Синий реванш

Грани фашизма многолики. Нацизм тоже бывает разным. Коричневые рубашки и парящая в белом круге свастика – это только один, самый известный лик. Знаменитый образ «Триумфа воли», печей Освенцима и рвов Бабьего Яра. Сейчас это запрещено и заслуженно преследуется. В «цивилизованном обществе» считается, что нельзя допустить реванш коричневых.

Однако жизнь не стоит на месте, фашизм был до Гитлера, существует он и сейчас. Он ровесник цивилизации. По большому счету.

Нацизм – это когда человека не считают человеком только за то, что у него другие черты лица, более светлая или более темная кожа, за то, что он другой национальности и говорит на другом языке, за то, что он воспитан в другой культуре.

Нацизм – это когда в заповедях божьих прямо сказано, что верный адепт правильной национальности невозбранно может обманывать, грабить и убивать всех, кто не принадлежит к его крови и вере. Это когда бог требует убивать лучших людей из инородцев.

Фашизм – это когда у людей отнимают детей только за то, что те не воспитываются в духе господствующей идеологии. Когда папу и маму запрещается называть папой и мамой, а взамен навязывается словечко из лексикона гомосеков, обозначающее лицо некоего среднего пола. Или когда детей с младших классов приучают к гомосексуальной культуре, учат не видеть разницу между мужчиной и женщиной. Это тоже фашизм. Гламурный либеральный фашизм запрещает мальчику расти мужчиной, а девочке становиться женщиной, он навязывает людям неестественные роли бесполых, зашуганных, забывших свое родство существ.

Фашизм процветает там, где права большинства ущемляются во имя прав меньшинств. Там, где людям прямо говорят – они не способны воспользоваться своей свободой, они не могут единственно верно пользоваться благами демократии. И посему людей будут жестко приучать к этой самой демократии, учить правильно голосовать, правильно жить, правильно воспитывать своих детей. При этом подразумевается, что только избранные знают, как это – «правильно».

«Демократия – это власть демократов», – вспомнилась фраза одного политика из соседнего мира. Четкая рубленая формулировка, откровенное заявление: кто прав, тот и демократ. Хотя в действительности такое положение вещей не имеет ничего общего с демократией. Это просто обыкновенный фашизм.

Фашизм наступает в тот момент, когда человеку дают понять, что он может говорить, а что нет, о чем можно думать, а что попадает под статью, кого он обязан пускать в свой дом, а кого не обязательно. Существуют запрещенные темы для исследования и обсуждения? Нельзя сомневаться в единожды высказанных и высочайше утвержденных догматах? Да, это тоже фашизм.

Фашизм многолик. Он неистребим. Стоит отрубить у дракона одну голову, и на ее месте вырастают две. Он умеет маскироваться под либерализм, демократию, защиту угнетенных. Он даже умело прячется под маской «жертв фашизма». Но всегда изпод маски агнца торчат шакальи уши подлого зверя. Фашизм, какими бы благородными лозунгами он ни прикрывался, всегда там, где ущемляют право человека быть человеком, где возбраняется думать, а человека в первую очередь ценят за принадлежность к конкретной национальности, вероисповеданию, за его определенный образ жизни или внешние отличия. Или не считают человеком того, кто не является своим.

Вернувшись в гостиницу, Павел Николаевич сразу же разделся и завалился на кровать. Хотелось спать, вымотался за день, как не знаю кто, но сон долго не шел. Бывает такое, вроде устал, кажется, стоит закрыть глаза – и моментально провалишься в сон, а нет, в голове бродят сумбурные обрывки мыслей, вспоминаются недорешенные вопросы, проблемы. Слух обостряется, человека начинает раздражать тихое тиканье наручных часов, слышен гул воды в трубах, шорох в коридоре, скрип деревьев за окном.

Помучавшись так с полтора часа, Шумилов поднялся, набросил рубашку и вышел на балкон. Слишком неприятным был разговор, слишком серьезным оказался отчет Ордена. Павел Николаевич и раньше знал, что соседи скатываются к фашизму. У них в принципе только два варианта: возвращение в Средневековье или жесткая диктатура нацистского типа. Но ведь человек до последнего надеется на лучшее, теплится в душе мысль: а вдруг это не так? Вдруг я ошибся? Вдруг пронесет?

Не пронесло. Аналитики Ордена подтвердили правоту Шумилова, и от этого было понастоящему страшно.