Личный враг Бонапарта

* * *

На следующий день Александр Христофорович в том же мундире со всеми наградами – хоть чем погордиться – явился в особняк госпожи Дуниной.

Спросил Елизавету Андреевну и был введен в просторную гостиную с низким потолком, расписанным домашним «малюванцем». Бибикова сидела в кресле. У ее ног кот Потемкин – экая жирная стала скотина! – вертел лапами клубок.

Дама выглядела иначе, чем вчера. Бальное платье уже не создавало вокруг нее сказочного ореола. Но синий домашний капот под горло только добавлял ей, на взгляд посетителя, прелести. Через плечо была перекинута черная шаль. Эту вдовью ноту следовало убрать. Лимонная, да, он выбрал бы лимонную, яркого, кричащего оттенка.

На коленях у Елизаветы Андреевны лежала кожаная тетрадка.

– Вот. Вы за этим пришли, – холодно произнесла она. – Жаль, что нам больше нельзя встречаться.

– Она настолько распоряжается вами?

Госпожа Бибикова пожала плечами.

– Что поделать? В ее руках благополучие моих детей.

Бенкендорф кашлянул. Он не знал, стоит ли продолжать разговор. Ведь вдова для себя все решила. И наверняка у нее были причины.

– Прочли? – спросил он, указывая на дневник.

Та кивнула.

– Впечатляет. Во всяком случае, я понимаю, отчего такая добросердечная и отзывчивая тетушка, как моя, встала на дыбы.

Не такого впечатления он добивался. Но каждый смотрит своими глазами.

– Надеюсь, ей вы не показывали? Плохое вечернее чтение для родных.

– Напротив, – вздохнула госпожа Бибикова. – Ее золотые деньки в прошлом, и «Казанова» под подушкой – лучшее успокоительное на ночь. Но я, конечно, не настолько цинична, чтобы делиться с кем-то откровениями доверившегося человека. А может, не настолько щедра.

Ее рука протянула ему тетрадь. Шурку охватила паника: сейчас отдаст, и все. Больше их ничто не связывает. Хотя связывало ли?

– Продолжение есть? – осведомилась Елизавета Андреевна так, точно спрашивала у молочницы, каковы нынче сливки.

– Есть, – признался генерал. – Вторая часть.

– Давайте.

Именно за тем Бенкендорф и пришел. Оба отлично понимали друг друга.

– Будет чем заполнить досуг.

Он ненавидел себя. Ненавидел ее. И то унижение, которое не пойми почему пережил в доме уездной барыни, от вдовы третьесортного генерала. К тому же разоренной и обремененной детьми.

Да ему и при дворе рады! Вот что значит шляхетская спесь! Ведет себя, как королева. А сама не знает, чем юбку заштопать! Коров доила! Младшую дочь кормила грудью!

Бенкендорфа трясло. Он назло не нанес визит тетушке. С ним невежливы, и он сумеет показать, кто здесь кто.

Только на квартире развернул дневник. В нос от страниц ударил знакомый запах. Мята и снег. Машинально пролистал тетрадь. На ковер выпал листок.

«Простите меня. Моя жизнь только ради детей. Из-за них я терплю то, что сама сносить бы не стала. Муж играл. Имения заложены. Я полностью подчиняюсь тетке. Она выдаст меня так, как ей будет угодно. Если правда хоть треть из того, что вы пишите, найдите способ вернуть мне ту ночь, которую задолжали. Я всего лишь женщина. И хочу немного радости».

Продолжение следует.