Палачи Ленинграда

Если объект не придет, то подождать до утра во дворе, а потом доехать до Смольного, подрезать перед высокими коваными воротами и дважды выстрелить — в голову и в сердце.

Объект был не один, а с девушкой. Майор вжался в стену, стараясь слиться с ней, а потом вышел им наперерез.

— Помогите… Ребенку плохо.

Голос хриплый, чужой и дрожит. Но дрожит вправду, от волнения. Да, нервы уже ни к черту. За спиной у объекта появились постовые, и Ланган почувствовал, как неудобно врезался в тело заткнутый за ремень наган с глушителем. Но отступать уже было поздно.

Девушка охнула, потянула объекта за рукав:

— Карл Геннадьевич, надо помочь!

Карл Геннадьевич, значит. Ланган махнул рукой, поманив за собой. Девушка подотстала, и это было хорошо. Фонарей в этом дворе не было, поэтому Андрей Януарьевич не стал дожидаться, когда подойдет ненужный свидетель и, коротко размахнувшись, всадил заточку в печень Карла Геннадьевича. Выдернул и побежал в темноту парадной, спасая себя.

Девушка коротко вскрикнула, это Ланган успел услышать, а потом грохнула дверь парадной. Он бежал, чувствуя, как в ногу с каждым шагом упирался глушитель. Майор споткнулся, ударился о стену и рванул револьвер, разворачиваясь навстречу преследователям.

— Тихо, — коротко предупредили его. — Оружие на пол.

Андрей Януарьевич, наоборот, молча поднял руки, держа наган на весу, и пнул одного постового в пах, а другому выстрелил в голову. Молоденький лейтенант скрючился, силясь поднять голову и посмотреть в глаза своему убийце, но Ланган оборвал его мучения вторым выстрелом.

Дальше бежал так, как не бегал в молодости на стадионе. Под ногами загрохотало железо крыши. Он прыгнул на крышу пристройки, но сарайчик выдержал. Кубарем скатившись вниз, майор рухнул, приложившись затылком о стену.

Голова заныла, когда он разлепил глаза и, повернувшись, прижался к холодному камню. Холод ненадолго остудил боль. Впереди угадывались очертания сараев. За домами был пустырь, поэтому опасаться было нечего.

Что произошло? Откуда здесь появились постовые? Эта часть квартала никогда не патрулируется, да и от проспекта далеко. И, главное, они сразу вошли в парадную. Их предупредили. А кто — это стало сразу понятно. Андрей Януарьевич скрипнул зубами и стал медленно-медленно подниматься, опираясь спиной на стену и хватаясь за нее. Замутило. Сотрясение мозга, не иначе. Спасибо, что постовые оказались человечными и добропорядочными, иначе лежать бы ему с простреленным черепом где-нибудь среди тех мешков на Екатерингофке.

Конечно, Ильиченко ни с кем делить власть не будет. И это была для него, дурака небитого, ловушка. А он, как последний мальчишка, попался. Взяла злость. Ланган прокрутил барабан револьвера и тихо матерно выругался. На душе сразу стало легче, и он медленно пошел вперед, все еще ощущая, как его мутит. Голова заныла тупой болью. Еще бы несколько дней отлежаться, тогда все пройдет. Но некогда и не нужно.

На Лесной он добрался спустя два часа и удобно устроился на скамейке во дворе. Подождал, когда с балконов разбредутся последние любители домино, и вошел в парадную. На третьем этаже Андрей Януарьевич позвонил в дверь сорок третьей квартиры и стал ждать.

Открыл сначала академик Ильиченко и, увидев незнакомого мужчину, попятился. Глушитель скрал звук выстрела, получился совсем негромкий хлопок. Академика майор оттащил в сторону, чтобы не мешался под ногами, и стал ждать в гостиной. Окинул взглядом шкафы с книгами, горько усмехнулся и взвел курок.

Людмила Иосифовна вернулась веселая. Окликнула:

— Дорогой мой!

Но, увидев Лангана, осеклась и вскинула голову. Он дважды выстрелил ей в сердце.

Во дворе Андрей Януарьевич дождался, когда подъедет черный ГАЗ-11-73 и спокойным, отточенным движением вскинул револьвер. Мушка замерла аккурат в левой нижней части затылка. Раздался выстрел.

***

Утром Иванцев позвонил ему сам и скучным, обыденным голосом поздравил:

— Поздравляю с закрытием дела по Ханше. Начальство поручило тебя наградить особой путевкой. Отправляешься ты, Андрюша, начальником особого отдела в Воркутинское отделение ГУЛАГа.

— Значит, вам больше не нужен палач?

— Нет. Твое время кончилось.