Последнее звено

Уже полгода прошло, я уж подумывала, что нашла то, что искала всегда, что у меня есть братья и сестры, которые… будут со мной до конца…

Марисса, обхватив грудь руками, срывающимся голосом бормотала признания, словно хотела оправдаться перед кем-то.

…Нас было шестеро. Четверо мужчин, и двое девушек. Мы как раз возвращались из той деревни, которую охраняли, –помнишь, я говорила…

Ну, мы задержались на постоялом дворе –нелегкая дернула нас свернуть не на ту дорогу… А ночью на нас напали… Банда, человек пятьдесят. Бывшие наемники, мразь урконская.

Там еще был караван гвойцев, те схватились за оружие, думали отобьемся… Какое там – постреляли из арбалетов, никто и пикнуть не успел.

И Брона, и Тхо, и… всех кто сопротивлялся. Хозяина живьем насадили на вертел –для забавы…

А я... Я бросила оружие, и забилась куда-то как крыса... Какое-то наваждение, словно кто-то лишил меня храбрости. Пока моих братьев убивали, я сидела в каком-то подполе и молила богиню спасти меня. Потом когда меня вытащили из тайника, я... Как будто сошла с ума от страха... Я говорила, что я акробатка из бродячего цирка, валялась у них в ногах, просила пощады...

Несса была еще жива, и они с ней...

А потом кинули жребий –про меня. Я досталась прихвостню атамана.

Потом другие...

...Я делала все что они хотели, сама, по первому слову, а они хвалили меня...

Они даже не были со мной жестокими. Один даже предлагал нам вдвоем убежать, и вместе воровать и грабить –чтобы я заманивала мужчин в засаду...

Я ему очень понравилась.

Я прислуживала им за едой, танцевала для них, меня... разыгрывали в кости...

Когда они валялись перепившиеся, я хотела их зарезать, но не смогла... я ... боялась...

Только через месяц я сумела от них бежать… Решилась бежать…

Марисса вновь залилась горькими слезами.

–И тебя изгнали? –спросил минуту спустя капитан, вытирая ей слезы косынкой.

–Нет, –помотала она головой. Я сама. Когда я вернулась, мне никто не сказал слова –в Феанне не могут обвинить, если нет свидетелей. Но они смотрели… Мне каждый раз чудилось что они смотрят, и говорят молча – «Почему ты жива??»…

И я… Эти взгляды.. –Марисса запиналась, казалось вот-вот снова разрыдается.

Вот так в одну ночь встала, и срезала клеймо бритвой.

Режу и вою, режу и вою... Потом прижгла рану свечей, и отрубилась...

Вот и все...

–Торн, –всхлипнула она. Ну за что мне все это? В чем я виновата? Что я сделала, что богиня так карает меня?

Девушка с тихим плачем уткнулась Торнану в грудь.

Он механически поглаживал ее по волосам, не зная, что сказать.

Все слова, что ничего страшного не произошло, что люди, пережив куда худшее, живут себе неплохо и даже счастливо, прозвучали бы нелепо и фальшиво.

***

...Сколько себя помнила Марисса, судьба ее не баловала. Детство ее не было ни безоблачным ни благополучным.

Ретез, город ее детства... Первый по величине порт Кильдарга, и третий –всей Логрии. Шумный, полный купцов и моряков, веселый и грязный, алчный и расточительный. Богатые лавки и тяжеловесные каменные мосты, бесконечные кварталы ремесленников, стольже бесконечные улицы увеселительных заведений, пестрые рыночные площади, и храмы двунадесяти богов, которым в Ретезе молились…

Гавань, куда приходили корабли буквально со всего света – из Данелага, и из Гвайса и Мериддо, и из Суртии и Гхаратты, и даже с Заокраинного материка, куда плыть надо полторы луны не видя земли. Все это было ей знакомо.

Но жизнь среди этого богатства и пышного цветения всего и вся была ох как нелегка!

В Ретезе всякий торговец –даже продающий вразнос лепешки и щербет с лотка, смотрит свысока на того, кто лишен этого высшего счастья: продавать и считать деньги за проданный товар.

А отец ее не был торговцем. Кебал Хорт по прозвищу Шрам, был воином купеческой стражи, одним из лучших ее воинов, и непревзойденным лучником. Но – не торговцем. И этого хватало, чтобы дети соседей: мелких лавочников и приказчиков дразнили и задирали ее.

У отца не было достаточного количества золота, и поэтому со вздохом мать штопала в очередной раз порванное платьишко дочки.

Деньги как приходили, так и уходили, и как ни старался он, выше скромного достатка подняться никак не удавалось. Отец мечтал о сыне, но родилась Инграда, – маленькая и болезненная девочка. Но он не упрекнул ни единым словом мать, как это водилось в их городе, где рождение девочки даже не всегда праздновали.

А еще ее отец ее не был ни коренным ретезцем, ни кильдаргианцем, ни даже логрийцем.

Про свою родину он не рассказывал никогда. И много времени спустя она догадалась –почему.

Ее мать – Сайна – огненно-рыжая, красивая но быстро увядающая под напором жизненных тягот, не попрекала отца ни отсутствием богатства, ни чужим происхождением. Она его просто любила. И любила ее – дочь чужеземца.

И это тоже позволяло подружкам высокомерно относиться к ней.

–Нет, Марька, тебя замуж никто не возьмет, –важно изрекала Тунна: заводила девчачьей компании их квартала, когда они по извечному обыкновению всех малолетних существ женского пола делили женихов из числа сверстников.

–Это еще почему?? – удивлялась Марисса.

–А потому, –назидательно поднимала Тунна палец. У тебя папаня кто?

–Воин! –важно отвечала Марисса.

–Он у тебя харьитт. Тарег, аль еще какой бродяга степной, – сообщала подружка словно открывая великий секрет. Не наш человек одним словом.

–Ну и что??

–А то! –с той же важностью рассуждала та. От волков родятся волки, от зайцев - зайцы, от черепах - черепахи. Разве не так? А что родится от волка и черепахи?? Никто тебя замуж не возьмет, потому что ты помесь непонятная. Так что тебе одна дорога - к твоей тетке…

Так она первый раз узнала о существовании тетки.

Но на ее вопрос о том – почему это ей дорога к тетке, и вообще –кто она такая, ее мама вдруг расплакалась, порывисто обняв Мариссу.

Потом правда добавила, что ее безмозглые подружки просто ничего не понимают, и не имеют даже мышиного ума, раз так говорят. Ведь ее дочка самая красивая, а они просто завидуют.

И тетя ее тоже хорошая, хотя и «неправильно живущая» женщина.

Вскоре девочка познакомилась с родственницей воочию.

Как-то вернувшись под вечер, вдоволь наигравшись, она увидела стол, заставленный разнообразными кушаньями, которые они ели лишь по праздникам. А за столом, вместе с родителями, сидела хорошо одетая госпожа, чье ожерелье стоило как бы не дороже их домика – уж в таких вещах она: дитя города торгашей и воров, разбиралась с ранних лет. Смотрелась та моложе матери, и Марисса очень удивилась, когда оказалось, что это и есть старшая сестра Сайны.

–Это тетя Аниза. Поздоровайся, дочка, –с натянутой улыбкой сообщила мать.

Марисса вежливо поздоровалась.

–У меня, оказывается, очень милая и красивая племянница, –доброжелательно сообщила новоявленная тетя.

И девочка очень удивилась, когда при этих словах выражения лиц и отца и матери приобрели явно неодобрительное выражение.

Она почти не общалась с родственницей, лишь помнит, как мать упорно отводила руку сестры, в которой был зажат тяжелый кошель.

И как потом ее отец, сурово и хмуро сказал маме, что очень уважает законы родства и гостеприимства, но не хотел бы видеть в своем доме шлюх.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, четверо более старших мальчишек во главе с Бартуком, сынком лавочника-старьевщика, начал ее преследовать. Этот стервец выследил ее, когда она купалась и стянув штаны, предложил «пососать морковку», обещая –вот урод! – полфунта сладкой тянучки.

Она вырвалась, стукнув какого-то из них в поддых, а Бартук вслед кричал ей, что он все равно ее достанет.

Наверное, надо было пожаловаться отцу, но она сделала по-другому.

У сына кузнеца она выменяла на две маленьких медных монетки, найденных в уличной пыли и сберегавшихся как величайшие сокровища в ее тайнике, обломанную половинку серпа.

И тем же вечером, обмотав обрывком уздечки, старательно наточила лезвие о камень.

И когда через два дня малолетний шакал вновь попытался зажать ее в углу старой крепостной стены, выхватила из-за пазухи самодельный нож, и ударила его в низ живота, метя отчекрыжить то место, которым он больше всего похвалялся.

Она промахнулась, лишь распоров бедро, но при виде хлещущей крови и воплях: «Убили! Убили меня!!!» вся компания прихлебателей разбежалась прочь, включая и самого «убиенного», оставлявшего кровавый след в пыли захолустной улочки.

А назавтра под вечер, к ним домой ввалился ревущий толстяк –отец Бартука.

Он верещал что поганое отродье чужака пыталось лишить мужественности его замечательного сына, что она сама пыталась его завлечь и соблазнить, что он немедленно заберет поганую девку-змею, и продаст в портовый бордель –и то вырученные деньги не возместят даже капли драгоценной крови его бедного сыночка.

Он вопил, брызгал слюной, изрыгал ругательства, а отец – ее здоровый и сильный отец стоял перед ним и молчал, жалко сгорбившись и опустив руки. Лишь потом, уже пройдя науку воина, она поняла – отец ее нарочно вел себя так: ждал, пока тот окончательно озвереет, и ударит его. Ведь по законам королевства Килльдар, ударившего тебя в твоем доме можно безнаказанно убить на месте.

И видимо лавочник вспомнил об этом, потому что вдруг запнулся, и зло бормоча, ушел.

А у калитки ответил своему сынку такого подзатыльника, что тот упал на землю, и заголосил не хуже, чем когда Марисса попортила ему шкуру.

Тем же вечером отец ее пришел к ней в комнатенку, и долго молча смотрел на нее. А потом вдруг сказал, что пройдет еще года-три четыре, неизвестные ей «урочные годы» кончатся, и они все вместе поедут очень далеко –туда, откуда он сюда приехал.

И тогда она увидит там и другую жизнь, и настоящих мужчин, и у нее будет много родных людей.

И никто не посмеет сказать ей недоброго слова – ибо тогда все двести мужчин ее рода вступятся за нее. И обязательно как только Мариссу увидят его земляки, то сразу кто-нибудь пришлет ей табун из десяти белых кобылиц -дар жениха семье невесты…

Потом отец ушел в плавание вместе с большим купеческим флотом –семнадцать огромных каракков, каждый из которых вмещал по сто тысяч пудов груза. Купцы платили очень неплохо, а лучник, способный без промаха бить с качающейся палубы был нелишним в дальнем походе.

И флотилия ушла в Малое Суртское Море.

И не вернулась. Так бывает – корабли гибнут бесследно, а у моряков не бывает могил. Пропали все семнадцать больших кораблей, полторы тысячи матросов, и девять богатых купцов, полсотни приказчиков и одиннадцать морских магов. И воин торговой стражи Кебал Хорт вместе с ними.

Шли месяцы, кончались деньги, на столе не было ничего кроме каши и черствых лепешек, что сбывают за полцены пекари, если товар нераспродан.

Но все трое верили, что все будет хорошо, и что настанет день, и вернется их отец и муж, и вновь радость придет в домик на припортовой улице.

Мать бралась за любую работу, шила, стирала, присматривала за чужими детьми за миску вчерашней похлебки. И ждала. Прошел год, и Сайна одела белую вдовью ленту на волосы, и справила тризну по мужу… Потом сгорела в несколько дней младшая сестра Мариссы, от непонятной неведомой болезни, и последние скромные драгоценности, отданные знахарям-шарлатанам ничем помочь не смогли. Те даже не смогли сказать –отчего Инграда умерла?