Прорыв под Сталинградом

На следующий день Бройер присутствует на встрече, во время которой Иоганнес Р. Бехер выступает с докладом о положении Германии после Сталинградской битвы. Впрочем, делает он это в довольно странной манере – бросаясь словечками вроде “шайка Гитлера” или “нацистская клика” так беспечно, что офицеры снова чувствуют себя “причастными к жалкой клике поносимых, от которой они только-только постепенно начали отмежевываться”[80]. Естественно, подобные речи особого энтузиазма у них не вызывают. Только один оживляется – сидевший рядом с Бройером “упитанный господин в светло-сером костюме”. Тут же дается его описание: “Серые, плохо стриженные по бокам волосы, куцая шея, широкоскулое лицо, в центре которого, как клубника, пламенеет нос картошкой”[81]. Позже выяснится, что этот “мужчина с носом” не кто иной как Вильгельм Пик, бывший депутат рейхстага от КПГ. Вильгельм Пик 1 июля 1945 года вместе с другими ведущими активистами вернется в Берлин, а с 1949 по 1960 год будет первым и единственным президентом ГДР. Но пока ему 64, и он стоит во главе КПГ, которая в Германии находится на нелегальном положении. Пленные “суздальские” офицеры поймут, с кем имели дело, только потом. И тогда наступит прозрение: “Боже правый, это же самые сливки! Пожалуй, от греха подальше, следовало бы пойти на переговоры…”[82] Делегация проводит в лагере десять дней, с 18 по 28 июня. Вильгельм Пик дает довольно жесткую и беспристрастную оценку многочисленным встречам с немецкими офицерами, которая не совсем вяжется с его добродушной внешностью, но полностью подтверждает выводы Бехера. Офицеры, пишет Пик, “считают, что оказывать на них давление и ожидать скорого ответа бестактно”. По его мнению, представляется совершенно невозможным за столь короткий срок привить пленникам мысль о том, что долг Национального комитета “помочь немецкому народу положить конец войне”[83]. С подачи Бехера и Пика антифашистскую газету Das freie Wort (“Свободное слово”) забраковали, ее редакторов, лейтенанта Бернта фон Кюгельгена и графа Генриха фон Эйнзиделя, правнука первого немецкого рейхсканцлера Отто фон Бисмарка, сочли слишком молодыми и неопытными, а оформление листка тенденциозным и “не отвечающим немецкому духу”[84]. С правнуком Бисмарка Генрих Герлах столкнется уже через несколько недель после знакомства с немецкими ссыльными коммунистами. Самое сильное впечатление на него в Суздале производит доклад некоего доктора Эрнста Хадермана – капитана, которого Арнольд еще на ранней стадии привлек к работе в антифашистскую газету. “Это был один из них, кто говорил на их языке. И мысли, которые он выражал, были их собственные, систематизированные, приведенные в порядок и систему рассудительным духом”, – писал он позже[85]. Вдохновленный Хадерманом Герлах пользуется лагерной библиотекой, богатой не только легким развлекательным чтивом. В ней собраны книги великих прозаиков XIX века, а также немцев Леона Фейхтвангера, Франца Верфеля, Арнольда Цвейга, Леонарда Франка, Томаса и Генриха Маннов, Германа Гессе и Эрнста Фихерта, Рудольфа Георга Биндинга и даже Ганса Кароссы. На библиотечных полках Герлаху попадается “Прощание” – автобиографический роман Бехера, вышедший в 1940 году в Москве, и тот прочитывает книгу с большим интересом. Такая увлеченность не остается незамеченной, и Герлаха вызывают для беседы, во время которой Арнольд недвусмысленно намекает, что видит для него в советском плену более высокое предназначение: “Вы поедете в другой лагерь. Там вам дадут возможность читать, учиться и еще общаться с правильными людьми”[86]. Похоже, так оно и было, никаких “подвохов памяти”, как может показаться на первый взгляд. Через 70 лет – об этом речь еще впереди – мне посчастливится напасть в одном российском архиве на след этой беседы. У Арнольда и в самом деле сложилось положительное мнение о Генрихе Герлахе, которое определило его дальнейшую судьбу в плену. В характеристике, датированной 14 июля, мы читаем:

Характеристика военнопленного обер-лейтенанта германской армии Генриха Герлаха.

Генрих Герлах, воинское звание обер-лейтенант, один из самых активных офицеров лагеря № 160, отличается умом и прилежанием. Оказывает посильную помощь в работе, выполнил целый ряд поручений, касающихся установления контактов с другими офицерами и проведением профилактических бесед. Противник гитлеровского режима, во всяком случае, такое производит впечатление. В вермахте, по всей вероятности, работал в службе военной разведки, выполнял определенные политические задачи. Что касается политических устремлений и планов СССР, у Герлаха на этот счет много еще не устраненных предрассудков. Жаден до знаний (стремление к образованию налицо). Может оказаться полезен, пользуется большим уважением у старших по званию офицеров. Проф. Арнольд. 14 июля 1943 г.

Накануне, перед тем как появилась эта запись, 12–13 июля 1943 года в подмосковном Красногорске учреждается Национальный комитет “Свободная Германия” (НКСГ), несмотря на то что перевербованные сталинградские генералы все-таки отказались сотрудничать. Герлах на тот момент находится в лагере и узнает о Союзе из газеты Freies Deutschland (“Свободная Германия”), разложенной на всех столах. Возмущение военнопленных велико, тем более что полоса под названием выполнена в цветах второго и третьего Германского рейха: черный-белый-красный[87]. Из газеты Герлах узнает, что учредительный манифест Национального комитета подписан двенадцатью эмигрантами-коммунистами и двадцать одним военнопленным, все подписи подтверждаются факсимиле. Среди одиннадцати офицеров, вошедших в комитет, самые старшие по званию майоры: в их числе Карл Хетц, Герберт Штёсляйн и Генрих Хоман[88]. Герлах ни с одним из них не знаком, но с другими соучредителями комитета, капитанами Крамером и Хадерманом, за несколько дней до этого беседовал в лагере. Фамилия еще одного члена комитета запоминается сразу – уж больно выдающаяся: “Здесь был даже граф. Бройер припоминал: наверно, тот самый наголо остриженный правнук Бисмарка, лейтенант авиации, на счету которого три сбитых самолета и Рыцарский железный крест. Там, в котле, когда они еще искренне принимали на веру всю ложь, им показывали листовку с его портретом”[89]. С графом Генрихом фон Эйнзиделем, одержавшим 35 воздушных побед, отмеченным высокими наградами и сбитым в районе Сталинграда 30 августа 1942 года, Герлах встретится лично через два месяца во время формирования Союза немецких офицеров.

С графом фон Эйнзиделем довелось познакомиться и мне, это произошло почти полвека спустя, в начале 1990-х, вскоре после выхода в издательстве Aufbau двух книг об Иоганнесе Р. Бехере. В мае 1991 года на первом конгрессе объединенного Союза немецких писателей была образована историческая комиссия, которой предстояло изучить работу восточного и западного союзов в период разделенной Германии. Я был избран в комиссию, а чуть позже к нам присоединился Генрих фон Эйнзидель. Поскольку граф водил знакомство с Иоганнесом Р. Бехером еще во времена Национального комитета “Свободная Германия”, мы частенько беседовали. К личности Бехера, полной противоречий, на тот момент Эйнзидель оставался совершенно равнодушен. Однако о Сталинграде и последовавшем за ним плене в Советском Союзе по-прежнему говорил с живейшим интересом. Он не раз ссылался на свой “Дневник одного искушения. 1942–1950”, опубликованный уже в 1950 году издательством Pontes. Однажды, когда речь зашла о литературе, посвященной Сталинграду, фон Эйнзидель обратил мое внимание на документальный роман “Армия, которую предали”. С его автором, обер-лейтенантом Генрихом Герлахом, которого он неизменно называл “господин штудиенрат”, граф фон Эйнзидель познакомился в 1943 году в Красногорске в период основания Союза немецких офицеров. Роман, по его словам, пользовался в Федеративной республике большим успехом. В отличие от бестселлера Теодора Пливье “Сталинград”, увидевшего свет благодаря издательству Aufbau уже в 1946 году, здесь нет страшных сцен распада и гибели. В предисловии к новому изданию книги Иоахима Видера “Сталинград и ответственность солдата” фон Эйнзидель еще раз подчеркнул значение романа Герлаха[90]. Он настоятельно порекомендовал мне прочитать обе книги. Я хорошо знал все, что писали о войне в ГДР. Начав с “Оставшихся мальчиков” (1950) Эриха Лёста, я прочел роман Эгона Гюнтера “Их сровняли с землей” (1957) и “Час мертвых глаз” (1957) Гарри Тюрка, раскритикованный Союзом писателей ГДР за “жесткость стиля”. Книги, написанные так называемым “неприкрашенным слогом”, старательно вытеснялись из коллективной памяти ГДР, уступая место монументальным эпосам начала 1960-х годов, основной темой которых, как правило, являлось становление героя. В первую очередь это “Приключения Вернера Хольта” (1960) Дитера Нолля, на протяжении многих лет входившего в школьную программу. Романы “Мы не пыль на ветру” (1962) Макса Вальтера Шульца и “Теснина” Гюнтера де Бройна (1963) были также известны широкому читателю, а не только специалистам. Но как писали о войне в Западной Германии, на Востоке мало кто себе представлял. Надо признаться, и я тоже не особо внимательно следил за литературными новинками о Сталинграде “из-за кордона”. Услышанное от очевидца событий фон Эйнзиделя стало для меня откровением, мне открылась неизведанная земля – о Национальном комитете “Свободная Германия” я знал только то, что отвечало официальной версии, курсировавшей в литературных повестях ГДР, о Союзе немецких офицеров, основанном в советском плену, не слышал вовсе. В конце концов, вняв совету фон Эйнзиделя, я прочел его “Дневник” и бегло пролистал “Армию, которую предали” Герлаха. И, честно говоря, Эйнзидель оказался прав. Роман Герлаха действительно был “свободен от предрассудков и ресентимента, от черно-белой пачкотни и идеологических перекосов”[91]. Он беспощадно рисовал ужасы войны и отличался в буквальном смысле слова “неприкрашенным слогом”, не только в эпизоде “костяная дорога”:

И тут он [Айхерт – К. Г.] видит нечто, что заставляет его прищуриться и нагнуться к земле. Справа и слева от треклятой дороги он видит странные знаки. Вон торчит из-под снега одинокая лошадиная нога – а чуть подальше другая, а вон там пирамида, сложенная из одних костей, и венчает ее осклабившийся в улыбке череп… Дальше слева как кол в сугробе – боже правый – да это же целый человек! Голова зарыта в землю по самые плечи – стойкий оловянный солдатик во время оно, ноги-свечки метят в небо. На оголенных грязно-желтых ступнях лежат нежные ажурные салфеточки из снега. Водитель заметил смятение Айхерта.

– Костяная дорога, – говорит он, хотя его ни о чем не спрашивают. – Помечаем ее постоянно, иначе снегом занесет. Всякую деревяшку только воруют сразу, и до ходулей лошадиных нынче тоже немало охотников…

Таких людей, как капитан Айхерт, в вермахте величали “старыми кадрами”. Когда разразилась война, он служил уже двенадцать лет. За это время сердце его сделалось твердым как камень. Но сейчас оно трепетало от ужаса[92].

Тогда в исторической комиссии полыхали жаркие дебаты о литературном наследии Западной и Восточной Германии, посвященном Второй мировой войне и, в частности, Сталинграду. Роман Генриха Герлаха как нельзя более кстати отвечал этой теме, однако наш обмен мнениями о нем не вышел за рамки приватных бесед. Члены комиссии придерживались различных позиций по поводу того, как удачно связать западные и восточные биографии, судьбы, коды и опыты. После 12-го конгресса Союза немецких писателей в 1994 году Генрих фон Эйнзидель вышел из комиссии, он окунулся в политику и в октябре был избран в Бундестаг в качестве кандидата от партии ПДС по Саксонии, где работал до 1998 года”[93].