Буквы

* * *

Не понял и я. Три года понять пытался на халявных харчах. Слушал мантры, слушал людей. Кто-то считал, что Агван-Тобгял — талантливый шарлатан, каких немало. Ловко разводит сильных мира сего на деньги, изображает бурную деятельность, потешается над людскими суевериями.

Только не мог я поверить, что покрытый шрамами старик будет ради денег спектакль устраивать. Зачем ему деньги, если он живет в старом двухэтажном домике и пьет чай с молоком из грубых глиняных чашек? Ни жены, ни женщины, как я понял, у него никогда не было, детей и прочих потомков, следовательно, тоже. Зачем ему деньги, что он купит на них?

«Ничего».

Было в ашраме забавное течение, что-то вроде хиппи. Мужчины и женщины разных народов, но в одинаковой местной одежде и обязательно с бритыми головами. Они часто собирались там и сям на скудной травке, рассаживались рядами, били в барабаны и бубны, пели мантры. Местные тибетские ребята посматривали на них с лукавой усмешкой в глазах. Агван-Тобгял не смотрел вовсе, видно, конкуренции не боялся. Наверное, потому что Цзяньянами хиппи не были, их мантры не заставляли мир вибрировать и колебаться. Скорее, это походило на мычание.

Впрочем, это не мешало им считать старика своим духовным гуру, нести какую-то околесицу про чакры и астральное тело и искренне верить, что Агван — это очередное воплощение Будды. Кажется, они были убеждены, что он творит только добро и исправляет беды мира своими молитвами. Поэтому очень важно для них было всегда быть тут, у него под рукой, чтобы по первому зову явиться в молельный дом и творить добро вместе с ним.

Подозреваю, что для многих из них весомым аргументом в пользу постоянной готовности к добру была бесплатная еда и выпивка.

А я видел пару раз, кто приходит на поклон к старому тибетцу. И никак не мог поверить, что такие люди станут платить сумасшедшие деньги за добрые дела.