Идеальный расчет

Глава 1

Чаще всего в своей жизни я была одна. В школе, в универе и потом, когда уже вроде пора детей уму-разуму учить, от «кампутеров» отгонять, да внуков просить, не было у меня тех детей. Не подумайте, что я их не хотела. Хотела. Только вот дети просто так, от одного хотения не заводятся. Да и могла тоже, да. Думаете, что имею завышенные запросы, или как там пишется в статьях про современных женщин «Хотела от мужчины много, сама была единорогом»?

Была у меня одна, всего одна черта, которая этому мешала. Ну, не деторождению, а процессу, что перед деторождением… Со скромностью своей ничего и не расскажешь толком. В общем, мужчины со мной больше недели никак и не приживались, как штукатурка на районной больнице – неделя и до свидания, вроде и не было вовсе. Хорошо еще, если объяснят, предупредят, а так, чаще всего, просто уходили пока я на работе.

Скажете, психическая? Нет, спокойная и уравновешенная, два высших образования, секция танцев, бегала три раза в неделю, зимой лыжи в охотку. Но вот… не нравилось им со мной жить. Оттого и не заводились дети.

Но во всем остальном – жизнь полная чаша благодати и радости. Мать, Царствие Небесное, всему научила, хоть и растила одна, без отца. Отец мой был моряком дальнего плаванья, бороздил моря и океаны, и, видимо, забороздился так, что дорогу домой забыл напрочь. Эту сказку я любила в детстве, но в школе «добрые» одноклассники объяснили мне, что моряки и космонавты – это такие звери, которых мамашки придумывают, чтобы не уронить имени отца в глазах чада. Хоть он их и бросил давным-давно.

Я, конечно, ждала папу, и обязательно представляла его с ракушкой, такой, знаете, размером с баранью голову. Что он войдет в дверь квартиры, ленты за плечами будут колыхаться, из ракушки вдруг раздастся крик чаек, гуд корабля, и прочая эта морская финипистика.

В школе меня тоже недолюбливали, и все из-за моей странности, но это меня не особо расстраивало. "Меньше народу – больше кислороду" - как говорила бабушка, у которой я проводила каждое лето. Бабуля, кстати, осенью, возвращая меня по осени маме, тоже выдыхала, и, думаю, даже отмечала мой отъезд. Но без помощи не могла и поэтому смирялась – терпела мое присутствие. Соседские старушки ей завидовали, но она-то знала, что я за зверь.

В школе, а потом и в институте я дружила только с Верочкой – она спокойно относилась к моей прибомбашинке, но, если быть честным, у нее была примерно такая же, а если совсем не врать – даже похуже, чем моя.

Рожать «для себя» - как это стало модно нынче, я не хотела, хоть и подумывала на эту тему. Потому что не честно это, не хотела, чтобы и им пришлось врать про отцов – полярников, и прочих удивительных тварей.

В сорок лет моя особенность вдруг оказалась востребованной, и я, получив чуточку дополнительного образования, открыла свою фирму. В ней мы с Верочкой и стали звездами первой величины – хорошо, что не вылечились, когда нам советовали знакомые, причитая, что с такими вот «тараканами» никаких детей не завести, потому что они в этой среде не заводятся от слова совсем.

Когда фирма разрослась, пришлось нанять в офис двух девушек. Не смогли мы найти таких, как мы, видимо, в специальном божьем принтере краски такие закончились, сняли с производства. Пришлось брать помощниц по объявлениям.

Именно из-за них я и сделала шаг, который стоил мне всего. Лучше, конечно, по порядку, но сразу скажу – я честная и открытая женщина, на посиделках даже называют душой компании. Только вот с тех посиделок всех баб моих знакомых мужья забирают, а меня - такси, и приезжаю я в свой большой красивый дом, но пустой и тихий, и от этого мертвый. Хотя, есть в нем что-то похожее на меня, и это огорчало еще сильнее. Вечера были холодными и тихими. Оставалось ждать утра, когда жизнь начинала кипеть и солнце подмигивало в окно, и планов громадье. Лишь бы не вечер.

Рано утром все шло по плану, который висел на холодильнике под магнитом с коровой. Купила я ее не из-за надписи: «Не жри, и так корова», а потому что корова была мультяшная, и глаза у нее были очаровательными. Как принято писать «с поволокой». Она действительно напоминала меня: длинные ресницы, опущенные уголки глаз, тонкая талия и обширные ягодицы. Корова была в туфлях лодочках и купальнике в стиле пятидесятых. Именно так я и собиралась одеться на очередной летний отпуск, но пока не отпускала работа.

Кофемашина подала сигнал, что пора закругляться в ванной и спешить – доделать дела на пять дней за два и покупать путевку. В этот раз поехать придется без Верочки – у нее открылась аллергия, и пока она не разберется на что, боится, говорит, умрет от анафилактического шока.

Такси подъехало вовремя, и я считала, что день начался хорошо. Но эти двое смешали не только мои карты, но и карты Всевышнего, скорее всего. Думаю, у него в этот день был не просто выходной, а первый день долгожданного отпуска.

– Эльвирочка Михална, Эльви… - за мной бежала помощница и снова повторяла это дурацкое уменьшительно-ласкательное, которое меня раздражало.

– Прошу тебя, не называй меня так, из-за «Эльвирочки» я любить тебя сильнее не стану, хотя, «сильнее» - это прямо очень сильно сказано, - ответила я, остановившись перед лифтом, и обернувшись к Елене.

– Похоже, мы напутали с Мариночкой Львовной, - она сделала мультяшные глаза, сжала ладошки на груди и глубоко вздохнула.

– И что же вы Еленочка Никитишна с Мариночкой Львовной напутали? Это мой первый вопрос, а второй – отчего у мужчин с такими красивыми именами такие тупые дети.

– У каких мужчин? – Лена снова «зависла».

– Давай по делу. Что вы там напутали?

– Мы отправили стеллажи не на Никитскую, как нужно было, а в пригород, и с Никитской заказчик сейчас орет на нас. Понимаете?

– Я прекрасно понимаю, почему он орет на вас, Еленочка Никитишна. Созвонитесь с водителем и назовите правильный адрес, а я еду на Никитскую и попытаюсь успокоить человека, которому пришлось говорить с вами, - ответила я и шагнула в лифт.

Нажав на кнопку первого этажа, я глубоко вдохнула, закрыла глаза и выдохнула – это всегда помогало мне уравновесить свое состояние, которое, после диалогов с этими двумя, можно было назвать только одним словом – раздражение.

Кабина вдруг резко остановилась, и свет погас.

– Да едрит твою за обе ноги! Какого черта мы платим за все эти чудеса механики и электроники такие деньги, коли ничего никогда не работает нормально? – громко сказала я, понимая, что уравновесить свое состояние сегодня не получится. Я нажала на кнопку вызова специального человека, но в ответ, на другой стороне микрофона, я услышала странный шорох и слова, значение которых просто не понимала. Это была та еще тарабарщина. Как будто буквы назывались рандомно.

– Эй, вы там напились средства для смазки лифтов? – нажав на кнопку связи, проорала я. Но в ответ я снова услышала те же странные слова.

Через час торжественного стояния на каблуках в полной темноте, которую высвечивала телефоном, чтобы было не так грустно, я решила разуться. Было уже пофиг, что пол грязный – ноги не держали. Связи в кабине, как того и следовало ожидать, не было, и даже номер 911 не отвечал.

– Еще час, и мне придется здесь сесть, - сказала я себе, разминая поочередно затекшие в «лодочках» ступни. Я открыла последние заказы, которые всегда просто фотографировала на телефон, чтобы даже в дороге у меня была тема для мыслей, и углубилась в изучение, прикидывая что в случае с этим заказом можно придумать эдакого, дабы удивить заказчика.

Через час я села на пол. Благо на мне были синие брюки, и пол я, как могла, протерла влажными салфетками, которые всегда были в сумке. Я орала, стучала, но потом вспомнила, что кабину лучше не трясти, и снова «воткнулась» в телефон, записывая идеи голосовыми сообщениями на номер Верочки. Она поймет что это – всегда так делаем.

Когда меня сморило сном, я так и не отразила, но, проснувшись в полной темноте, сначала испугалась, а потом вспомнила про лифт и выдохнула – я сегодня опоздала везде, где было можно и где было нельзя. Неужели в таком огромном офисном здании до сих пор не поняли, что один из трех лифтов стоит как стража у Вечного огня?

Я выпрямила затёкшие ноги, и когда ступни уперлись во что-то мягкое, по спине пробежал липкий холодок. Я аккуратно пошарила руками по полу, но не нашла ни сумку, ни телефон, и только сейчас поняла, что ноги босые, а брюки, которые я утром надевала – исчезли. А еще… я подняла голову и увидела черноту ночного неба в щелях крыши.

Это точно не лифт бизнес–центра, где кофе стоит, будто варят его прямо из денег, а аренда офиса – будто он находится в центре буддийского монастыря какого-нибудь десятого века до нашей эры.

Закричать не смогла потому что горло пересохло и слиплось, но потом решила, что правильно сделала – может тихохонько и смогу смыться, а то, что там в ногах мягкое, сам черт поди не знает.

– Тама она, в сарайке, надо отца дождаться, я один боюсь, - раздался где-то рядом шепот. Я напряглась, но еще сильнее замерла. Аж старалась вовсе не дышать.

– Может, умершая? – спросил второй голосок испуганно и хныча, как будто сейчас заплачет, но только сейчас я поняла, что голоса детские.

– Нет, дышала она, - ответил первый голос, что принадлежал мальчишке. Девочка захныкала сильнее и голоса удалились. Я поняла, что уже присмотрелась к темноте, да и луна, скорее всего, вышла из-за пелены тучи. Вокруг меня лежали мешки из грубой ткани, подо мной на земляном полу труха от сена или от соломы – такая была на сараях в колхозе, куда нас возили «на картошку». Сена уже не было – скотину в колхозе держать бросили, а сараи с этой вот трухой остались.

На коленках проползла к стене, на которой были полки. Там стояли разномастные горшки. Я проверила почти все, но жидкостей ни в одном не имелось. Топленое масло, накрытое железными обрезками, завернутыми в бумагу, что-то вроде кусков соленого сала, пара крынок побольше с чем-то похожим на топленое скисшее молоко.

В мешках была или пшеница, или рожь, черт ее разберет, может, это вообще ячмень – я не сильна в агрономических изысканиях – отвел Бог. Я знаю, как нарисовать колосок, а какой именно культуре он будет принадлежать – надо смотреть в специальных книгах. А уж с семенами и подавно – аграрий я первый с конца.

Бутыли, размером не меньше тех, что ставят на кулер, только стеклянные и глиняные, прятались под нижней полкой, и то, что они аккуратно завешены тряпицей намекало, что в них то, что видеть стоит не каждому. Выкатив один из них, я с трудом вытащила деревянную пробку, завернутую в бумагу, и засунула в горлышко нос. Да, не вино. То ли настойка, то ли брага, но запаха дрожжей нет, а вот ягоды чувствуются хорошо.

Сначала плеснула себе на ладонь – страх, что там насекомые, был страшнее жажды, но света было мало. По привычке стукнула себя по боку в поисках телефона, а вернее, фонарика в нем, но бедро оказалось не то чтобы не там, а вовсе не такое, как я привыкла. Я невысокая, фигуристая барышня, и моя ярко выраженная талия была не моим личным достоянием, а разницей с объемными бедрами, которые тоже были подарком природы.