Развод. Ты меня предал

— И я тоже, — едва слышно отвечаю я. — Одного взгляда хватило.

— Только Ия была там лишней, — едва заметно хмурится.

— Если бы не она, то я бы убежала, и нашего знакомства бы не случилось.

— Меня бы это не остановило. Вижу цель, не вижу препятствий, — Матвей смеется. — Никуда бы ты не делась.

— И ведь не денусь? — с надеждой спрашиваю я.

Душу касается холодный страх перед будущим, о котором мы ничего не знаем, но в следующую секунду он отступает.

— Нет, не денешься, — с тихой и игривой угрозой всматривается в глаза. — Я на тебя подсел, Ади.

— Ловлю на слове, — шепчу я в его губы. — Если убегу, то догонишь, да?

— Да, — его глаза теплые и уверенные. — Моя девочка.

По венам растекается вязкая патока слабости, и он меня целует. Нежно, глубоко и неторопливо, будто пытается запомнить этот поцелуй на рассвете у лесного озера. И я его тоже запомню. Когда мне будет грустно, то это теплое воспоминание меня согреет.

Замираю, когда чувствую в животе мягкий, но решительный толчок.

— Что? Ади? — глаза Матвея вспыхивают беспокойством.

Я хватаю его руку и прижимаю к животу. Новый толчок, и его глаза округляются. Зрачки расширяются.

— Здоровается, — мое сердце учащает бег.

— А тебе не больно? — с тревожным восторгом спрашивает Матвей и боится выдохнуть.

— Нет, не больно, — я улыбаюсь. — Очень странное ощущение, но не больно.

Матвей опускается на колени и прикладывает ухо к животу:

— Привет.

Новый толчок, но уже ленивый.

— Это папа.

Пропускаю волосы Матвея сквозь пальцы, вслушиваясь в чириканье птиц. Возможно, наши души прошли множество перерождений и вновь встретились, чтобы опять прожить жизнь вместе.

— Тебе очень повезло, — шепчет Матвей, — у тебя такая красивая мама.

— Да и папа тоже ничего, — смеюсь я.

— Короче, мы тут такие оба красивые очень ждем тебя, — его голос полон нежности и любви. — И уже тебя очень любим. Слышишь?

Новый толчок, и Матвей поднимает глаза:

— Мне было сказано, что нас тоже любят.

— Да ты что?

— Без вариантов.

Встает, притягивает меня к себе и хрипло шепчет:

— Люблю тебя. Как же я тебя люблю.

— Как? — хитро спрашиваю я, желая сладких подробностей.

— Бесконечно, Ади.

Тянется поцеловать, и из кустов выныривает Ия:

— Вот вы где!

В глазах Матвея пробегает легкое раздражение.

— Я там вам кофе сварила, — Оправляет футболку и встряхивает волосами, переступая через сухую узловатую корягу. — Зову. Зову, а вы молчите.

— Мы пораньше проснулись, и не стали тебя будить.

— Заглядываю в палатку, а вас нет, — собирает волосы в хвост. — Я аж испугалась. Вдруг медведь утащил?

— Какой тут может быть медведь, Ия? — снисходительно спрашивает Матвей. — Белки, максимум.

— Как там наша красотка, — Ия подплывает ко мне, касается живота и воркует. — Как ты, милая?

— А, может, мальчик, — поправляю запутанные волосы на затылке.

— Девочка, — Ия подмигивает мне и решительно шагает к воде. — Будет девочка, — оглядывается, — точно я тебе говорю. Я же уже говорила, что я из потомственных ведьм.

— Прекрати.

Смеется и стягивает футболку:

— Искупаемся?

Мне нравится цвет ее бикини. Бирюзовый. Яркий такой в предрассветной серости.

— Я, пожалуй, пас, — ежусь. — Вода холодная.

— Ты тоже струсишь? — переводит взгляд на Матвея. — Давай! Взбодримся!

— Струшу, — спокойно отвечает Матвей, зевает и шагает прочь, утягивая меня за собой. — За кофе спасибо, конечно, но мы сейчас на ромашке сидим.

— Какой ты зануда, Матвей.

Оглядываюсь и слабо улыбаюсь Ие, которая закатывает глаза, скидывая на мелкий влажный песок тонкие хлопковые штаны:

— Скучные вы.

— А мы тебя и не звали.

— Матвей, — шепчу я. — Ты чего?

— И ты за этого буку замуж вышла, — Ия со смехом бежит в воду, поднимая веер брызг.

Матвей уводит меня в лес.

— Она хорошая, — говорю я. — Громкая, конечно.

— И наглая, — недовольно цыкает.

— Но без дурных помыслов.

***

Выныриваю из воспоминаний. Сижу среди разбросанных учебников, и слышу надтреснутый шепот Лили, которая стоит у окна:

— Уехал.

— Хочешь какао? — мертвым голосом спрашиваю я.

— Нет.

— Я его все равно приготовлю, — встаю, сжимая переносицу. — Ты его любишь.

Молчит, и я выхожу из комнаты. На несколько минут приваливаюсь к стене и спускаюсь на первый этаж. Мне надо себя чем-то занять, чтобы отвлечься, а то мне кажется, что любой мой выдох может окончиться смертью.

Какао выходит у меня лишь с третьей попытки. Испортила два пакета молока и три упаковки какао-порошка.

Разливаю ароматный шоколадно-молочный напиток по кружками, и на кухню входит Лиля. Лица не видно из-за капюшона.

— Я звонила папе.

Отставляю ковшик с остатками какао на деревянную доску.

— И он не отвечает… мам… — всхлипывает, — а вдруг что-то случилось?

Глава 9. Главное — пережить эту ночь

— Бери этот, — Ия указывает пальчиком на оранжевый купальник.

— Не слишком ли вызывающе?

— В этом и смысл, — выхватывает из моих рук яркое бикини и плывет к стойке, — мы берем этот.

— И белый тоже берем! — семеню за Ией.

Консультантка с милой вежливой улыбкой аккуратно заворачивает купальники в тонкую бумагу, и я украдкой шепчу Ие на ухо:

— У меня планы на этот отпуск.

— Какие? — разворачивается ко мне.

— Я готова ко второму…

Ия непонимающе вскидывает бровь:

— Речь о смелых экспериментах? Вы решили с Матвеем…

— Нет! — охаю я и краснею. — Малыша хочу! Ия! Ты чего!

Она приподнимает бровь выше:

— Малыша?

Блин, наверное, не стоило ей говорить, ведь она уже не первый год по врачам бегает, но если не с ней поделиться своим волнением, то с кем тогда?

— Наконец-то! — ее лицо озаряется улыбкой, и она притягивает меня к себе, чтобы обнять. — Долго же ты готовилась, Ада. Ты уже как минимум с тремя должна была быть.

А мы хотели с Матвеем встать на ноги. Я — профессионально подняться, он — расширить фирму. И только вот на днях мы с ним сели и поговорили, что мы опять готовы нырнуть в пеленки, крики и бессонные ночи. Вместе, как это было с Лилей.

— Я так счастлива за вас, — Ия вглядывается в мои глаза. — И как же я опять хочу увидеть Матвея всклокоченным, сонным и с орущим дитем на руках.

— Я тоже, — смеюсь я.

***

— Мам, — Лиля трет нос. — Или он к ней поехал?

— Садись, — придвигаю кружку с какао к краю стола.

Лиля втягивает голову в плечи, и садится за стол.

— Мам, что теперь будет с нами?

***

— Как не едет? — охает Ия.

— Вот так, — делаю глоток чая. — Сделку должен закрыть. Пастухов затопал ножками.

— Да пусть он идет в пешее эротическое, — кривится.

— Это не тот человек, которого можно послать в пешее эротическое, Ия, — вздыхаю я. — Он сам кого угодно пошлет, а потом сверху добавит. Честное слово, лучше бы Матвей мелким нотариусом был и просто печати ставил. Сейчас он…

— Серьезный человек, — Ия подпирает лицо кулаком, — с хорошими связями.

— Ага, и скоро он от этих хороших связей поседеет или полысеет.

— Ты его и лысым будешь любить.

— Куда я денусь, — отставляю чашку.

— Будешь ему его лысину смазывать, что красиво блестела и ослепляла всех вокруг.

Я смеюсь, ведь это очень похоже на правду. Буду за Матвеем бегать с баночкой крема, а он яростно отбиваться. Потом он сдастся, потому что я буду очень упрямой.

— Может, нам остаться? Потом все вместе полетим? — задумчиво провожу пальцем по краю чашки.

— Когда? У тебя учебный год там начнется, — Ия хмурится. — Да и Лиля уже настроилась.

— А давай с нами, а? — тихо предлагаю я. — Будет весело.

— Не могу, — слабо улыбается, — кто меня отпустит? Я только на новую работу устроилась.

***

— Мам, — шепчет Лиля, сжимая телефон в руке. — Он так и не отвечает.

Жгучее желание отобрать у Лили смартфон и разбить его о стену. После накричать и выместить на ней свою злость и отчаяние.

— Прекрати ему звонить, — едва слышно отзываюсь я и медленно выдыхаю. — Если не отвечает, — горько усмехаюсь, — то, вероятно, очень занят.

Как тяжело быть матерью в момент, когда вся жизнь осыпалась острыми осколками и не на кого больше опереться. Впервые осознаю свою слабость, как женщины.

— А если…

— Что если? — поднимаю взгляд.

Нам главное — пережить эту ночь в здравом уме.

— А если авария? — сипит Лиля. — Мам… Он же ушел не в себе.

— И что мы можем сделать, если авария? — тихо спрашиваю я.

— Я не знаю…

— Поэтому, — стараюсь говорить спокойно, — мы сейчас выпьем какао, Лиля, посмотрим какую-нибудь тупую комедию и ляжем спать. Больше у меня вариантов нет.

— А если… он… у этой шлюхи? — голос Лили дрожит.

Я вижу по ее глазам, что она бы предпочла аварию для Матвея. Да и я, наверное, тоже.

— План тот же. Какао, комедия и спать, — терпеливо отзываюсь я, а сама хочу визжать, бить посуду и рыдать.

Рыдать до того момента, пока я не отключусь на полу кухни.

— Мам… — Лиля откладывает телефон и обхватывает кружку ладонями. Молчит минуту. По щеке к подбородку катится слеза, а затем падает в какао. Поднимает глаза. — Это я виновата.

— Что ты такое говоришь?

Во мне просыпается злоба. Я теперь сама готова толкнуть машину Матвея с обрыва за то, что Лиля чувствует себя виноватой.

— Я тебе кое-что не сказала, мам.

Глава 10. Он не мог так поступить

— Что ты не сказала?

— Перед отъездом на отдых… — Лиля шмыгает и опускает взгляд, — я позвонила тете Ие… и попросила, чтобы она папу…

Плечи трясутся, накрывает лицо руками и воет:

— Чтобы она папу проведала-ааа-ааааа. Он же когда работает, обо всем забывает… Даже поесть… Маааам… а эта крыса сказала, что позаботится о папе… маам…

Обегаю стол, обнимаю ее и прижимаю к себе:

— Нет твоей вины во всем этом. Нет.

— Это случилось, когда мы были с тобой на отдыхе, ведь так? — ее трясет в истерике. — Мы когда прилетели, папа странно себя вел… Это я виновата… я… я не должна была… Я сама его скормила… И я многое ей рассказывала, а она говорила… что она мне почти мама…

Разорвать гадину на куски и скормить бездомным псам. Мне бы сейчас бегать по дому взбешенный истеричкой, крушить все вокруг, но я тогда проиграю. Моя дочь должна найти сейчас во мне защиту, а не обиженную женщину, которая теряет себя из-за предательства двух близких людей.

— Нет, нет и нет, — обхватываю ее лицо руками и поднимаю его на себя. — Ты не виновата, Лиля.

— Я так ненавижу ее, мам, — дыхание неровное и прерывистое. — Так сильно, мам. Только ее… но не папу… хочу, но не могу, мам…

И опять ревет. Мне бы взять ее на руки и покачать с колыбельной, как я это делала, когда она была маленькой и мучилась от коликов.

Сажусь у ее ног и заглядываю в лицо:

— Лиля, милая, — слабо улыбаюсь. — Такое случается. Я не знаю, как объяснить тебе мотивацию мужчин, когда они так поступают, но… я могу предположить, что папа больше не находил во мне того, что ему было нужно…