Чудище или Одна сплошная рыжая беда

Глава 7

«И гладкий шелк твоих волос. Касаться плеч твоих могучих, сильна та грудь, рубашкой скрыта. Могучий пресс, а то, что ниже…»

Собственно, на этом месте моя бурная фантазия безбожно спасовала и, что там было ниже, я дочитывать уже не стала. Вот честное нечистое, как бы вдохновенно не описывали содержимое штанов моего собственного, единственного и неповторимого начальства в лице Ильи Алексеевича Добрынина, читать об этом лично мне не хотелось от слова совершенно! И без того, глядя на этот псевдо поэтический шедевр, мой бедный глаз уже вполне натурально дергался.

Не, тайные поклонницы, это, конечно, хорошо. Даже льстить должно… Харлею! А мне впору начинать гордиться за драгоценного во всех смыслах шефа — вон как красиво рыжего пинекантропа-то описали, и ведьпочти не промахнулись! И оригинальное послание, что тут ни говори.

Но, на кой сей «шЫдевр»-то было присылать на почтовый ящик клуба, да еще с пометкой «срочно», я вот в упор не поняла!

М-да. Иногда вот так посмотришь вокруг и думаешь, а с каких пор в психических лечебницах день открытых дверей устроили? Да еще во всех и сразу?

Не удержавшись, мое неуемное любопытство все-таки дочитало до конца нетривиальное любовное послание тала-а-а-антливого анонима к брутальному Харлеюшке. Не поняла. Прочла еще раз.

Открыла рот. Похлопала ресницами… И зашлась в гомерическом хохоте, уткнувшись в родимый стол лобешником.

Мама дорогая… какие ж скрытые таланты хранит в себе рыжебородый хариус, оказывается-то!

— И что там случилось такого, что тебя от смеха выворачивает наизнанку? — поинтересовался с диванчика напротив спокойный, мирный голос. Не выдержав, я расхохоталась уже вслух, да так, что ни сразу попала мышкой по кнопочке «печать». Стоящий на углу столешницы принтер радостно схомячил лист бумаги.

— Я думала, ты спишь, — негромко хрюкнула, хватаясь за сигареты, глядя, как Богдан встает с дивана. Сцедив зевок в кулак, парень включил стоящую на угловой барной стойке кофеварку и, подойдя, присел на край моего стола:

— Поспишь тут. Ну, показывай, что тебя настолько рассмешило.

Я, молча давясь смехом, протянула ему лист, нахально очерненный буквами и честно выплюнутый придирчивой оргтехникой. Зевнув еще раз и взъерошив пепельные волосы, Полонский вчитался в краткий текст…

И поднял на меня вытянувшееся от удивления лицо. Таки ура, ребятки, вакансия «всея невозмутимость» вновь становится открытой, занимай скорей, кто там ее хотел!

Нет, серьезно, таких круглых глаз я у него еще не имела счастья лицезреть! А уж когда он медленно переспросил, у него так красноречиво голос дрогнул…

— Великий одноглазый… змей?

— Он самый, единственный и неповторимый! — прыснув, я ткнулась моськой в раскрытый ноутбук. — Нет, ну с кем приходится работать…

— Фриков в современной жизни всегда хватало, — усмехнулся Полонский и, разжившись кружкой кофе, вернулся на край моего стола. — Но тебя к ним просто тянет!

— Скорее уж их ко мне, — фыркнула я, все-таки закуривая. Стряхнула пепел, поправила наушник в левом ушке, оглянулась на стеклянную перегородку, за которой сверкали неоновые вспышки над танцполом, и поинтересовалась у сонного парня. — Богдан, а ты чего домой не едешь? Тебе ж спички в глаза вставлять можно. Или веки скотчем клеить.

— А ты домой как завтра добираться будешь? — иронично вскинул брови парень, приближая к губам кружку с крепким черным кофе.

Я задумчиво потерла нос. Ну да, меня ж на смену в клуб он сам доставил. Лично! И мало того, что лапку мою обработал, перебинтовал, до своей машины доволок (уже всю целую меня, а не только одну ногу), не смотря на все мои сопротивления… И тут остался бдить. Мотивируя, чтоб я опять никуда от всей души не вляпалась.

Но, собственно, а куда я влезть-то в «Максимусе» умудрюсь?

Я вон даже кеды скинула, сижу, пальчиками коврик ковыряю. На обходе клуба Олежка сегодня летает, парни его тоже при параде, гневливое начальство в бильярдной отдыхает, а я веселым, бодрым козликом скакать по приюту «веселья и мохито» отнюдь не собираюсь.

Не без мозгов же. Нет, я, конечно, могу и погеройствовать, благо нога успешно подживает и уже не болит. Но на кой провиденье гневить?

Но вот не слушают меня и всё тут. Не верят благородному порыву!

И вот не знаю даже, обидеться на такое недоверие, аль наоборот, влюбиться по самую макушку…

— А соседушка мне на кой? — фыркнув, затушила окурок и отодвину пепельницу подальше, — Разберу завалы клубной почты, посмотрю заявки, составлю грандиозные планы на месяцок-другой, сайт в порядок приведу. Обещаю вести себя тихо-тихо, как мышка под веником! И даже поспать перед второй работой.

— Меня терзают смутные сомнения… — насмешливо протянул Богдан, глядя на меня поверх чашки. — Тем более о мойке речи не было.

— Не обсуждается, — вот тут я активно пошла на попятную. — Торжественно клянусь сидеть на попе ровно, по боксу не бегать, за работягами с ножовкой не гоняться. Но на работу я всё равно пойду!

— Как будто я не знаю, — невозмутимо улыбнулся Полонский.

У меня аж весь запал как-то сразу пропал. Ну вот не пакость ли он, а?

— Какой ты, однако, понимающий, — невольно насупилась моя обиженная светлость, откидываясь на спинку офисного кресла. — Творите, что хотите, но только под моим внимательным и жутким руководством?

— Почему сразу жутким? — насмешливо откликнулся парень. — А, ну да, ну да. Сижу, кое-кому трудиться не даю и нагло совестью работаю?

— Ясновидящий, — восхищенно протянула я, округляя глаза. — И как ты догадался?

— Ань, я просто хорошо тебя знаю, — улыбаясь, заметил Богдан, покачивая в руке кружку и глядя на напиток. — На работу ты пойдешь всегда и в любом состоянии. Или я не прав?

— Так точно, шеф! — приложила я два пальца к виску, отдавая честь. Гм, хорошо хоть не девичью! И еще раз поинтересовалась. — А может все-таки до дому, а? А то заснешь где-нибудь здесь в процессе пристального бдения.

— Нет, спасибо, — как-то странно усмехнулся Полонский, не глядя на меня.

И тут-то попа почуяла подвох…

— Что-то случилось, да? — осторожно спросила, давя в зародыше желание встать и устроиться с ним рядом на столе. Ну, так, присесть, болтая ножками, за ручку взять, да вдохновеньем поделиться… Идея, в целом, не плоха, но кажется вдруг мне, что ничего из этого не выйдет.

Двойное тьфу на почтового поэта. Я ж теперь пару дней изъясняться буду в рифму или ломаной поэзией! Ладно, хоть не басней и на том спасибо.

Богдан усмехнулся. Зло как-то. И снова не глядя на меня, но по моей спине полк активно марширующих мурашек торопливо проскакал.

— Я, конечно, понимаю, что сейчас большую глупость ляпну, — неуверенно произнесла, забираясь с ногами на кресло, подтягивая коленки к груди. И на выдохе тихо закончила. — Но, может, я могу как-то помочь?

Рука Полонского замерла, не донеся чашку до губ. А взгляд стал какой-то странный. Но на пару секунд так, не больше. Поставив емкость обратно на блюдце, парень мягко улыбнулся:

— А ты уже мне помогаешь.

Я почесала нос. Подумала… и как-то сразу догадалась.

— А, так ты тут не мой покой обеспечиваешь, а невозмутимо от кого-то прятаться изволишь!

— Как догадалась? — удивленно, но со смешком спросил Полонский. — Неужели…

— А ты думаешь, сколько раз у меня Липницкий на мойке отсиживался, прячась от занудных предков с их вечными деловыми предложениями? — иронично выгнула я брови и насмешливо закончила. — Так что, увы, мой друг, но на этой странненькой стезе ты далеко уже не первый.

Тьфу… тьфу, тьфу, тьфу! Да что за поэтический настрой? Вот ей-богу, пойду сейчас и банально промою язык с мылом. А что? Вдруг поможет? Вот Кир-то порадуется, когда узнает… Он давно собирался это сделать!

— И ты даже не злишься, — заметил Богдан, допивая свой почти остывший кофе.

Я фыркнула:

— Тю-ю-ю… Да было бы с чего!

И не соврала, кстати. А вот дружочек-то мой нагло привирает… Не, возможно, попытка укрыться в кабинете администратора элитного клуба и не лишена некоторого смысла. Да только чует моя не совсем убитая алкоголем печень, что есть у него более приятные местечки для сохранности своей таинственной натуры.

Да тут прям на лицо забота обо мне любимой, а уж потом попытка схорониться!

Желание промыть язык, постучаться головой об стену и присесть на краешек стола стало прям неудержимым.

— Анна Сергеевна, к вам посетитель, — послышался вдруг в наушнике голос Максима, несущего свою опасную службу внизу на фейсконтроле. Я посмотрела на наручные часы и малость удивилась. Половина девятого. Кого в такое время могло попутным ветром занести, да еще и в мои скромные владения?

Машинально покосилась на Богдана… Так-так, а на самом ли деле ему действительно удалось от кого-то спрятаться?

— И кто же там? — схватив рацию, поинтересовалась я, смотря на парня, убирающего кружку обратно на стойку. И знаете, а он как-то вдруг странно подобрался… Почти незаметно. Но я-то это отчетливо видела!

— Вам… — тут в наушнике послышался уж очень подозрительный смешок. — Вы не бойтесь, но вам, я думаю, понравится!

Так, а вот теперь я действительно боюсь!

— Ну, проводи, коль не шутишь, — откликнулась в приемник. Вздохнув, спустила ноги со стола, придвинулась и стала наводить подобие порядка. И даже не заметила, как подошел Богдан.

— Ань, — я чуть не подпрыгнула, когда его ладонь накрыла мою. Вскинула голову и с толикой нервозности посмотрела на парня снизу вверх. И знаете, а он ведь улыбался!

— Не беспокойся, ладно? — негромко попросил Полонский и, дождавшись кивка, ушел обратно на диван. Устроился на нем в углу, вольготно складывая ногу на ногу… и улыбался ведь зараза! Почти незаметно, совсем чуть-чуть и только лишь краешком губ, но улыбался же, наблюдая за моими движением.

Ну ежики-морожики, ну не мог же он так сходу понять, что волновалась я сейчас совсем не за себя? Не мог!

Хотя… Богдан-то и не мог? Мы точно об одном и том же парне говорим? Уж в ком, в ком, а в его талантах сомневаться мне еще не приходилось!

Эх. Беда, беда, грустинушка. И за что мне это все?

— Добрый вечер, — раздался вдруг глубокий, грудной голос с таким легким придыханием, и в мой кабинет уверенно вплывает он…

Крейсер «Варяг» и броненосец «Потемкин» в одном таком большом флаконе. Рост ниже среднего, мягкие короткие светлые кудряшки во все стороны, на недовольной рожице умелый макияж, а в ушках серьги с брюликами. Длинные, тяжелые, а от того выглядящие слишком уж кичливо. Но главное, главное-то отнюдь не в этом!

Мадам бальзаковского возраста, по паспорту ну что-то где-то в районе сорока, имела глупость обтянуть свои мощные телеса дорогим костюмчиком фирмовым. А фирма, как известно, стоит денег и не малых!

Да только чувство вкуса-то увы, ни за какие монетки отродясь не продавалось. Ну, а про существование обычного стилиста кто-то явно решил не вспоминать. А зря.

Костюмчик дамочке не шел от слова абсолютно. Насыщенный бордовый цвет полнил ее еще больше (если это вообще было возможно), а что уж делала крупная горизонтальная полоска с и без того приземистой фигурой…