Оладушки

Глава 5

Еву словно ремнем вытянули. Дылда... Да еще и глупая... Пришлось зажмуриться и считать про себя, но ярость никуда от этого не делась. А потому дождавшись, когда понурый Рик и его юная жена выйдут из холла фитнес-клуба на улицу, и пользуясь тем, что более в помещении никого, кроме возившегося за стойкой администратора, нет, Ева встала и с ходу залепила своему зарвавшемуся тренеру крепкую пощечину. А после вежливо пояснила:

— Начался вечер с рукоприкладства, им и должен закончиться. Для красоты картины. А теперь кроме шуток: впредь, господин Шефер, прошу помнить, что если в тренировочном зале вы царь, бог и воинский начальник, и, наверно, в какой-то степени можете себе позволить хамить из каких-то там воспитательных соображений, то вне этого самого зала я для вас не «дылда» и даже не «эй», а госпожа Леруа. Ева Леруа. Прошу меня простить.

Ева склонила голову в легком поклоне и вышла, ощущая у себя за спиной каменную тишину.

На следующее занятие группа пришла в полном составе. Даже смущенная Криста и та прибежала — причем уже не в своих леггинсах, за которые в первый же день получила от тренера, а в новеньком кимоно. А вот сам Шефер не явился. Его заменял какой-то перекачанный детина, который безостановочно шутил с девушками и дамами постарше и особо их не перегружал, чем сразу всем понравился. Всем, кроме Евы.

Только из-за этого (из-за чего ж еще?) сразу после окончания занятий, помывшись и переодевшись, она двинула к администратору с конкретным вопросом: где Шефер? Упирала она при этом на то, что платила именно за занятия с этим тренером, а не с каким-то другим, а потому хотела бы получить услугу в полном объеме. Ее с улыбками вежливо заверили, что всё в порядке, господин Шефер тоже человек, и у него возникли некоторые неотложные дела, но в следующий раз…

Но и на занятии двумя днями позже группой занимался всё тот же качок на анаболиках. У Евы засосало под ложечкой. Почему-то она была уверена, что всему виной она сама, ее собственные поступки — тот дурацкий поцелуй, а потом не менее дурацкая пощечина. Ева дала себе слово, что если Шефер не объявится и на следующем занятии, то она пойдет к руководству клуба и выпросит его домашний адрес или хотя бы личный номер телефона. Чтобы объясниться… И извиниться. Да, да! Она знала, что вроде бы не сделала ничего такого, за что действительно стоило бы просить прощения. На самом деле, Шефер сам целиком и полностью был виноват в произошедшем, но на душе стало совсем неспокойно. Ева целыми днями только и делала, что думала об этом искалеченном судьбой волке-оборотне, который так мило пах подгоревшими оладушками…

Но и в этот раз весь ее настрой разбился о простой факт: Шефер на это занятие явился без опозданий. При этом выглядел и вел он себя так, как и всегда: «тыкал» и язвил по отношению ко всем женщинам в группе. За одним единственным исключением. «Госпожа Леруа, прошу вас», «госпожа Леруа, не могли бы вы», «госпожа Леруа, вы это движение делаете неправильно». И больше никаких вызовов на ковер для демонстрации приемов на той, «кто поздоровее и выдержит», никаких «дылда», никаких шуточек про особую важность крепких бедер для девиц, адресованных Еве. Это не могло не радовать, но почему-то печалило и раздражало.

Женщины из группы посматривали на Еву с интересом и, естественно, перешептывались. А в раздевалке к ней подошла Криста и тревожным шепотом поинтересовалась, что произошло между ней и тренером после того, как они с Риком тогда ушли. Ответ у Евы был всего один: она ухитрилась оттолкнуть от себя мужчину, которого, на самом деле, хотела бы к себе привлечь ближе… Значительно ближе. Настолько, чтобы и в доме Евы и даже в ее постели по утрам и вечерам пахло пригоревшими оладушками…

После чего она это поняла? Когда стало ясно, что Эрих Шефер, несмотря на всю его колючесть и язвительность, несмотря на его изуродованное лицо, несмотря на то, что он только и делал, что обижал Еву, шпынял ее и говорил о своей к ней неприязни, оказался самым важным в жизни существом? Не истинным — в жилах Евы все же текла кровь, слишком сильно разбавленная человеческой, чтобы могли сработать инстинкты, неизбежные для чистокровных оборотней. Нет, ни о чем подобном говорить не приходилось, но Эрих... Эрих стал для нее тем мужчиной, о котором невозможно было не думать. Невозможно не мечтать.

Что послужило тому причиной? В какой момент все изменилось для Евы столь кардинально? Ответа на эти вопросы у нее не было. Одно лишь она могла сказать совершенно точно: когда ей по электронке пришло очередное злобное и мерзкое послание от «Доброго папочки», Ева просто послала его открытым текстом на три веселых буковки и после об этом даже не вспоминала. Мысли ее были заняты совсем другим — печальной несправедливостью судьбы, которая вечно играла с «госпожой Леруа» в какие-то одной ей понятные игры.

Ева очень нравилась Питеру — брату Катрины, но Питер совсем не нравился ей самой. Зато Еве очень нравился Эрих Шефер, в то время как тот в ее сторону и смотреть не хотел. И так в Евиной жизни получалось всегда! Она не была убежденным борцом за права женщин, она не принадлежала к так называемым чайлдфри, наоборот, она всегда хотела иметь семью — чтобы был свой, родной и близкий мужчина, дети, толстый кот и горшки с геранью на окошке. И чуть подгорелые оладушки, которые она будет печь своим внукам… И ничего не получалось. Просто не получалось и всё тут!

Ева теперь подолгу стояла перед зеркалом в ванной и смотрела на себя, выискивая причины всего этого. Темные волосы… Может, следовало покраситься в блондинки? Глаза… Обычные глаза — карие, обрамленные довольно густыми и совсем черными ресницами. Может, надо начать делать макияж, как многие девушки? Тени там, румяна, помада… Прямой короткий нос — тоже совсем обычный... Правда, если задрать голову, становилось видно, что ноздри как раз кривые и перегородка ушла в сторону, но это мог бы заметить только тот мужчина, который бы смотрел на Еву уж совсем снизу вверх… Или тот, кто оказался бы на ней сверху… в постели…

Перестав задирать голову, чтобы изучить свой прямо-кривой нос, Ева теперь уставилась на собственные губы. Ну, они были. Тоже самые обычные, не толстые и не тонкие. С понуро опущенными вниз кончиками. Ева насильно улыбнулась сама себе и тут же сморщилась — эта искусственная, неискренняя улыбка была просто отвратительна.

Зато от накатившей тоски и «сердешных» переживаний здорово продвинулась вперед работа. Роман был почти дописан. Да и в занятиях по самообороне, на которых Ева выкладывалась как могла, чтобы хотя бы своими спортивными успехами заслужить похвалу тренера, дела шли так, что в начавшихся спаррингах тренер перестал ставить в пару с Евой девиц из их группы. Справиться с «дылдой» без ущерба для себя теперь мог только сам Шефер. И, надо сказать, делал он это играючи, каждый раз после поливая Еву потоками вежливой брани.

А всё оттого, что стоило этому волчаре с запахом горелых оладушек коснуться ее, прижать к себе в очередном захвате, как ножки у Евы подкашивались, ручки слабели, а сердце начинало выстукивать частое стаккато где-то в горле. И вообще больше всего, просто-таки неудержимо, хотелось лечь и подставить Эриху шею жестом покорности... Так, словно Ева и на самом деле была волчихой-оборотнем, а не полукровкой...

Шефер сердился, указывал на очевидное — что с таким подходом к делу ее трахнет первый встречный насильник. Ему, мол, и усилий-то прикладывать не придется — Ева сама брякнется перед ним на обе лопатки и попросит приступать. Ева не спорила, потому как ее состояние тренер оценивал совершенно верно. Разве только речь шла не о первом встречном мужике, а о вполне конкретном, который в ответ на немой призыв предательского тела «приступать» как раз совершенно не собирался.

— Почему ты с ним не спаррингуешь нормально? — как-то спросила у Евы замечательно похорошевшая за последнее время, разрумянившаяся и повеселевшая Криста, когда они в компании с заехавшей за подругой Катриной после занятий решили «сообразить на троих» по мороженке в кафешке на первом этаже фитнес-клуба. — Как со мной или с кем-то еще из девушек, так — зверь-машина, а как с ним, так — тютя какая-то. Прям, как я...

— Люблю я его, — не сдержав желание поделиться тем, что мучило и рвало на части, буркнула Ева. — И хочу до трясучки. А ему вот наплевать на все мои хотелки.

— Вот те на-а… — протянули чуть ли не хором Катрина и Криста.

Протянули, а после замолчали и так молча и сидели рядом битых минут десять, пока Ева пыталась взять себя в руки и не пустить слезы из глаз. Шоппингом она заниматься с Катриной, которая с тем за ней и заехала, предсказуемо отказалась. Даже несмотря на то, что с подругой Ева в последнее время виделась совсем нечасто. Катрина наконец-то получила предложение руки и сердца от любимого и теперь всё свободное время проводила именно с ним. Так что после того, как мороженое было съедено, Катрина уехала одна, а вскоре домой засобиралась и Криста.

Простившись с ними, Ева еще посидела немного за столиком, потом вернулась в раздевалку и еще раз сходила в душ, чтобы смыть невыплаканные слезы и охладить голову. После дождалась, пока в раздевалке рассосется стайка шумных и веселых девиц, у которых закончились занятия танцами — сил находиться рядом с ними не было. Короче говоря, собрать себя в кучку Ева сумела только к тому моменту, когда стрелка часов уже подползла к одиннадцати часам вечера — моменту закрытия клуба.

Маршрутка, к счастью, приехала быстро и была полупустой. Да и в пробках постоять не пришлось — все уже сидели по домам.

— Я уж думал, ты, Ева, в этом своем фитнесе поселиться решила, — сказал какой-то крупный мужик, вставая ей навстречу со скамейки возле подъезда.

Сердце было радостно дрогнуло, но это оказался не Эрих Шефер, а всего лишь Питер Дарт, брат Катрины. Ева почему-то решила, что что-то случилось именно с подругой — авария, проблема с женихом, да что угодно. Решила и даже перепугалась заранее.

— Пит? Ты чего тут?.. — начала было она, но договорить не успела.

Питер шагнул к ней, схватил за горло и решительно толкнул в сторону припаркованной неподалеку машины.

— Чего-чего! — ворчал он себе при этом под нос. — Я тебе писал? Писал. Говорил, что трахну? Говорил. Обещал, что после на всю жизнь запомнишь, кто твой хозяин? Обещал.

— Пит! Ты чего, Пит? — бормотала ничего не понимающая Ева и пыталась упираться, но получалось у нее это плохо — от растерянности, от шока, от поднявшегося из глубин души страха.

— Скоро у тебя, у зазнайки, течка начнется, я всё подсчитал, всё правильно прикинул. Я тебя на цепь посажу, дождусь, когда у тебя от гормонов башку снесет, и попользую всласть. Сама на мой член лезть будешь, да еще благодарить, что пускаю. А то зазналась совсем. Писательница, понимаешь, молодая да ранняя. Ага! На койке с расставленными ногами — вот твоя позиция в жизни.

И только тогда до Евы дошло, с кем именно она сейчас имеет дело. Нет, не старший брат Катрины, не друг, о котором Ева имела глупость думать, как об отличном незлобивом парне, а «Добрый папочка» тащил сейчас ее в сторону своего джипа, чтобы увезти бог знает куда, но с вполне конкретной целью. Что повернулось у Пита в башке, в какой момент его неудовлетворенная похоть переросла во вселенскую обиду, став причиной всего этого ужаса? Ответа на подобные вопросы Ева даже искать не собиралась. Более того, она почти не слушала то, что продолжал говорить этот придурок, просто выжидая подходящий момент. Грубые, гадкие слова не задевали — аллилуйя методе Эриха Шефера!