По ту сторону мечты

Глава 7

Весна… Я не думала, что она вообще бывает в этом белом холодном мире. Да, знала, что однажды она наступит, но не верила. По насечкам на моем полене, я жила в доме Ашит уже девяносто девять дней, и все это время я слушала завывание метели ночью и скрип снега под ногами днем. И до того свыклась с этими звуками, что в ночь на сотый день открыла глаза и не поняла, что же меня встревожило. А потом догадалась — тишина.

На миг испугавшись, что оглохла, я подошла к окошку и увидела то, чего еще не было ни разу за предыдущие девяносто девять ночей — свет луны. Он серебрил снежный наст, рассыпал белые сияющие искры, и я захотела увидеть это не через окно. Я накинула на плечи шубу и приоткрыла дверь…

— Ох, — сорвалось с моих уст, и больше я не сумела произнести ни слова.

Завороженная красотой этой ночи, я подняла взгляд к небу и увидела там сияние звезд. Кристальная чистота воздуха превратила их в мириады бриллиантов, переливавшихся множеством граней. А после я снова посмотрела на землю и уже не отрывала взора от снежного перелива.

А потом за моей спиной заворчал Уруш. Он протиснулся мимо моих ног и уселся рядом, не спеша сбежать на прогулку. Турым не зазывал меня поиграть, не просил вернуться в дом, просто сидел и любовался вместе со мной волшебством. Не знаю, сколько прошло времени, я не чувствовала его, но очнуться нас заставил голос шаманки:

— Ашити, вернись в дом. Заболеешь.

— Мама, мне не холодно, — отозвалась я и вдруг поняла, что и вправду мороза больше нет. И я спросила, вновь глядя на россыпь белых искр: — Мама, что это?

Она подошла к нам с турымом, шире открыла дверь и улыбнулась:

— Это весна, дочка.

— Весна, — эхом откликнулась я. — Как же красиво.

— Красиво, — согласилась шаманка, но тут же строго велела: — Вернись в дом, простынешь.

Вздохнув, я послушалась ее, но не смогла лечь. Сна не было. Вместо лежанки, я снова подошла к окну, села на лавку и устремила взгляд на улицу. Не было сил оторваться и забыть о чудесном видении. Оно было подобно тому, что я видела в пещере Белого Духа, но там сияние было холодным, стылым, а сейчас я видела, словно пробуждение жизни. Ее предвестие.

Уруш вновь был рядом со мной. Он запрыгнул на лавку, уселся рядом и тоже глядел на улицу.

— Доброе предзнаменование — встретить первую весеннюю ночь, — произнесла Ашит.

Она подошла ближе и присела рядом со мной и Урушем.

— Больше не будет метелей? — спросила я.

— До следующей зимы не будет, — кивнула шаманка.

— У меня дома бывают метели весной, а зимой оттепель, — сказала я, снова поглядев в окно. О природе в родном мне мире я помнила отлично, в отличие от людей, окружавших меня.

А утром выглянуло солнце. Солнце! Увидев его, я поняла, как нестерпимо соскучилась по яркому свету и теплу. Я прекрасно помнила цветущий сад и солнечные лучи, скользившие сквозь кроны деревьев, покрытые свежей зеленью. Восхитительные цвета! И по ним я тоже соскучилась.

— Всему свое время, Ашити, — сказала мне шаманка, когда я стояла на следующий день посреди вдруг уплотнившегося снега. — Подожди еще немного.

— Иного не остается, — ответила я.

А потом снег начал таять. С каждым днем его становилось всё меньше и меньше, и спустя всего пять дней я увидела сквозь проталины черную землю. И когда Ашит выглянула из дома, я танцевала. Уруш носился вокруг меня, подвывая, а я, подставив лицо солнечным лучам, кружилась рядом с дровяным сараем, умудряясь совмещать движения, которые мне показала шаманка с теми, которые всплыли в памяти из прошлой жизни. Мой танец был дик и прекрасен в своей искренней необузданности. Мать стояла на пороге и с улыбкой наблюдала за моими замысловатыми, но в высшей степени странными коленцами. После я остановилась, раскинула руки и выкрикнула в голубое небо:

Бог наш Верховный, Бог-вседержитель,
Жизни земной ты — первый хранитель!
В вечные веки восславим тебя,
Отец всего сущего, Бог Бытия!

И вдруг застыла, в одно мгновение осознав, что вспомнила песнь совсем из другой религии, и она предназначалась совсем иному богу, им которого я забыла. На миг задумавшись, я вскоре мотнула головой и улыбнулась, потому что посвятила ее своему покровителю. Надеюсь, он принял мой маленький дар.

— Что это ты такое говорила, Ашити?

Я обернулась и посмотрела с улыбкой на шаманку, подошедшую ко мне.

— Это было для Него, — ответила я и снова посмотрела на небо. А потом мне пришла в голову мысль, и я спросила: — Мама, а какой бывает Его пещера летом?

— Такой же, как и зимой, — ответила Ашит. — Лед там никогда не тает.

— Наверное, удивительно войти туда посреди цветущего лета, — мечтательно произнесла я. — За спиной зеленая трава и солнце, а впереди искрящийся лед. Мне бы хотелось еще раз побывать там.

— В пещеру нельзя войти, когда захочется, — ответила шаманка. — Он решает, кого впустить, а кто не сможет сделать и шага. Если на то будет воля Отца, ты войдешь к нему еще раз, а пока Он не ждет ни тебя, ни меня.

— Но Он всё равно с нами, — улыбнулась я.

— Верно, дочка, — с ответной улыбкой кивнула Ашит. — Отец всегда рядом со своими детьми.

А через несколько дней проклюнулась зелень. Я глазам своим не верила, глядя на ровный ковер нежно-зеленой травы, покрывший двор шаманки всего за одну ночь. И солнце грело уже настолько, что я вышла на улицу даже без мехового жилета. Хотела и сапожки снять, но строгая мать погрозила мне пальцем даже раньше, чем я решилась воплотить свою мысль.

— Проклятая связь, — проворчала я, Уруш согласно заскрипел в ответ. Он понимал меня лучше шаманки и поддерживал. Настоящий друг.

— Дети, — хмыкнула Ашит и ушла в дом.

Мы с турымом проводили ее взглядом и поспешили скрыться за домом. Здесь нам никто не грозил пальцем и не следил за тем, что на нас надето. Воспоминание о рырхах уже притупилось, они, как и сказала шаманка, больше не приближались к дому. Да и с наступлением весны хищники уходили в места, наполнявшиеся дичью. К тому же теперь я научилась понимать по поведению Уруша, когда есть опасность, а когда нет. А сейчас он деловито перебирал лапами рядом со мной, не спеша убежать — его ничего не настораживало.

— Турым — зверь небольшой, но полезный, — как-то сказала о своем домашнем питомце шаманка, когда я ее спросила, почему она не завела сторожа помощней. — Он в метели не пропадет, след и под снегом почует. Об опасности предупредит, а еще верней его не найдешь. Хороший сторож, другого не надо.

— Уруш лучше всех, — согласилась я, глядя на самодовольную морду нашего турыма.

Так что рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Жаль, только говорить не умел, иногда мне этого очень не хватало, но слушал всегда с интересом и вниманием. Однако обувь я все-таки снимать не стала, решив послушаться матери. А за домом меня ожидало еще одно открытие. Увидела его не сразу, даже чуть не наступила, но заворчал турым и, опустив взгляд вниз, я охнула и замерла, с восторгом глядя на цветок. После опустилась на колени и тронула нежные лепестки местного первоцвета.

Он был синего цвета с желтой сердцевинкой. Порывшись в памяти, я выудила название наиболее подходящего по внешнему вида цветка — колокольчик. Только этот цветок не опускал стыдливо головку вниз, он смело глядел на яркое солнце.

— Какой красивый, смотри, Уруш, — сказала я и отодвинула любопытную морду турыма, когда он сунул нос к цветку. — Не помни, пусть цветет.

Опустившись еще ниже, я вдохнула едва уловимый чуть сладковатый запах, мечтательно вздохнула и села на пятки.

— Цвет, как у глаз Танияра, — сказала я, продолжая рассматривать свою находку.

— Уа, — заскрипел Уруш.

— Что? — я посмотрела на него и округлила глаза: — Ты о чем? Я просто больше никого здесь не видела… — Турым снова заскрипел, и я отмахнулась: — Да ну тебя. Агыль и ее муж не в счет. Там мне было не до их глаз. Мы, знаешь ли, роды принимали. То еще действо, скажу я тебе. Бр-р. И не спорь со мной. — Я легонько щелкнула его по носу. — Ты, Уруш, животное и ничего не понимаешь. — Он фыркнул, а я повторила: — Не понимаешь.

— Уа, — ответил турым и, встряхнувшись, ушел обратно во двор.

— Тоже мне, поглядите, какой гордый, — хмыкнула я, а затем, бросив последний взгляд на цветок, шепнула: — Точь-в-точь, как глаза Танияра, — и поспешила за Урушем.

Когда я вернулась во двор, Ашит уже сидела на ступенях крыльца, подставив лицо солнечным лучам. Поднявшись к ней, я уселась на ступеньку ниже и умиротворенно вздохнула.

— Как же хорошо, — сказала я, щурясь от яркого света.

— Да, — ответила шаманка. — Хорошо.

Мы некоторое время молчали, но вскоре мне стало скучно просто сидеть в тишине, и я заговорила:

— Мама, за домом расцвел синий цветок. Как он называется?

— Аймаль, — ответила Ашит. — Скоро их будет много. Сначала один вытянется, за ним второй. Переплетутся, а там и третий поверх полезет. Все стены оплетут. Издалека глянешь, а дом стал синим.

Я улыбнулась, представив себе описанную картину. Красиво…

— Скоро в поселениях праздновать лето начнут, уж совсем оно близко, — продолжила рассказывать Ашит, и я порывисто обернулась к ней.

— Праздник лета? — переспросила я.

— Он, — усмехнулась шаманка. — На большой поляне столы составят, кушаньями уставят, хмельной буртан рекой польется. Песни запоют. Мужики с парнями удалью хвастаться станут. То на кулаках, а то скачки на саулах затеют. Летом на саулах ездят, они быстрей и проворней рохов. Зато зимой лучше роха не найдешь.

— Скачки, — эхом повторила я и зажмурилась от неожиданно яркого образа.

Мне вдруг представилось, что я сижу в седле, и что мой скакун несет меня быстрее ветра. Я услышала, как дробно стучат копыта по дороге, увидела, как взлетает грива в такт стремительному галопу. Скачки…

— Да, скачки, — повторила Ашит. — А еще на саулах в тиру играют. Разложат на земле шкуры, а всадники ловкость свою показывают. Кто быстрей на скаку шкуры соберет, тот и молодец. Много чего там бывает, но это всё днем. А как стемнеет, огонь разожгут. Старики по домам разойдутся, мужья с женами тоже с поляны уйдут. У этих свой праздник продолжится. А те, кто молод еще и без пары, да зелень подросшая танцевать у костра станут. Горячие танцы, сильней буртана пьянят.

— А ты танцевала? — с интересом спросила я.

— А как же, — усмехнулась шаманка. — До того, как в ученики к шаману пошла, успела повеселиться. Бывало за меня и дрались после танцев этих. — Я округлила глаза, а мать проворчала: — Не всегда же старухой была. Я, знаешь ли, красавицей слыла в своем тагане. Многие хвостом ходили, только меня Отец позвал. Всё веселье тогда забыла и к шаману ушла.

— И никогда не жалела? — спросила я с улыбкой.

— Глупая, — Ашит открыла глаза и погладила меня по щеке, — зов Отца — это честь великая. Тот шаман больше силы имеет, кого Белый Дух выбрал. А меня выбрал.

— А как позвал?

— Во сне приснилось, что иду по ледяной тропе, а впереди свет нестерпимый. Я глаза руками закрыла, отвернуться хотела, да имя свое услышала, и сияние будто на двое разделилось. Так я по тропе прошла и средь пещеры ледяной оказалась. Смотрю, а передо мной Белый Дух стоит. Большего тебе знать не надобно. Не каждому дано Отца увидеть, а тебе показался. Вот и думай, какую честь тебе оказали.