Вовка-центровой – 6: Мундиаль

Событие пятьдесят второе

«Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится…» Иосиф Виссарионович Сталин

– Скажи, Вася, этот малчик хороший футболыст? – Сталин старший ткнул погасшей трубкой в Сталина младшего, а потом перевёл её на стоящего у кресла Фомина.

– Фомин?! – Василий Иосифович, просиял, как же его любимый футбол на повестке, – Это как два Боброва, два Бескова и Симонян в придачу. Один их всех стоит. Лучше нет у нас в стране. А возможно и в Мире. Скоро узнаем.

– Плохо, – Иосиф Виссарионович выбил трубку в малахитовую пепельницу и покачав голов повторил, – Плохо.

– Почему плохо? – сползла довольная улыбка с сына.

– Харошая пэсня? – он оглядел семейство и Молотова с Берией, приглашённых, видимо, именно на прослушивание песни.

– Конечно хорошая, ты чего спрашиваешь, папа? – подскочила на защиту Вовки Светлана. (Пока не Аллилуева).

– Вот! Пэсня харошая. И до этого была хорошая. Год прошёл. Он одну пэсню напысал. А в футбол сто раз сыграл. Надо наоборот. Хорошие пэсни сэйчас нужны нашей стране. А он в футбол играэт. Я бы не напомнил, так и одной бы не написал. Плохо.

– А чемпионат Мира?! – не преминул напомнить Василий.

– А чего чемпионат, малчик сказал, что выиграем. Я ему вэрю. – Сталин сел на стул, погладил себя по коленям, потрогал левой почему-то рукой за кончик уса, – Ты, малчик, не бросай песни. Песен много есть. Хороших мало. Весёлых. Не умеют. Союз Писателей есть, Союз Композиторов есть, а хорошие пэсни один Фомин пишет. Плохо. Светлана, как думаэшь, ведь неплохо будет, если они ещё раз нам сейчас эту пэсню споют. Ноги самы в пляс идут.

– Конечно, папа, пусть ещё раз споют! Я тоже подпевать буду. Можно?

– Как думаэшь, малчик, можно Свете подпэвать вам?

– Нужно, – в горле у Вовки перехватило, каркающий такой голос получился.

Советское правительство послало документИ навело Катюши на балбесов,А ботику отгрохали огромный монумент,Которым и гордится вся Одесса.

А внизу мелким почерком написали:

Припев:

«Так что ж вы ботик потопили, гады?Был в нем старый патефон,Фотография Орловой ЛюбыИ курительный салон.

Фотография моей НаташиИ курительный салон». (переделка песни Визбора Гариком Сукачёвым и Андреем Шоппертом)

Вовка старался экспрессии, как Сукачёв, добавить и хрипотцы в голос. С надрывом, чтобы получилось. Почти ведь, по его мнению, не репетировали. Всего три или четыре раза с «оркестром», что выделил мэтр.

Утёсов тот ещё жук. Всучил всё же Вовке пару человек, вместе с затребованным «игроком» на банджо. Понять аксакала можно. Пристроил не кого попало. А дочь и, возможно, любовницу. Ну, Фомин в личную жизнь мэтра не лез.

– Тут, Володя одно банджо всё равно не поможет. Уж поверь моему опыту. Тут труба нужна. А знаешь кто тебе на трубе сыграет? Дита и сыграет. А банджо. Ну, есть у меня кандидатура. Понравится всем.

Не обманул Утесов. Светлана – выделенная Утёсовым чернявая пышка хохотушка на банджо играло мастерски, а Дита вполне себе виртуозила на трубе. В результате на Ближнюю дачу Аполлонов привёз Вовку с тремя дивчулями. Власик, оглядел трубадуров, поржал. Нет, в прямом смысле этого слова, даже по коленям себя хлопнул.

– Ну, чего уж, не буду обыскивать. Ну, ты, Фомин, и притащил оркестр. Ой, уморил. Не умрёшь ты своей смертью Володя, ой, не умрёшь.

Зашли они в зелёный барак, а там немая сцена из «Ревизора» Сталина два, Берия, Молотов, и ещё пару неизвестных Вовке генералов. Приехала на концерт и Светлана с мужем. Новеньким. Только поженились. Звали мужа Юрий Андреевич. И как понял потом из пояснения Аркадия Николаевича Фомин этот Юрий был Андреевичем по той простой причине, что был сыном Андрея Жданова. Того самого, который Зощенко обозвал «подонком литературы» и разгромил в статье стихи Анны Ахматовой. Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР. Умер недавно. И из-за этой смерти скоро начнётся «дело врачей». А немая сцена, потому что все рты пораскрывали, глядя на Фомина и его девчячий оркестр. Не ожидали такого цветника.

Сталин, который старший, оглядел жмущихся к порогу девчата и тоже в усы прыснул.

– Молодэц, малчик. Аж глаз радуэтся, какые вокруг тебя дэвчата табунятся. Четыре пэсни будете петь?

– Одну хотели, – набрался смелости Вовка. – Если только старые…

– Думал, вчетвером приехали, и четыре пэсни споёте. Старые тоже послушаем. Пэсни попоём, чай попьём. Сегодня выходной, воскресенье. Погода хорошая, словно не осень, а лето ещё.

– Папа, а пусть они ту песню, про фотографии споют потом, – положила Светлана руки на плечи отцу.

– Конечно споют. Давайте сначала весёлую послушаем. Новую. Давно весёлых не слышал.

– Песня называется: «Ботик Калуга». Это шутка. Ничего такого в действительности не было. Ну, пришло в голову…

– Ты, не волнуйся, Фомин. В твою голову хорошие мысли приходят. Я смотрел летом фильм про финты. Очень хороший фильм. На премию подали его. Сталинскую второй степени. Ошиблись. Ничего, мы поправим. Там на первую степень. Еду по Москве, а в кинотеатр Октябрь очередь в пару километров. Даже на «Волгу-Волгу» таких очередей не помню. Решил сам посмотреть. Моложе себя почувствовал на десять лет. Самому захотелось выйти на поле и повторить эти твои финты. – Молотов подошёл и протянул пухлую ладошку Фомину.

Песня, сразу видно, вождям и их семействам понравилась, кто сидел за столом, тот стал ритм выбивать руками по столешнице, а кто стоял, притоптывать в такт.

– Ты, Володя, обязательно на днях песню запиши на пластинку. И про Васю не забывай, он ведь ждёт от тебя про лётчиков. – Сталин сделал широкий жест. – А теперь давайте чаю попьём. Хороший день, хорошие песни. Попьём и гулять пойдём.