Варвара еще раз смочила ему губы и явно села рядом с кроватью, — ты, Инг, идиот безмозглый! Жить надоело? Так это ты зря! Жизнь по-настоящему только сейчас начинается. У тебя, у меня, у всех. Даже у Дарены, будь она неладна! И ты не имеешь права спустить все это в унитаз! Герой нашелся! Берсеркер хренов! Не знаю, что за колдовство ты там сотворил, но по рассказу Маши и Ели догадываюсь, что ничего хорошего. А, если судить по твоему нынешнему состоянию, то это, вообще, что-то запредельное. Себя не жалеешь, так хоть нас пожалей! Куда мы без тебя? Мало того, что ты, Инг, любовь всей моей жизни, так нас без тебя просто перебьют всех. Вот, что ты должен уразуметь. Ты нас с Ленкой третий раз спасаешь, Ольгу и Марию — в первый, но сразу по большому счету.

«А вы, значит, не рисковали? Не дрались?»

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, — словно, прочитав его мысли или, в самом деле, прочитав, продолжила Варвара. — Все верно, мы тоже дрались, потому что есть за что. Даже Дарена — сука драная, — и та опомнилась и взялась за ум. Ну, или ей Нестор мозги вправил.

Помолчала. Похоже, разнервничалась, вот и пришлось замолчать, чтобы отдышаться. А у Бармина появилось время сказать себе, что, во-первых, она права: не хрен строить из себя героя. А во-вторых, ему просто запредельно повезло, что он встретил таких женщин, как Варвара, Ольга, Мария и Елена. Если еще и Дарена подтянется, тогда, вообще, будет рай на земле.

— Переходим к новостям, — снова заговорила Варвара, и в следующие четверть часа Бармин узнал много такого, что, с одной стороны, приятно его удивило, а с другой — внушило отнюдь не осторожный оптимизм.

Начать, наверное, следовало с Глинских. Нестор узнал о начале войны от Петра в 01.46, а уже в 02.10 была сыграна тревога по всем базам Большой и Малой дружин Глинских, расположенных вокруг Сморгони и Могилева. В 3.35, по согласованию, с кастеляном Верхнего замка в Полоцке, геликоптерами, автомобилями и конвертопланами на аэродром Лозойка прибыло 120 срочно вышедших в отставку бойцов и командиров Малой и Большой дружин, а также резервисты из запасного полка князей Глинских. Они привезли с собой все необходимое оружие и снаряжение, включая восемь легкобронированных внедорожников с КПВ 14.5 мм, три 120 мм[104] и четыре 82 мм[105] автоматических миномета. Здесь к ним присоединились внезапно перешедшие под руку княгини Марии Полоцкой 70 «варнаков» — бойцов и командиров десантно-штурмовой бригады «Крепь», находящейся в прямом подчинении Тайного Приказа. А в 03.50 на Полоцкий аэродром прибыла баронесса Дарена Менгден с двенадцатью телохранителями и тремя боевыми магами. К этому же времени в Лозойке приземлились зафрахтованные в Вильна и Менске тяжелые транспортные самолеты. Официально они перевозили в Череповец оборудование для строительства новой ТЭЦ. Поэтому могли лететь совершенно свободно, не скрываясь, не погасив бортовые огни и не выключив транспондеры.

В 05.10 самолеты приземлились в Череповце. И вовремя. Наступление Союзной рати от Ярославля и Рыбинска как раз достигло муниципальных границ города. Так что свежие силы пригодились. А две группы диверсантов, сброшенные во время перелета на парашютах, в 7.00 взорвали в Рыбинске железнодорожный и шоссейный мосты через Волгу. Операция дерзкая, но уверенный в своих силах противник охраной стратегических объектов в Рыбинске не озаботился. Это была операция возмездия в чистом виде, поскольку никакой оперативной ценности во взрыве мостов не было. Но вот напомнить кое-кому, что начавший военные действия на чужой территории рискует закончить их на своей, стоило. И раз так, напомнили.

Не оплошали и Менгдены. Понятное дело, что никакого специального оповещения не существовало, но Конрад Менгден, с которым в два часа ночи связалась Варвара, сумел уже к шести часам утра сосредоточить на аэродроме в Юрьеве[106] около полусотни волонтеров из числа Балтийских Менгденов и родственных им семей. В 8.20 они были уже на аэродроме Устюжна в шестидесяти километрах на юго-запад от Череповца. Ближе было не подобраться, потому что аэрополя в Кадуе и Хохлово были уже заняты отрядами Союзной рати.

Но нет худа без добра, за двадцать минут до них, в Устюжне высадился довольно крупный отряд, — 107 человек, — прибывший из Тихвина и состоявший из Приладожских Менгденов и новгородских повольников и ушкуйников[107], в срочном порядке нанятых Великим князем Русским и Литовским Михаилом Ягеллоном.

И, наконец, около 9 часов утра на аэродроме Вологды один за другим произвели посадку четыре огромных транспортных «басилевса» [108]. Эти самолеты, вылетевшие из Ростова-на-Дону, прошли над территорией Союзных княжеств с транспондерами Хазарского Каганата, имевшего, как союзная автономия, куда больше прав, чем удельные княжества. Так что пришлось их пропустить. Так в Вологду попали полтораста наемников, проплаченных князем Северским-Бабичевым. И, разумеется, они прибыли туда не с пустыми руками. Привезли бронетехнику и гаубицы, и все те же автоматические минометы.

Об этих событиях Бармин знал только по косвенным данным, получая в течение дня сообщения о вступавших в бой подкреплениях. Теперь же ему стала понятна подоплека событий, и он порадовался в душе, что сдружился с Федором, — «Интересно, он знает, что мы братья?», — не поругался с Глинскими и приблизил к себе Менгденов, четко обозначив планы по возрождению клана. Интригой оставались лишь действия Михаила Ягеллона и князя Псковского. Их помощь, как, впрочем, и помощь Новгородского посадника, в нынешних обстоятельствах дорогого стоила и прямым текстом «намекала» на возможность возобновления исторически существовавшего между ними военно-политического союза.

Не успел Бармин об этом подумать, как Варвара вывалила на него новую порцию новостей, как раз из этой самой «военно-политической» области. Оказывается, в то время, когда он геройствовал, освобождая от врага Вологду, — а точнее, в девять часов утра, — по приглашению Михаил Ягеллон на чрезвычайное совещание в Вильна собрались Наместник Ревельский боярин Петр Саковский, князь Псковский Дмитрий Миркинич, князь Изборский Иван Игнатович, Посадник от руки княгини Полоцкой боярин Борис Бороздин, князь Глинский, Наместник Торопецкий князь Александр Литвин, председатель союза Балтийских Менгденов барон фон Лагна и несколько менее известных лидеров Северо-Запада. Собрание проходило бурно и закончилось тем, что все его участники без единого исключения подписали челобитную государю императору с просьбой разрешить военные действия против Ярославского, Ростовского, Галицко-Дмитровского, Суздальского и Костромского княжеств на основании того же закона «О разрешении взаимных претензий», используя который перечисленные княжества напали на графство Менгден.

«Ничего себе! — удивился Ингвар. — Они что, готовы за меня вписаться?»

Получалось, что так и есть, ведь кое-кто из этих людей оказал ему, — пусть и негласно, тихой сапой, так сказать, — ощутимую военную помощь. Но, если так, возникал вопрос, с чего вдруг такая благотворительность? Или у них имеется в этом деле свой интерес? То есть, это даже не вопрос. Интерес просто обязан быть, иначе никто даже пальцем не двинет. Любопытно было так же, как отреагирует на этот демарш государь-император. Запретить он им не может, ибо закон един для всех. Но, и разрешать нельзя, потому что это означало бы устроить на северо-западе империи полномасштабную войну. Значит, что? Остановить военные действия «в связи с вновь возникшими обстоятельствами»? Вопрос, однако, будет ли этого теперь достаточно?

«Боюсь, что Его Императорское Величество заигрались в свои политические игры, никак не рассчитывая получить в ответ такой дружный отпор».

Однако и придраться не к чему. Формально никто из Виленских подписантов и слова не сказал против самого императора. Все филиппики были направлены против одной лишь Союзной рати. Однако при всем при этом абсолютно не прояснённым оставалось одно немаловажное обстоятельство: что именно заставило их всех объединиться и встать на защиту графства Менгден? А между тем, ларчик открывался просто, достаточно было взглянуть на карту и вспомнить дела не таких уж давних дней. Если вывести за скобки Нестора Глинского и Великого князя Русского и Литовского Михаила Ягеллона, все остальные участники нынешнего Виленского комплота так или иначе входили когда-то в пресловутую Северную марку.

«Вот оно! — понял Бармин. — Они решили воспользоваться ситуацией и возродить марку, а император, выходит, или знатно им подыграл, или, напротив, эпически лоханулся, не подумав о последствиях данной им „отмашки“».

Но тогда возникали новые вопросы. В чем интерес Виленских подписантов? За каким, извините, хреном сдалась им эта долбаная марка? А император? Нужна ему такая головная боль, как новое-старое княжество, едва не ставшее когда-то независимым королевством? Это вряд ли. Так что вопрос о подыгрывании можно с повестки дня снять. Слишком сложно и, по большому счету, незачем.