Грязная тайна

Глава 63

Прикосновения – отвращают, а резкий запах одеколона – вызывает подкатывающую к горлу тошноту. Подсознание вопит, что нужно сопротивляться и драться до победного. Столько сколько смогу — хуже уже не будет. Только бы не чувствовать на себе холодные и шероховатые ладони бывшего лучшего друга. Его всего.

Я до хруста сжимаю пальцы в кулаки и молочу твёрдую стальную грудь. Толкаю Колю, пытаясь сдвинуть хотя бы на сантиметр. Но тщетно! В нем столько дури, что мне не под силу справиться.

Тихонов напирает, давит. Касается губами моих губ и облизывает нижнюю. В этот момент я кусаю его. Намертво вцепляюсь зубами, ощущая во рту металлический привкус крови.

— Сука! — звучит грубый голос.

Следует хлёсткий удар по щеке и перед глазами темнеет. Я ослабляю хватку, захлёбываясь от отчаяния, унижения и боли. При желании Коля может сделать со мной всё, что угодно. А желание у него есть — это чувствуется. Судя по тому, как он задирает подол платья и с усердием мнёт мои ягодицы.

— Меня нельзя трогать! – заявляю уверенно. – Нельзя, слышишь? Я беременна!

Коля вжимает меня в стену максимально сильно – так что даже косточки хрустят. Вскрикиваю, понимая, что Тихонов не шутит и не дурачится, как раньше. Он обозлён и бешен. Он монстр, который считает, что причиной всех его бед и неудач являюсь именно я.

— Уже не целка, да? – хрипло смеется бывший друг. – Я всегда мечтал, что буду первым. Старательно отваживал от тебя ухажёров. Год за годом. Ванька с соседнего дома дал заднюю после нашего с ним разговора. Тот смазливый пидор, с которым ты долго общалась в соцсетях, а затем ходила на свиданку — тоже спасовал. Ты ему нравилась. Дико нравилась, но после нескольких ударов по печени он придумал басню, что рыжие не в его вкусе и вообще он до сих пор любит бывшую.

— Ты ненормальный! – произношу ошарашенно.

Долгое время я думала, что не такая как все. Некрасивая, страшная. Что со мной никто не хочет встречаться.

— Я же тебя с самого-самого… С самого детства люблю! — выговаривает Тихонов.

В том состоянии, котором я нахожусь, я не могу философски мыслить, но определенно знаю, что любовь – она совершенно не о страхе, боли, презрении и желании навредить. Любовь – это о щедрости. Когда дарить хочется гораздо больше, чем получать. По крайней мере, именно такие чувства я испытываю рядом со своим Медведем.

— Пусти, — жалобно прошу. – Пусти, Коль. Клянусь, я не заявлю в полицию, если ты прямо сейчас уедешь отсюда вместе со своим другом и деньгами.

— А давай уедем вместе? – предлагает с энтузиазмом.

Коля отстраняется, смотрит горящими глазами и крепко сжимает мои челюсти.

— Прямо сейчас, Алис. Ты и я. Мы же с тобой безумно похожи.

— Были похожи, Коль, — проговариваю уверенно. — Но я так жить больше не хочу!

Ввязываться в сомнительные авантюры, перебираться нелегальными заработками и ходить на грани беззакония. Это неправильно. И больше мне не подходит.

Тихонов разворачивает меня лицом к стене и надавливает на поясницу. Слышится треск капроновых колготок. Я закрываю рот ладонью, глотая слёзы и проживая самые мерзкие моменты своей жизни.

— Ты не моя Алиса, — со злобой произносит Коля. – Моя была не такой. Она презирала узаконенную секту, которая оснащена влиянием и властью.

— Послушай, мне искреннее жаль… — говорю с отвращением, пока Коля расстегивает молнию на брюках и быстро водит рукой, удовлетворяя себя. – Мне правда искреннее жаль, если тебе пришлось столкнуться с несправедливостью.

— Заткнись и расставь ноги шире!

Мой всхлип заглушает звонок мобильного телефона. Коля делает вид, что не слышит его. Стягивает с меня белье, ударяет ладонью по ягодице. Я бегло прохожусь глазами по комнате в поисках острого или тяжелого предмета. И этого человека, который хочет меня изнасиловать, я когда-то считала своим лучшим другом?

Когда противная трель не прекращается, Тихонов несдержанно матерится и достает из кармана мобильный. Снимает трубку, напряженно дышит. Я не знаю, что он слышит в динамике, но в следующую секунду срывается с места и бросается к выходу.

Проходит бесконечное количество времени, прежде чем я заставляю себя обернуться, надеть белье и снять разорванные в хлам колготки. Голова кружится, низ живота сводит от боли. Я с трудом стою на ногах. Ощущаю себя настолько грязной и мерзкой, что хочется отвариться в кипятке, только бы избавиться от этого чувства.

В коридоре звучат голоса, затем шаги. Я вздрагиваю и мечусь по комнате в поисках защиты. Хватаю хрустальную вазу, встаю в позу и готовлюсь к обороне. Сердце выпрыгивает из груди, а капли пота стекают по позвоночнику. В следующий раз я должна быть готова.

На пороге спальни показывается Катя. В чёрной короткой дублёнке и высоких сапогах. Ровная укладка, безукоризненный макияж. Дыхание сбивается, а с губ срывается нервный истерический смех.

— Это ты! Это всего лишь ты! — мотаю головой.

— Твою мать! Что здесь произошло? — спрашивает сестра.

За её спиной стоит невысокий коренастый мужчина в пальто с меховым воротником. Он осматривает комнату, что-то шепчет Кате на ухо и выходит.

— Соседка снизу позвонила родителям, — произносит Катя. — Мама стала звонить тебе, но ты не снимала трубку. Поступили жалобы, что в квартире подозрительно шумно. И когда мама осознала, что не может до тебя дозвониться, то решила сорвать мне свидание.

Я с облегчением выдыхаю, но тревога, которая поселилась в груди, ни на миг не отпускает. Облизываю кончиком языка кровь на губе, бросаю колготки в сторону. Трус Коля снова сбежал.

Молча направляюсь в ванную комнату, щёлкаю включателем и подхожу к раковине. Отражение в зеркале пугает и вызывает брезгливость. Если бы я только послушала Медведя. Если бы осталась с ним. Если бы наплевала на обязательства и концерты. Если бы, если бы…

— Я со стеной разговариваю? — негодует сестра. — Что произошло, Алиса?

— Нас ограбили.

— Чудесно! А с тобой что? Ты пыталась задержать преступника?

Снова молчу и зачерпываю ладонями воду. Умываю лицо. Оно горит от унижения и бесконечных ударов.

— Спасибо, что приехала, — наконец выдавливаю из себя.

Сестра шумно вздыхает и упирается лбом о дверной косяк.

— Я же говорила, что ты его не вытянешь, — произносит Катя. — Обязательно подведёшь и подставишь. Это не твоя игра, малыш.

— Отношения — это в принципе не игра, — отвечаю спокойно.

— Игра. Как в театре. И у каждого в этой игре есть своя роль — уверяю тебя. Твоя — слишком слабая для такого мужчины как Басаргин. Рано или поздно ему надоест вытаскивать девушку-беду из неприятностей и быть в роли супермена.

Хочу ответить сестре, но она разворачивается и уходит, осматривая квартиру. Я успокаиваюсь, перевожу дыхание. В ушах громко барабанит пульс, а внизу живота ощущается болезненный спазм. Снова и снова. Сильнее и сильнее. Затем что-то теплое начинает бежать по ногам.

Я опускаю взгляд и замечаю алые разводы на кафельном полу. Зажмуриваюсь, снова открываю глаза. Картинка не пропадает — она лишь становится отчётливее и пугающее.

И тогда я начинаю истошно кричать. Не знаю, чем чревата лужа крови под моими ногами, но уверена, что это очень и очень плохо. Для меня, для малыша. Возможно, это был мой единственный шанс стать матерью. И я не могу его потерять.

Катя открывает дверь ванной комнаты. Смотрит на пол, затем на меня. На пол, на меня. И так до бесконечности. Между пальцами у сестры зажата тонкая сигарета. Надо же. Моя идеальная сестра курит.

Цвет её лица становится серого, почти землистого оттенка.

— Только не говори, что ты беременна от Миши, — тихо стонет.

— Вызови скорую, — прошу настойчиво.

— Ну почему? Господи, за что?

— Пожалуйста…

— Какая мораль всей этой истории? Можно взять и отбить у родной сестры жениха? Затем как ни в чем не бывало забеременеть от него, родить ребёнка и счастливо прожить вместе до самой смерти? И тебе ничегошеньки за это не будет?

Я опускаю руку на низ живота, словно пытаясь почувствовать тепло и убедиться, что с ребёнком все в порядке. Создается впечатление, будто он ускользает от меня. И я ничего не могу с этим поделать.

Катя снова уходит, оставив меня одну. Я делаю робкие шаги в сторону прихожей, вспоминая, что где-то в подъезде должен лежать мой телефон. Надеюсь, его никто не украл, и он все ещё функционирует, пусть и с побитым экраном.

— Куда ты? — слышу глухой и сломленный голос сестры. — Я вызвала скорую — они уже подъезжают.

Входная дверь открывается, и мы словно по команде оборачиваемся вместе с Катей.