Развод. Ты меня предал

— Секса, да? — Лиля презрительно фыркает.

— Возможно. А, может, чего-то другого.

— Она его соблазнила, — шипит с ненавистью Лиля. — Гадина такая…

— Может и так, но решение перейти грань он сам принял. Почему? Потому, что я стала для него неважна.

— И я.

— Все намного сложнее, Лиля.

Моя темная сторона души требует, чтобы я сейчас вылила на Матвея кучу дерьма, но разве это поможет моей дочери пережить кризис и его предательство? Культивировать в душе девочки ненависть к отцу из-за собственной злости и обиды — неправильно. Я полна отчаяния, гнева, но любое мое неосторожное слово может отравить мою дочь.

— Лиля, мне очень тяжело сейчас говорить, и я не смогу тебе ничего объяснить так, чтобы тебе стало так, как раньше. Как раньше уже не будет. И это нормально, что ты не ненавидишь папу.

— А ты его ненавидишь?

— Сейчас я ему благодарна за то, что у меня есть ты, — аккуратно подбираю слова. — И благодарна за все те годы, в которые я была счастлива. Теперь у нас с ним будет все по-другому. Люди разводятся. Это больно, страшно, но время… лечит?

Сама не верю своим словам. Со мной эта гниль останется до конца моей жизни. Да, время припорошит ее новыми событиями, но все, что я сегодня переживаю с дочерью, будет со мной.

— Он должен был остаться, — смотрит на меня заплаканными глазами.

— Нет, Лиля.

На самом деле я согласна. Матвей должен был остаться, прожить вместе с нами нашу истерику, крики и обвинения. Мы имеем полное право утопить его в гневе, но он сбежал.

— Мам…

— Что? — я вся сжимаюсь от шепота Лили.

— Я знала… знала, что тетя Ия влюбилась в папу, — она отворачивается от меня и прячет лицо в ладонях, — она хранит его фотографию в кулончике… Я когда у нее была в гостях, залезла к ней в шкатулку… она просила принести из ее комнаты шарфик. А я вижу у нее на комоде черная шкатулка, заглянула… а там медальон, а в нем папина фотография… я тогда не поняла, что это папа, потому что фотография была в чем-то буром измазана… будто… — поднимает на меня глаза, — в крови. Мам, — она медленно выдыхает, — она его приворожила.

— Не говори глупостей, — между лопаток ползет озноб от взгляда Лили, — да, она любила шутить, что ведьма, но это же… Лиля, — фыркаю, — прекрати. Ты уже умная девочка. Оставь магию для книжек и фильмов. Нельзя человека приворожить.

— Она мне с контрольными помогала, — сипит Лиля. — Я тебе не говорила, но… если она пошепчет, то я пятерки получала.

— Ты пятерки получала, потому что готовилась…

— Мам… Ну не мог он так поступить. Не мог!

Глава 11. Очень честная мама

— А ты сама виновата, — заявляет мама. — Да, и не смотри на меня так!

Вызвала маму для поддержки, и зря. Я настолько ошарашена ее заявлением, что открываю рот.

Прекрасно. Я будто попала в зазеркалье.

Лиля получала пятерки не потому, что я с ней готовилась к контрольным, не потому, что она умная и ответственная девочка, а потому что — Ия что-то шептала в кулачок и поколдовала.

И мужа моего приворожили. И Лиля не стала слушать моих объяснений, что реальность устроена немного по-другому. Ладно. Ей простительно. Она подросток, который очень любит тему мистики. Ведьмы, оборотни, вампиры… Сейчас она хочет спрятаться за “магией”. Ее папа — идеальный мужчина и кто-то другой виноват в том, что он изменил.

И по версии мамы в его измене виновата я.

— Да, сама виновата, — мама отставляет чашку с чаем. — Нельзя с женщинами так дружить, как ты дружила. Считай, что ты сама подложила Ию в постель Матвею. Нагрела ей местечко.

Наверное, меня обида за слова мамы нагонит после. Сейчас я слушаю ее молча и не спорю. У меня нет сил. Пусть забивает в крышку моего гроба последние гвозди.

— Она, поди, жопой вертела перед Матвеем, а ты слепая и ничего не видела. Ты у нас такая. Доверчивая. Ввела в семью незамужнюю молодую женщину. А он мужик!

Сердито отворачивается и кусает тонкие губы. Поддержала так поддержала. Хоть в петлю лезь.

— И ведь опять, что ты сделала? — вновь смотрит на меня.

— Что?

— Взяла и отпустила его, — разводит руками в стороны. — И куда он поперся? К твоей подруге. Молодец.

— Неожиданно, — массирую бровь. — Мам, я надеялась услышать немного другое…

— Перевязала бантиком мужика и вручила подружке!

— Мам.

— И теперь ты оставишь дочь без отца.

— Да ты издеваешься, — издаю короткий смешок.

— Ты же ко всему еще и гордая, — мама недовольно хмыкает. — Все доведешь до развода.

— Да, — подпираю лицо рукой.

— Разведенкой будешь? — вот тут в глазах мамы вспыхивают слезы.

— Да. Буду гордой разведенкой. И я не буду запрещать Матвею быть отцом для Лили, мам.

— Ох как твоей подруженьке-то повезло! — мама смеется. — Ты ей такого мужика подкинула. Успешного, богатенького.

— Только, видимо, очень тупого, раз он своей воли не имеет, — недобро щурюсь. — Знаешь, мам, сейчас тот самый момент, когда ты должна быть на моей стороне.

— Я говорю тебе правду.

— А правда в том, что мне сейчас до тошноты и головной боли плохо и муторно, а ты боишься, что твоя дочь будет разведенкой. Ты ведь нами хвасталась, — горько улыбаюсь, — а сейчас красивая картинка семьи под угрозой.

— Ты останешься ни с чем, Ада.

— У меня есть я, мама, — шепчу я. — И за штаны, которые решили убежать к другой женщины, я держаться не буду. Он сделал свой выбор, и он сам это понимает. И если у него остались ко мне теплые чувства, то мы разойдемся полюбовно.

— А о дочери ты подумала?

— Я? — охаю.

— Я знаю тебя, — щурится. — Это ты ведь не смогла сдержать язык за зубами. Это втянула Лилю в ваши разборки, так как у вас всегда такие открытые разговоры и ты с ней всегда до абсурда честная.

— И у кого же это я научилась рубить правду-матку? — зло усмехаюсь. — Кто это у нас тут еще любит правду? А?

Мама, опешив, замолкает. Моргает и не знает, как ответить на мой выпад.

— Я вызову тебе такси.

Встаю, шагаю в гостиную и подхватываю со столика телефон. Голосовое. От Матвея. Руки трясутся. Касаюсь экрана, и из динамиков раздается злой и хриплый голос Матвея. Язык немного заплетается, будто он пьяный:

— Развод, Ада, я тебе дам, — делает паузу, — сука… — рык, как у зверя. Он точно не в себе, — но я тебя сразу предупрежу… я убью любого, кто решит приблизиться к тебе… Не будет у тебя другого мужа… я у тебя был первым… Твою мать!

Дальше отборный мат, от которого у меня волосы на голове шевелятся, и звук, что походит на глухой удар.

Голосовое обрывается.

Глава 12. Может, тебе к мозгоправу?

— Ты какого хрена тут делаешь?

Выныриваю из темноты и хватаю Юру за ворот его бархатного синего халата:

— Ты…

— Я вызову полицию! — визжит на лестнице жена Юры, щуплая низенькая женщина. — Почему его пропустила охрана?

— Он же юрист, дорогая, — Юра кривится, — а эти черти уговорят и привратника пропустит их в Райские Сады.

— Ты…

— Ты брызжешь слюнями мне в лицо, Матвей!

Разжимаю пальцы и медленно отступаю:

— Что я тут делаю?

— Хороший, мать твою, вопрос! — Юра раздраженно оправляет халат и окидывает меня взглядом. — Ты под чем-то?

— Нет… — медленно моргаю.

— Так я тебе и поверил.

— Я… меня не должно быть тут…

— Согласен, Матвеюшка. А еще ты весь в крови, — мягко сжимает меня за плечи толстыми пальцами и разворачивает к зеркалу.

Рубашка в бурых разводах, ладони в засохших пятнах крови.

— Кого порешил? — ласково спрашивает Юра, и его толстое круглое лицо растягивается в улыбку.

В голове пусто.

— Матвей…

— Возможно, подругу жены, — сипло отвечаю я. — Я к ней ехал.

— Да? — шепчет Юра, совершенно не удивленный моими словами. — Ты ведь знаешь мои принципы, что какими бы бабы стервами ни были, их нельзя трогать? Даже если очень хочется.

Закрываю глаза, пытаясь вырвать из темноты осколки воспоминаний. Визг. Нечеловеческий визг, полный боли и ужаса.

— Полицию вызывать? — испуганно шепчет жена Юры.

— Погоди, успеем.

— Я ее убил.

Юра усаживает меня на софу, подхватывает что-то с моей рубашки у ворота.

— Я все-таки за то, чтобы вызвать полицию, — сипит жена Юры. — Он же не в себе.

— Тихо, женщина, — фыркает он в ответ.

— Да он на тебя кинулся!

— Да я бы его заломал, — Юра что-то разглядывает в своих пальцах. — А можно спросить, за что ты подругу жены порешил? Ты прости мое любопытство, но ты ко мне в дом ворвался, и я имею право знать, что толкнуло высококлассного юриста на мокруху.

У меня голова кружится, и я будто в кошмаре. В вялотекущем кошмаре.

— Матвей.

— Я с ней…. — в голову будто вбивают ржавый гвоздь.

— Ну? Не томи.

— Я и она… — головная боль усиливается, распирает и пульсирует. — Я ее… — язык заплетается. — Жена узнала, и…

— Ты что-нибудь понял из его мычания?

— Да, — флегматично отвечает Юра. — История стара, как мир, моя дорогая. Он отжахал подругу жены, жена узнала, расвирепела, а он…

— Ее убил, — поднимаю взгляд.

— Господи, — сипит жена Юры и оседает на ступени.

— А чем ты ее порешил?

— Не знаю.

— А ты подумай.

— Выпотрошил ножом? — неуверенно спрашиваю я. — План был такой. Вскрыть ее… — меня опять накрывает неконтролируемой злобой, — как свинью…

— Или как собаку, — Юра щурится.

— Нет, — качаю головой и меня отпускает. — Собаки… Собаки мне нравятся. Лиля просила собаку.

Почему я не разрешил Лиле завести собаку? Я ведь никогда не мог противостоять ее просьбам, а вот с собакой был непреклонен.

— Лиля это кто? — спрашивает жена Юры.

— Дочка, — Юра хмурится. — Милая такая девчушка.

— Она меня не простит…

— Ты и ей сказал о своих шашнях? — возмущенно охает Юра. — Ты в своем уме?

— Я должен был. Она бы все равно узнала, Юр. Я облажался.

— Мне не нравятся твои друзья, — зло отзывается жена Юры.

— Он мне не друг, а юрист. Хороший юрист, хваткий, дотошный и упрямый, — отстраненно отвечает Юра.

— Тогда что он тут делает, если не друг?

— Ответишь на этот вопрос, Матвей?

— Я должен был быть с женой и дочерью, толстый ты козел, — шепчу я. Кровь в венах закипает. — А не твоей сраной сделкой заниматься.

— Кстати, я скинул десять килограмм. Так что, я уже не такой толстый козел.

— А вот ни черта незаметно, — рычу я. — Если бы не твоя сделка, если бы…

— Так это я виноват?

— Нет, виноват я, но мне уже нечего терять, Юр. Я и тебя затащу в ад.

— Тяжело будет тебе меня тащить, — он усмехается, — я же толстый. Сам сказал. Я тебя еще раздавлю.

— Харе зубоскалить.

— Ты в моем доме еще и командуешь?

— А кто тебе, урод, эту землю под дом помог отсудить?

— Справедливо, — присаживается рядом, а я в ненависти всматриваюсь в его лицо. Он смеется. — Как тебя накрыло, Матвеюшка.

— Я облажался.

— Я уже это слышал.

— Четырнадцать лет брака, Юр…

— Это не конец света, в самом деле. Женишься еще раз. После отсидки. Есть особо одаренные дамочки, которые текут от зэков. Ты еще тот словоблуд. Таких писем забацаешь, что они кончать будут от твоих строчек. Будут толпой к тебе ломиться с передачками. Твоя жена не единственная женщина… — косит на меня взгляд. — И ты уже это и сам понял.