Третий лишний

Глава 9. Хуже татарина

Домой я вернулся на автопилоте и в состоянии глубокой задумчивости, даже Аллу поцеловал как-то смазано, что она отметила и не преминула тут же озвучить. Пришлось рассказывать про визит в райком и про предложение, от которого я отказываться не стал. Она внимательно выслушала мою историю и — что меня безмерно удивило — даже одобрила моё согласие на работу в институтском комитете. Я почему-то считал Аллу нонконформистом — ходит на подпольные концерты, одевается у лучших спекулянтов Москвы, знакомства водит соответствующие. Но нет — оказывается, для неё комсомол был вполне живой организацией, ещё не заваленной перестроечным дерьмом по самую макушку.

В этот момент я осознал, что новые времена, наступившие с приходом Горбачева, лучше всего приняли именно те, кто активничал и при предыдущих Генсеках. Ну а те, кто тихо плыл по воле волн и весело жил от сессии до сессии, потом стали ярыми сторонниками всего советского. Я не знал, к кому я отношусь; активистом в институте я не был, но и в фаната СССР не превратился, понимая, что моя ностальгия имеет вполне конкретное объяснение — молодость, которая по большей части прошла при застое. Но вот после попадания я снова стал молодым, и снова начал вести себя, как и прежде. И если бы не настырные комсомольцы, которые по какой-то причине решили затащить меня в свой клуб, я бы и дальше жил тихо и стараясь не отсвечивать.

К тому же комсомольскую карьеру я уже рассмотрел со всех сторон и признал её негодной. Если история снова покатится по прежним рельсам, комсомольцы, конечно, побегут впереди паровоза строить капитализм и переодеваться в малиновые пиджаки, и быть в их рядах будет даже выгодно, хотя одновременно — хлопотно и опасно. А вот если мои слова, сказанные неделю назад двум обитателям советского властного Олимпа, упадут на благодатную почву, то комсомол превратится в пожирающую время и силы общественную нагрузку, за которую никто платить не будет. Саша четыре с лишним года тянул этот воз, но он инвестировал в своё будущее, и его вложения оправдались — должность освобожденного секретаря была первой ступенькой в его несомненно длинной карьерной лестнице. Года через два-три его обязательно заберут в горком комсомола, там быстренько примут в партию и переведут его усилия в нужное КПСС русло. В общем, у него всё будет хорошо — если, конечно, Михаил Сергеевич сумеет как-то справиться со своим тёзкой.

У меня был неплохой шанс тоже отправиться по этому пути. Правда, с учетом моих контактов с двумя высокопоставленными советскими чиновниками и нашей общей тайны тактика скрытности была, пожалуй, лучшим решением. Но в этом я уверен не был.

***

Моя сессия начиналась с достаточно легкого экзамена — «Историю КПСС» я, в принципе, вспомнил, а заодно заставил себя забыть наиболее одиозные перестроечные разоблачения недавнего прошлого. Конечно, я мог бы спутать решения 23-го, 24-го или 25-го съездов, которые были пустой говорильней, но насчет 20-го и 22-го был уверен в своих силах. Вопросы, которые нам раздали, никаких подводных камней не содержали.

Но я на всякий случай взял учебник и улегся на диван, надеясь прочитать главу-другую перед сном. Алла ушла на кухню и там ожесточенно гремела посудой, пытаясь приготовить ужин. Я понимал, что где-то через час мне придется идти вслед за ней, чтобы самому жарить картошку и разогревать вчерашние котлеты, но пока этого не требовалась. Недавно она призналась, что хочет научиться готовить сама; пока бабушка не уехала на дачу, Алла училась под её бдительным присмотром, но сейчас эта опция исчезла. Я лишь надеялся, что она не спалит в своем рвении весь дом.

Я успел прочитать почти половину объемной главы про целину, когда меня оторвал от этого увлекательного занятия дверной звонок. Впрочем, особого беспокойства тот звук у меня не взывал. К нам могли прийти какие-нибудь бабушкины приятельницы или просто соседи заглянуть за солью, а с ними Алла была в состоянии справиться и сама.

Но когда девушка появилась в дверях отцовой комнаты, я понял, что это что-то другое.

— Егор, это к тебе, — Алла выглядела озадаченной — и явно не из-за ужина.

— Кто?

Я быстро перебрал в уме список кандидатов на визит к моей персоне. Он был не слишком большим — кто-то из гаражей или Стас. Больше я никому новый адрес не говорил, да и Стас знал только дом. Валентина или Михаила Сергеевича Алла знала и вряд ли растерялась бы, увидев их. Теоретически это могли быть оставшиеся на свободе приятели Боба, которые вдруг захотели продолжить наше знакомство, но я надеялся, что их припугнули достаточно сильно, чтобы они обходили нас с Аллой десятой дорогой.

В принципе, Валентин производил впечатление человека слова — раз он пообещал провести соответствующие беседы, он их проведет, даже если Земля налетит на небесную ось. Его надежность — ну и дружба с Михаилом Сергеевичем — и была основной причиной, по которой я слил ему информацию о том, кто я такой на самом деле. То есть Михаил и Лёха должны уже быть в курсе того, что может случиться, если они решат дожать меня. Родион же сидел за решеткой и вряд ли появится на свободе в ближайшие несколько лет — в этом я тоже был уверен. Стрельба в жилом доме тут пока ещё не была рядовым явлением. Да и вообще стрельба. Ему ещё повезло, что обошлось без человеческих жертв.

— Не знаю, — Алла помотала головой. — Женщина… я её первый раз вижу.

Я вздохнул, встал с дивана и отправился в прихожую. О вторжении двухнедельной давности там напоминали только заботливо развешанные по стенам картинки.

В самой прихожей никого не было, но Алла кивнула на дверь. Похоже, после того воскресенья она нескоро сможет пригласить незнакомого человека войти в квартиру. Я кивнул и открыл.

Там стояла женщина лет пятидесяти, коротко стриженная и с крашеными волосами. Она была не слишком высокой, слегка полноватой, одетой в очень неплохое пальто и какую-то странную шапку из фиолетового — в цвет волос — фетра с нелепой розочкой на боку. В руках она держала тяжелую на вид сумку из натуральной кожи — скорее, даже портфель, если судить по массивной золотистой пряжке на боку и одинокой ручке сверху.

— Здравствуйте, — сказал я. — Вы что-то хотели?

— Здравствуйте, — сказала она каким-то напряженным голосом. — Вы же Егор Серов?

Я знал этот голос, хотя и в его более расслабленной и веселой версии. Именно с его обладательницей я говорил, когда звонил в квартиру Родиона. И это был последний человек, которого я ожидал увидеть на пороге нашей квартиры.

***

Про мать Родиона я совершенно забыл, да и вообще не учитывал её в своих расчетах. Мне казалось, что без мужа она — ноль, пустое место, и ей сейчас следует обивать пороги казенного учреждения на Лубянке в попытке передать какую-нибудь посылку арестованному мужу. Ну и сыну тоже помогать, если она его хоть капельку любит.

Вместо этого она пришла к нам на порог с неясной целью. Я оглядел её — оружия заметно не было, но в портфеле можно было спрятать хоть полковую гаубицу… я преувеличивал, конечно, но ещё один наградной пистолет её мужа туда точно поместится. А у меня закончилось всё вооружение, которым я мог бы отбиваться от незваных гостей, а выходить с ломиком на огнестрел я не хотел.

Впрочем, женщина стояла спокойно, глядела прямо на меня и ожидала ответа. Или сигнала к началу стрельбы. Я быстро оглянулся — Алла находилась как раз за мной, и любой промах по моей тушке означал попадание в неё.

— Ал… ты можешь… тебе не надо… иди на кухню… — умоляюще сказал я. — Я выясню, в чем дело, и приду к тебе.

Она внимательно посмотрела на меня, на женщину, снова на меня.

— Да, конечно.

Когда она скрылась в коридоре, я испытал нечто, похожее на облегчение. Я снова повернулся к женщине и сказал:

— Да, это я. Чего вы хотели?

И встал так, чтобы она не могла пройти в квартиру, не опрокинув меня.

***

— Вы не пригласите меня войти? — грустно спросила женщина.

— Нет… мы тут недавно пережили вторжение, с тех пор очень нервно относимся к незнакомцам, — я ответил, наверное, слишком грубо, но сложно быть вежливым, если в любой момент ожидаешь, что в тебя начнут стрелять.

— Понимаю… я как раз по этому поводу. Я мать Родиона, это он в вас…

— Я уже понял, — перебил я её. — Скажите, зачем вы пришли?

— Я хотела бы извиниться за сына.

— Вот как… — я немного расслабился. — Что ж… к вам у меня претензий нет… разве что по поводу его воспитания. Вы знаете, что он у вас ругается матом? Но это многие делают, я и сам грешен. А вот его стремление бить по лицам других людей заслуживает всяческого порицания. Недосмотрели вы за ним в детстве… но я принимаю ваши извинения. В конце концов, иногда обстоятельства…

— Вы не поняли, — по лицу женщины пробежала легкая тень. — Мне нужны не просто извинения, мне нужно, чтобы вы пошли в милицию и написали отказ от претензий в отношении Родиона…

— Вот как? — повторился я. — Прошу прощения, но к нему претензии у меня как раз есть, и, боюсь, простыми извинениями он не отделается. Он как бы стрелял в меня и в мою девушку. А до этого методично ломал этой девушке жизнь — не один, но он явно был в их компании главным, когда его Боб ушёл в армию. Вы же знаете Боба?

— Да, конечно… мальчики были так дружны.

— Дружба это хорошо, если она не против кого-то. А тут четыре здоровых лба ополчились на одну маленькую девчушку… вы видели её, это она открыла вам дверь, и это её я отослал, чтобы она не слышала того, что вы можете сказать. Видите? Уже две претензии, и за обе извиняться бессмысленно. Алле испортили два года, у меня эти «друзья», — я изобразил кавычки, — буквально спёрли неделю жизни, хорошо, что не целиком. И это не считая того, что как раз Родион грозился переломать мне ноги, а потом вообще собирался меня пристрелить. Я, знаете ли, дорожу своим телом, оно мне ещё понадобиться, и не стремлюсь учиться ходить на костылях. Честно говоря, я даже не знаю, что может сделать ваш Родион, чтобы я пошел в милицию и что-то там написал. Боюсь, это невозможно…

— А деньги? — с внезапным порывом прохрипела женщина. — У нас забрали почти всё, но кое-что осталось… золото, драгоценности… и деньги тоже есть, вот тут! — он приподняла свой саквояж и потрясла им.

Внутри что-то глухо звякнуло.

«Господи, зачем соблазняешь одного из малых сих?»

Искушение было сильным. Я даже заподозрил очередное вмешательство в мою жизнь — например, со стороны всемогущего КГБ или не менее всемогущего ЦРУ и их дрессированных экстрасенсов, которые прямо сейчас сидят за стеной нашего дома и читают мои мысли в режиме реального времени. Мол, сунуть этому прохвосту в зубы энную сумму — сколько ему там не хватает на машину, квартиру и видеомагнитофон — и можно дальше обделывать свои дела без опасения необдуманных действий всяких там попаданцев из будущего. Но я отогнал эту мысль. КГБ вроде пока играло на моей стороне, с ЦРУ я, кажется, не пересекался — во всяком случае, по этому делу. Ну а решать вопросы с помощью пачек денег в новенькой банковской упаковке ушлые людишки умели всегда; семья Родиона явно была из таких. Вот и его мама с приятным голосом и не слишком приятным при ближайшем рассмотрении лицом в непривычных обстоятельствах решила прибегнуть к привычному средству — то есть к подкупу.