Льюис Кэрролл: досуги математические и не только
- Автор: Льюис Кэрролл
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2018
Читать книгу "Льюис Кэрролл: досуги математические и не только" полностью
Вот птицы, все клеймёны злом,
Кликуши в воздухе гнилом;
Закончат, верно, жизнь силком;
Зазря их гибельный призыв
Пропал, других не совратив,
Хотя был выверен мотив.
Пронёсся молнией фантом,
Он озарил мой мозг огнём,
И ложе вдруг восстало в нём.
Два старца дряхлые на ложе, —
Юристов выдумки; ну что же,
Помрут две фикции, похоже.
За Дика Роу среди зала
Ответчик плакал; та рыдала,
Что Джона Доу представляла.
«Прошу растолковать (я — к ней)
Процесс, про иск бы мне ясней,
Отвод, всё дело тех теней».
Она мне: «Дело не от вод;
Про иск я знаю всё, но вот
Про „цесс“ ничто на ум нейдёт».
И вновь над стариком со стоном,
Она нависла как поклоном
Промолвив (кстати ж!): «Мы за коном!»
«Суда…» — его уста рекут
Как в продолженье ей. Про суд?
«...рыня!» — он добавляет тут.
Рассвет, ночную тьму сменив,
Мне ветра влажного порыв
Плеснул в глаза, виденье смыв.
И улетучились из сна
Кровать и красная тесьма;
Лежащих — смерть взяла сама.
Мой дух забыть тот сон не смог —
К земле он жмётся как щенок,
Чуть вспомнит мраморный чертог [33].
Написано 31 декабря 1857 года. У Сидни Добелла имеется стихотворение с таким же названием и вообще похожее, хотя и не совсем.
Ночь — последняя в году, дети.
Ну, за пивко да за еду, дети!
Не спешим ведь никуда, дети.
Жаль, корочка так тверда, дети.
Доволен ли ослик наш в стойле, дети?
К столу подвигайтесь вы, что ли, дети…
Разойдёмся же скоро; так нужно поесть вам, дети.
Что очаг? Ещё уголь-то есть там, дети?
Ведь ночь холодна,
Да старость трудна,
Да и Томми сдох.
Пусть бы кто-нибудь кликнул жену, дети,
Да буханку ещё нам одну, дети,
Чтобы подал и ножик другой, дети;
А что — этот сыр неплохой, дети?
Спросил я ножа, да буханку сперва, дети,
Сказал…
Нет крошкам конца; подметите, дети,
Да дверь хорошенько заприте, дети,
Ведь ночь холодна, дети,
Да старость трудна, дети,
Да и Томми сдох.
Будьте людьми, распотешьте вы старца седого, дети!
А ведь близко к тому, что уже пол-одиннадцатого, дети!
Хлеба мало, зато у нас есть требуха, дети.
Да и выкурить трубочку — мысль не плоха, дети?
Было вдоволь пивка, так пролили беспутно, дети,
Мне бы килт мой шотландский, вот стало б уютно, дети!
Я люблю вечерами гуторить; что лежать на боку, дети!
Вы — мальцы, ну а я повидал на веку, дети!
Поживите с моё, так узнаете, что да почём, дети,
Верно, думаете: всё нахрапом возьмём, дети.
Впрочем, поздно; несите наверх старика, дети;
Не тяжек, лишь много во мне пивка, дети.
Разыгралась подагра; чур, меня не трясти, дети.
Коли будете так же себя вести, дети,
Замучит и вас… Не споткнись: половик, дети!
Ах, дурни! Назло мне! Аж скусил свой язык, дети!
Ну вот и добро. Да погрейте мне руки, дети;
Что мне вам объяснять, — всё пустяшные звуки, дети,
Просто ночь холодна,
Просто старость трудна,
Да и Томми сдох.
Есть что-то весьма назидательное в том, что дети ни разу не перебивают старичка и вообще кажутся безучастными до тех пор, пока он не изъявляет желания отправиться в постель, но уж тогда-то они бросаются исполнять его просьбу со всей нежностью и почти неподобающей стремительностью [34].
«Вспомни вечер один, вспомни тот магазин,
Где впервые увидел ты Хлою;
Ты сказал, я проста и чертовски пуста, —
Поняла я: любуешься мною.
Покупала муку я тогда к пирогу
(Я затеяла ужин обильный);
Попросила чуток подержать мой кулёк
(Чтоб увидеть, насколько ты сильный).
Ты рванулся бегом вместе с этим кульком
Прямо в омнибус — помнишь, повеса? —
Про меня, мол, забыл, — но зато сохранил
Ты ни много ни мало три пенса.
Ну а помнишь, дружок, как ты кушал пирог,
Хоть сказал, он безвкусен и пресен;
Но мигнул ты — и мне стало ясно вполне,
Что тебе не пирог интересен.
Помню я хорошо, как услужливый Джо
Нам на Выставку взял приглашенья;
Ты повёл нас тогда „срезав угол“ туда,
И в неё не попала в тот день я.
Джо озлился, смешной, — вышел путь, мол,
Но пришла я тебе на подмогу.
Говорю: таковы все мужчины, увы! —
Ты спросил: „Что теперь?“ (Заперта была дверь —
Мы, смеясь, постояли перед нею.)
Я вскричала: „Назад!“ И извозчик был рад:
На тебе заработал
Сам-то ты повернуть и не думал ничуть,
А придумал ты (верно, в ударе):
Раз откроется вновь завтра в десять часов, —
Подождать.
Джо спросил наповал: „Если б кто помирал,
Тут и ты бы проткнул его пикой —
Сам-то будешь казнён?“ Ты сказал: „А резон?“ —
И ко мне с той загадкой великой.
Я решила её, — вспоминай же своё
Удивленье: „Во имя закона“.
Ты подумал чуть-чуть, ты поскрёб себе грудь
И сказал с уважением: „
Этот случай открыл, как умишком ты хил
(Хоть на вид и годишься в герои);
Позабавится свет, больше пользы и нет
От тебя —
Впрочем, плох ли, хорош, а другой не найдёшь,
Кто тебя выгораживать рада.
Ох, боюсь, без меня не протянешь и дня;
Так чего же ещё тебе надо?» [35]