Тот, кто умер вчера

После укола я не без труда отыскала трубку телефона и позвонила Андрею Субботе. Рассказав ему все, я попросила связаться с Пиночетом, уверенная в том, что Суббота питает ко мне слабость и не откажет, понимая, какой стресс мне пришлось пережить. Сама тревожить Владимира Степановича я не решилась — старичок небось уже проглотил свой отвар против запора и завалился на боковую.

Расспрашивая патрульных, я выяснила, что о стрельбе им сообщил по телефону не назвавший себя мужчина. Это мог быть сосед или случайный прохожий. Прибывший на место наряд милиции обнаружил два тела, живое и мертвое, и вызвал машину «скорой помощи».

Ближе к полуночи появились Шевченко и Суббота, смотревшиеся со стороны как Дон Кихот и Санчо Панса. Только вместо лошади и осла у них был «гольф» старшего лейтенанта. Удивительно, что из них двоих заспанным выглядел как раз Суббота, а вот Шевченко, в модной рубашке, пахнущий, как и положено настоящему мужчине, дорогим одеколоном и хорошим коньяком, несмотря на позднее время, был бодр и полон сил. В каком это, интересно, злачном месте проводил вечер мой начальник?

Суббота принялся расспрашивать милиционеров. Пиночет — меня. Не прошло и пяти минут, как позвонил сам Притула.

— Живая? — пробасил прокурор и, не дождавшись ответа, спросил: — Шевченко там? Дай его!

Я позвала Пиночета, и тот сообщил Льву Андреевичу то, что успел услышать и увидеть. Это был как раз тот случай, когда я не скрывала радости, что о происшествии прокурор предпочел узнать из вторых рук. Успокоив Притулу, Владимир Степанович повернулся ко мне:

— Родители твои где?

— На отдыхе.

— Жаль. Боюсь, придется побеспокоить.

— Да вы что?! Ну зачем трепать им нервы? Все равно ведь узнают. Пусть хоть отдохнут нормально.

— Ты не замечала, отец твой, он как… не нервничал в последнее время? Может, неприятности на предприятии, юридическими вопросами которого он занимался?

— Все нормально было. А какое это имеет отношение?..

— Пса твоего отравили. Значит, убийца знал про собаку, готовился основательно. Плюс этот ряженый Красилов, который крутится рядом. Неспроста же все это! Вот я и думаю, может, через тебя кто-то на твоего отца хочет наехать?

Я грустно вздохнула: мой начальник готов был строить какие угодно версии, но даже отдаленно не мог предположить, что причиной всему не мой отец, а я сама. Отчасти это было простительно. Он ведь не знал ни о Саше Подольском, ни о Серове, ни о пятилетием юбилее фирмы «Техникс», которого на самом деле не было. Я понимала, что дальше тянуть было нельзя, пора признаваться, но в тот момент мне больше всего на свете не хотелось этого делать. Мое признание наверняка вызвало бы у Шевченко вспышку гнева, противостоять которой у меня просто не было сил. Хватит и этого неожиданного покушения. К тому же сказывалось действие укола, от которого жутко хотелось лечь и заснуть.

В комнату вошел Суббота.

— А говорила, что не умеешь стрелять, — сказал он. — Прямое попадание в лоб, летальный исход. Точно, как в аптеке.

— Помолчи, — попросила я и, забыв о приличиях, забралась в кресло и поджала под себя ноги. Поскорей бы все уходили.

— Неужто жалеешь? А у него, между прочим, был обрез ружья «ИЖ». Заряжено жаканом. Знаешь, что это? Такой большой кусок свинца. Его используют, когда на диких кабанов охотятся. Я вот подумал, а вдруг это и есть тот самый тип, что следил за тобой?

— Это не он, — отрезал Пиночет с видом человека, который только что сделал некое открытие, но пока предпочитает о нем молчать.

— Да?! Ну, вам с башни виднее. Кстати, парня сейчас увезут в морг. Проститься никто не желает? Нет? Я так и думал.

— У тебя пистолет есть? — спросил Субботу Владимир Степанович.

Старлей похлопал себя по поясу.

— А как же мне без него. Без пистолета мне страшно.

— Превосходно. Ищенко нужна охрана. Останешься с ней до утра. А завтра утром проводишь на работу. — Пиночет повернулся ко мне: — Отдыхай, Алеся. Завтра продолжим. Выспись как следует, а часам к одиннадцати приходи. Хорошо?

Я благодарно посмотрела на следователя. Так в самом деле было лучше. На следующий день в спокойной обстановке я все ему и расскажу.

— Что молчишь? — спросил Шевченко, заметив мой пристальный взгляд.

— У вас на рубашке губная помада, — сказала я. — Не там… С правой стороны, на плече.

Пиночет посмотрел в указанном направлении и вдруг неожиданно для меня покраснел, как младший школьник.