Жребий

— Это как знаешь. Живи здесь, как жила. Скоро Костя вернется. Месяца два и осталось ему службы.

— Мне-то что! — хмыкнула Татьяна. — Он в свой угол вернется.

— Что-то я не пойму, — растерянно раз вела руками Евдокия, опустилась на стул.

— А я вас не пойму, — бросила перевязывать пакет Татьяна. — Вы так переживали, что Костя влюбился в меня, даже заболели из-за этого. Я и вправду, бессовестная, собралась за него замуж, чтобы стыд свой скрыть. Вы же сами мне говорили, помните: «Тебе, Таня, замуж бы выйти теперь». Костя хоть и решился, предложение мне сделал, а в душе мучился, жалко ему вас было. Вот я и решила: возвращаю вам Костю. — Таня исподлобья взглянула на тетю. — А вы что-то вроде и не рады. Ах, да, что вы Косте скажете? Или я вдруг сразу хорошей стала?

Евдокия прикусила губу, справляясь с растерянностью.

— Вот как ты заговорила, дорогуша! Я теперь тебе без надобности. Как туфлю разбитую с ноги сбрасываешь? Да, ты из тех… тебе дай палец, руку откусишь. Напользовалась моей добротой?

— Доброта, — резко вскинулась Татьяна, — ваша доброта… она хуже, чем зло. В ней тонешь, как в протухшем болоте. Гнилью от нее тянет. Сам сгниваешь от нее! Как я вынесла эти несколько месяцев здесь?

— Батюшки, — прихлопнула в ладоши Евдокия. — Что же это творится? Думаешь ли ты, что говоришь?

Татьяна язвительно рассмеялась:

— Я давно все высказать хотела. Сколько же сдерживаться! Радуюсь, что язык развязался. — Качнула головой. — Все, все вы на одно лицо. На кого ни посмотрю, тоска берет. Жить не хочется. О выгоде своей каждый хлопочет, за шкуру свою дрожит.

— Ты и о Косте так думаешь? — растерянно спросила Евдокия.

— Костя… знайте, я с ним поступаю, как и со мной поступили — без сожаления. Да, мне это доставит удовольствие. Не было у меня к нему никаких чувств. Правду говорят, с волками жить — по-волчьи и выть. И меня на ваши повадки потянуло. Пусть теперь и ваш сыночек помучается. Это ему на пользу, увидит жизнь без прикрас. Он добр от глупости своей, как я когда-то была.

Евдокия открыла рот, но не могла вымолвить ни слова. Вдруг пронзительно закричала:

— Да ты гадина! Змея подколодная! На груди пригрелась.

— Ага! Пропяло! — злорадно рассмеялась Татьяна. — Свое как не защитить? Больно, да? Все становится на свои места. Вы думали, я не замечала, как не любите меня. Бедняжка! Как вы страдали, терпя такую обузу. Сочувствую. Понимаю. Главное, чтобы родня не осудила, чтобы сверху все было шито-крыто. — Татьяна снова истерично рассмеялась.

Евдокия, приходя в себя, тоже неестественно рассмеялась, нарочито ласково спросила:

— Голубушка, ты уже себя в силе почувствовала, как от ребенка отделалась?

Татьяна неожиданно серьезно посмотрела на нее:

— Освободилась я от вас. — Задумалась. Потом с горькой веселостью произнесла: — А дома обрадуются: как же, дочь теперь без греха, перед людьми ис стыдно будет. О, теперь уже по-настоящему учить жизни будут несмышленую. Как же у вас не поучиться, если вы со всех сторон к жизни приладились.

— А ты не зарекайся, не плюй в колодец, может, еще напиться приспичит.

— Нет, лучше от жажды умереть, чем пить вашу отраву, — тихо сказала Татьяна. И вдруг из глаз у нее покатились слезы. Она отвернулась. Евдокия молча растерянно постояла. Подошла к племяннице ближе:

— Ты что, Татьяна? Я ж тебя понимаю. Жить тяжело.

— Как тяжело жить! — открыто всхлипнула племянница. — Как тяжело жить, — снова глухо повторила Татьяна.

Слезы навернулись и на глаза Евдокии, ей вдруг стало до боли в груди жалко племянницу, она схватила ее за руку и умоляюще попросила:

— Танюша, прости за все! — Всхлипнула. — Я сама молодой была, сама любила. И все забыла, почему это забывается?

Раздался короткий звонок. Евдокия замерла: «Кого несет? Может, и не открывать».

Татьяна нервно передернула плечами:

— А вот и свидетели задушевного родственного разговора.

Евдокия пошла к двери, сильнее обычного загребая правым, свободным на ноге тапком. Прежде чем распахнуть дверь, помедлила. На пороге стояла улыбающаяся Александра Павловна. Смущенно выглядывал из-за ее плеча муж. Евдокия посмотрела на них растерянно. Она еще не отошла от пыла ссоры, полупримирения. Мысли ее путались. И вдруг безмятежность лиц, улыбок гостей…

— Извините, может, мы не вовремя? — Александра Павловна вопросительно оглянулась на мужа. Он недоуменно пожал плечами.

— Ну, о чем вы говорите, таким гостям всегда рады, — встряхнувшись, оживленно заговорила Евдокия, пропуская мужа с женой в квартиру. Александра Павловна шагнула нерешительно. Муж прошел как-то боком.

— Давненько мы у вас не были, — виновато улыбнулась Александра Павловна. — Вот Марк болел.

— Прихватила простуда, — муж развел руками.

— Молока ледяного напился из холодильника, — осуждающе пояснила Александра Павловна. Заглянув в зеркало, поправила волосы. — Как сама за ним не усмотрю, беда.

— Ну, ты, Сашенька, скажешь, не ребенок ведь я.

Гости в комнате не успели присесть на диван, как из спальни вышла Татьяна в коротком узком платье. Выражение лица у нее было спокойное и решительное. Евдокия лихорадочно стала поправлять фартук.

— Здравствуйте, — четко произнесла Татьяна. Остановилась в проеме двери, замедленным движением подняла руку и оперлась легонько о косяк. Молча, выжидающе посмотрела на Александру Павловну, ее мужа.

Александра Павловна напряженно свела брови, всем корпусом повернулась к Евдокии и тихо спросила:

— А что случилось? Разве уже все?

Евдокия кашлянула:

— Да вот не ждали, не гадали, а в больницу попали.

— И кто, девочка или мальчик? — тихо и как-то очень осторожно спросила Александра Павловна.

— Мальчик, — со вздохом ответила Евдокия.

— Он умер, — медленно и четко произнесла Татьяна.

— Как умер? — шепотом спросила Александра Павловна и тут же поправилась: — Отчего умер?

— Сердце остановилось, — коротко пояснила Евдокия.

— Нет, нет, это невозможно! — неожиданно вскрикнула Александра Павловна, резко тряхнув головой. Она посмотрела растерянно на Татьяну, Евдокию, мужа, судорожно вздохнула. С дрожью в голосе спросила: — Что же это такое? Я так ждала…

— Успокойся, — мягко сказал муж и сжал плечо. — В жизни все бывает… всякие неожиданности. Ты сама говоришь, нельзя никогда терять присутствие духа.

— Но я… я же готовилась. Каждый день ждала. Ты сам знаешь, Марк, — она умоляюще взглянула на него. — Ну, что же это такое? Почему, почему мне так не везет? Мы же и хотели мальчика, ты хотел мальчика, — поспешно поправилась Александра Павловна. — Я уже и белье ему заготовила.

— Голубушка, пригодится еще белье, — мягко обратилась к женщине Евдокия.

— Вы не знаете, что это такое — ждать, — раздраженно ответила Александра Павловна. — Вам, вам… не понять этого.

— Сашенька, ни к чему говорить такое, — полуобнял муж жену. Она осторожно сняла его руку. Встала.

— Марк, почему мне так не везет? Разве бы я плохо воспитывала этого мальчика?

Муж с подчеркнутой настойчивой мягкостью попросил:

— Ну, Сашенька, милая, успокойся же наконец. Возьми себя в руки.

— Да, да, меня можно пожалеть… — слезы брызнули из глаз Александры Павловны. Лицо вытянулось, стало некрасивым. Взглянув на себя в зеркало, женщина, прикусив губу, перестала плакать, провела по лицу рукой, тихо сказала:

— Извините, можно умыться?

— Да, голубушка, идите в ванную, — мягко ответила Евдокия.

Александра Павловна ушла. В комнате воцарилось молчание. Марк Игнатьевич, смущенно кашлянув, взглянул па Татьяну. Увидев на ее лице легкую усмешку, выпрямился:

— Вы поймите мою жену правильно. Она очень добрая, чувствительная. За чужие неприятности переживает больше, чем за свои.

Лицо Татьяны напряглось.

— Вы извините, Марк Игнатьевич, я вам правду скажу, — в голосе Татьяны появилось что-то жесткое. — Не за чужие неприятности переживает ваша жена, за свое благополучие испугалась… так же, как и вы.

— Материнство ее боль, — с вызовом перебил мужчина.

— Ах, какого переполоху наделал мой ребенок! — с наигранной сокрушенностью сказала Татьяна.

Вошла Александра Павловна, напудренная и уже спокойная. Татьяна взглянула на нее и с жесткостью продолжила:

— Вначале моего ребенка не хотел никто. О, как переполошились мои родственники,

Для них это было страшнее грома среди ясного неба. Срочно были приняты меры, чтобы все шито-крыто. А как стали на меня давить! И я тоже не меньше их испугалась этого бедного ребенка. — Она усмехнулась с горечью. — Нас можно поздравить с успехом. Он, как говорится, превзошел все ожидания.

— Татьяна, что ты всех огулом ругаешь, — вмешалась Евдокия. — Мы уже обо всем этом с тобой переговорили.

— А я хочу, чтобы слышали и эти люди, какова их роль была. — Татьяна резко тряхнула головой. — Они ведь тоже видели рвение, с каким включились в это дело вы, тетя Дуся. Да, вам нужно отдать должное. По своей изобретательности вы переплюнули даже тетю Лизу.

Евдокия что-то хотела ответить, но Татьяна перебила ее:

— А знаете, ваш Костя тоже в душе был против ребенка. Он ведь все же ваш сынок. Да, да, я видела, как он страдал из-за вашей ссоры и желал, чтобы как-нибудь все само уладилось. Это он на словах твердый.

Татьяна остановила колкий взгляд на Александре Павловне:

— Вы-то, конечно, ждали моего ребенка. Он вам нужен для полного благоустройства быта, а не для удовлетворения чувства материнства. Да! Чтобы муж к другой не сбежал, чтобы вам было чем забавляться, чтобы в квартире был полный достаток.

— Замолчи! — громко прошептала Александра Павловна и шагнула к Татьяне, но тут же отступила и оглянулась на растерявшегося мужа.

* * *

Валентина Ивановна Амиргулова

ЖРЕБИЙ

Повести

Редактор Л. Плигина

Художник В. Александров

Художественный редактор А. Никулин

Технический редактор В. Соколова

Корректор Г. Селецкая

ИБ № 4226

Сдано в набор 18.03.86. Подписано к печати 10.07.86. А17659. Формат 70x90/32. Гарнитура литерат. Печать высокая. Бумага тип. № 1. Усл. печ. л. 7,02. Усл. краск.-отт. 7, 17. Уч.-изд. л. 7,05. Тираж 30 000 экз. Заказ 82.

Цена 70 коп.

Издательство «Современник Государственного комитета РСФСР но делам издательств, полиграфии и книжной торговли и Союза писателей РСФСР 123007 Москва, Хорошевское шоссе, 62

Полиграфическое предприятие «Современник Росполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли 415013, Тольятти, Южное шоссе, 30