Палачи Ленинграда

Голос холодный, чуть хрипловатый, отметил про себя Рассохин. Самоуверенный, жесткий и педантичный.

— Отпечатков пальцев нет, следов ограбления тоже, — у Лангана голос был ниже, но в нем была мягкость. Как женина шаль кашемировая. Неожиданный контраст с внешностью. Пятно белое.

У Ильиченко спросил сам:

— Жалобы на Потапенко и Якимовича поступали?

— Нет. Образцовые работники.

С железнинкой голос, металлический. Властная, неуступчивая, кремень, а не женщина. Такие в горкоме ценятся.

У прокурорши голос бесцветный, тускленький, с первоначальной характеристикой «Устрицы» совпадающий. Да и в деле она ни к чему, только в самом конце получит разгадку на блюдечке, но законы нужно уважать. Раз нужен прокурорский, то пусть сидит.

— Срок дан нам партией, — кивок на Ильиченко, — месяц. С учетом сложившейся обстановки может быть урезан до двух недель. Не справитесь, — пауза, — пенять на себя будете.

Не угрожал, сказал мягко, но все подтянулись. Так и надо с ними вести.

— Дело особо секретное, поэтому людей подберете на свое усмотрение, но по согласованию со мной. Каждого проверят до последней запятой в автобиографии. Полномочия вам даны почти что неограниченные, в рамках законодательства, конечно. Отчитываться о проделанной работе каждый день. Особенно надеюсь на вас, Андрей Януарьевич. Вас же и назначаю руководителем следственной группы. Работать будете вместе и по отдельности, каждый по своей линии. От госбезопасности, партии и уголовного розыска соответственно. А товарищ прокурор завяжет в конце бантик на папочке. И в суд.

«Суда не будет», усмехнулся про себя Ланган.

========== Глава 2 ==========

Разошлись после совещания сразу, ни на кого не глядя. Знакомиться? Кажется, не на танцплощадке находятся.

Рассохин дал день на притирку и подготовку. Да и с кем знакомиться? С чекистом? В деле себя проявит, вот самое лучшее знакомство, рассуждал Ланган, идя обратно к гардеробу за фуражкой.

Впереди шла Ильиченко, но одна, без этого хвоста. Андрей Януарьевич воспользовался моментом, окликнул ее негромко:

— Людмила Иосифовна.

Она обернулась, и в глазах блеск нехороший появился, торжествующий, будто черти бензином плеснули.

— Рада, что теперь будем работать вместе.

Врет, покривился Андрей Януарьевич, еще как врет, но вслух сказал совершенно иное:

— Я хотел бы извиниться за то, что между нами было.

В ее глазах вместо бензина появилось удивление. Все же живая, не каменная.

— Вы — и извиняться?

Издевку Ланган проглотил, лишь молча кивнул. Тогда Людмила Иосифовна улыбнулась, потеплела и протянула ему руку:

— Извинения приняты, Андрей Януарьевич.

Развернулась, пошла дальше. Майор, не мигая, посмотрел в ее спину, обтянутую серым жакетом, про себя матерно выругался. Но паритет был установлен.

Сел в ближайший троллейбус до метро, пробил компостером билет и стал смотреть в окно, но не на город, а мысленно реконструируя обстановку.

Что мы имеем? Все зачесались, видимо, сверху крепко шуганули. Это плохо и хорошо одновременно, рассуждал Ланган, хорошо тем, что в жизни появится хоть капля настоящего охотничьего азарта, плохо — могут добраться. Но это совсем уж фантастическая идея. Если надо, то он весь Ленинград перестреляет, но живым не сдастся. Плохо было другое — усилят охрану. Конечно, не роту солдат поставят, но ребят из «семерки» обязательно. Придется каждый вечер уходить от них, дополнительно разведывать их маршруты. Не смертельно, но нервы попортят.

Полистал новые сводки, ответил на телефонный звонок. И, почесывая висок, открыл принесенную ему папку.

Начальство подкозлило, сунуло бойню на Заневском на текущее. Дела делами, но служебные обязанности никогда вразрез с высокими приказами не шли, какие бы они секретные не были. Рассохин никого от своих дел не освобождал, велел заниматься, так сказать, в свободное время.

— Галина Александровна, — проговорил в трубку, — оперативная группа еще на месте?.. Все, спасибо. Вызовите мне машину.

И надел штатский пиджак.

До Заневского ехать было не близко, поэтому самое первое и важное — тревожное сообщение участкового — прочитал три раза.

Пока картина складывалась так — пять трупов в квартире сорок шесть, дом семнадцать. Участковый написал, что по приметам выходит, что порешили банду Ворона.

Ворон висел на почетной доске «Внимание! Розыск!» уже четвертый год, еще с самой блокады. В его толстую папку Ланган заглядывал, пополнял новыми старыми и свежими сведениями. Ограбление на Невском пять недель назад, стычка в кафе на ЦКиО без жертв. Из старого недавно всплыли его грабежи в блокаду.

Биография была ничем не примечательна. Из старой поросли, довоенной. Шпана самого низкого пошиба, верховодил в ней почти с малолетства. Судим три раза, два раза отпускали за недоказанность. Три ходки на зону, отсидел от звонка до звонка. В криминальном мире большим авторитетом за беспредел не пользуется, но из-за жестокости не трогают. Такой наглый в стае нужен — кому бок порвать, кому горло перегрызть. Но по-хорошему давно этого недомерка списать в расход надо было. Грабить — это дело в блокаду было обычное, грабили и те, кто финки отродясь в руках не держал. Нужда заставила. Но Ворон людей резал. Резал как скотину полумертвых голодных людей. За это и по воровским законам нож в грызло, по военному времени — расстрел на месте. Но Ворон вывернулся, ушел.

Сегодня все, добегался.

У парадной дежурил газик. Ланган кивнул молодому оперуполномоченному и встал рядом, поглядывая на выбитые окна.

— Ну, что, Лысухин, каковы твои наблюдения?

— Я сначала, когда ехали, подумал, что порешили свои, но потом посмотрел и замялся. Дико все это.

— Что именно?

— Ворона пытали. Крови на всю квартиру — жуть.

— Ну, жуть или не жуть, это мы поглядим. Никого здесь не приметил? Может, крутился кто?

— Никого. Люди на работу утром шли, машины, конечно, тоже проезжали, но тут оцеплено, поэтому разворачивались.

— Много машин было?

— Две полуторки. Одну мы остановили, чтобы трупы довезти. Водитель вон на лавочке курит.

Но к водителю Ланган не пошел, спросил:

— Номер второй полуторки ты запомнил?

— Нет, не приглядывался.

— Эх ты, голова курья! Ладно, не тушуйся. Пойду обстановку разведаю. Ты теперь в оба гляди, Лысухин.

— Есть, товарищ майор.

Дверь квартиры охраняли двое, Андрей Януарьевич для порядка сунул им под нос ксиву и прошел в квартиру.

В нос ударило как в хорошем морге в плохом смысле этого слова. И картина была далеко не для слабонервных.

Первый, паренек лет шестнадцати, тихонько прикорнул на стуле. Шея неестественно вывернута вбок, но ему повезло — смерть мгновенная.

Остальным повезло меньше. Ланган замер на пороге комнаты, мгновенно оценил обстановку.

Сидящий у стола был застрелен первым. Пуля пробила череп навылет и, судя по брызгам крови и дырке на обоях, застряла в стене.

Андрей Януарьевич повернулся. У окна на тахте еще один труп. Он подошел, глянул в мертвые глаза бандита — пуля угодила в сердце.

Майор развернулся лицом к прихожей. Налево от окна в коридорчике стоял участковый, курил.

— Александра Дмитриевна заканчивает работу, — протянул старший лейтенант безучастно.

— Андрей Януарьевич, расследую это дело, — Ланган протянул ему руку. — Да, знатная у вас бойня.

— Это вы еще вишенки на торте не видели. Вы проходите, — женщина выглянула из-за створки двери. — Только осторожно, здесь еще двое. Не споткнитесь.

Предостережение было своевременное, потому что в коридорчике растянулся совсем пацан с мокрым от крови чубчиком.

Эксперт-криминалист, она же судмедэксперт по совместительству (сказывалась нехватка кадров), поправила перчатки и кивнула на стул. Ланган присвистнул.

На стуле сидел Ворон. От грудины до паха зияла рана, вор сидел выпотрошенным самым натуральным образом. Но внимание привлекли не внутренности, а багровые дыры вместо глаз. И на лице что-то странное.

— Сначала пытали, потом разрезали и умирать живого бросили, — пояснила Александра Дмитриевна, и Андрей Януарьевич пригляделся. На лице была тряпка, кляп, чтобы Ворон не орал, но она пропиталась кровью, и от этого вид был жутким.

В углу лежал высокий юноша с развороченным пулей горлом. Племянник Ворона.

— Значит, воровская власть над Калининским кончилась, — высказал мысль вслух Андрей Януарьевич. — Время смерти?

— По предварительным данным в прихожей, двое в той комнате, здесь в коридоре — семь-восемь часов назад, этот, — Александра Дмитриевна показала на угол, — шесть-пять.

— А Ворон?

— Два часа назад. Когда мы сюда приехали, он еще был жив.

— Да ну? — поразился Ланган. — Необычайно живуч. Но не в таком состоянии он, чтобы разговаривать. Поэтому толку от него все равно не было бы. Вы нашли гильзы?

— Нет, гильз нет. Выстрелов было произведено семь.

— Семь?

— Две в ноге и запястье Ефименко Павла Панкратьевича. Одна в сердце у того, что в углу.

Ланган еще раз посмотрел на Ворона и на стол, где лежал наган:

— Значит, стреляли не на убой, а чтобы за пистолетом не потянулся. Убийц, предполагаю, было двое. Планировка квартиры такая, что одному можно справиться с двумя, максимум, с тремя. Полагаю, что сначала сломали пареньку шею, толкнули на стул, потом сразу прострелили череп сидящему и добили здоровяка у окна. Потом выстрел в коридор. Но нужно еще дойти до комнаты, стрельнуть племянника Ворона и самому Ворону сделать дырки в руке-ноге. Одному никак. Следовательно, один застрелил двоих, обеспечил прикрытие, а второй добил этих. Интересно. Генерал Рассохин сказал, что трупов десять. Я насчитал только пять. Где остальные?

— В соседнем дворе. Там другой криминалист работает.

— Спасибо. К ним я сейчас загляну, — Ланган улыбнулся. — Старший лейтенант, — позвал в коридор, — что-нибудь они ценное взяли?

— Мы здесь не нашли ничего.

Андрей Януарьевич внимательным, ощупывающим взглядом оглядел участкового.

— Докладывайте обстановку.

— Утром соседка Яманская, Татьяна Васильевна, двадцатого года рождения, квартира сорок семь, поднималась по лестнице. Из сорок шестой квартиры выскочил молодой человек и побежал вниз, едва не сбив ее с ног.

— Как он выглядел?

— Худой, небольшого роста, на виске шрам. Его труп во дворе нашли.

— Понятно. Яманская слышала выстрелы ночью?

— Нет. Она была в ночной смене на заводе.

— Проверьте насчет завода. Она у себя?

— Должна быть.

— Другие соседи выстрелы слышали?

— А здесь нет почти никого. Многие умерли в этом доме в блокаду.

— Кто вызвал милицию?

— Дворник. Потом мы пошли в подъезд, чтобы взять понятых, но дверь квартиры была распахнута. Мы туда заглянули, и вот…

Ланган вышел на лестничную площадку и нажал на звонок сорок седьмой квартиры. Он не работал, поэтому пришлось стучать кулаком.