На нее запрет. Дочка Шаха

Пролог

Лев

Спускаясь на кухню, тормознул на лестнице. Судя по звукам, доносящимся снизу, папа с мамой немного увлеклись. Не хотел их смущать. Они не знают, что вчера ночью я вернулся домой, хотя предупреждал, чтобы не ждали. Хорошо, что мелкие еще спят, отсыпаются в каникулы…

— Милаха, я сейчас точно опоздаю, — рыча произносит отец, отрываясь от мамы. Я темпераментом, видимо, в него пошел: какой бы долгой ни была ночь, утром мне тоже надо.

— Так иди, я тебя не держу, — смеется игриво мать.

Прислонившись к стене, жду, когда они договорятся. Мог бы переждать в спальне, но боюсь, мелкие застанут родаков за непотребствами.

— Ладно, милая, мне действительно пора. Вернусь, продолжим, — ухмыляюсь от предупреждения отца. Я не устаю поражаться их любви, столько лет женаты, а ведут себя, как молодожены.

Когда со двора доносится звук двигателя, спускаюсь в кухню. Мама стоит у плиты, вся раскрасневшаяся, прячет от меня припухшие губы. Ей нечего стыдиться, они с отцом заслужили свою любовь. Приятно наблюдать нежность, любовь, счастье. Горд за отца, что он с такой страстью продолжает желать единственную женщину.

— Лева, ты же сказал, останешься у друзей? — спрашивает мама, удивленно посматривая на меня через плечо, в глазах загорается тревога.

— Мам, все хорошо, ничего не случилось, я ни с кем не подрался, просто решил, что в своей постели спится лучше, чем на матрасе, брошенном на полу, — прячу разбитые костяшки на правой руке.

Никто мне на полу не стелил, я планировал провести ночь у девчонки, но там неожиданно нагрянули родители в гости. Она просила остаться, но мне не комильфо трахать телку, когда за стеной спят ее родители.

— Ты вчера рано ушел со дня рождения Камиллы, — мать не обвиняет, просто пытается понять, что происходит.

Самому бы разобраться. Почему все мои мысли возвращаются к ней…

— Дела были, — веду плечами, прохожу к кофемашине, тыкаю на нервяке не на ту кнопку, мама, естественно, сразу это замечает:

— Ты стал пить латте? — скептически выгибает бровь.

— Что-то захотелось, — произношу вслух, про себя цежу мат. Захотелось латте, совсем мозгами поехал!

— Ты вчера неожиданно появился у Шаховых, — продолжает мама допрос. Я могу понять, что она волнуется, но мысленно я просто умоляю сменить тему. И так нервы на пределе. Хочется верить, что родители пока не заметили, что мои теплые чувства к Камилле переросли в одержимость.

Как только я понял, что мое отношение к ней перестало быть только заботой о мелкой девчонке, путающейся вечно под ногами, свалил в Америку. Два года держался от нее на расстоянии, надеялся, что отпустило. Не отпустило! Вернулся полгода назад, планировал навсегда, а теперь снова ищу повод, чтобы свалить…

— Некрасиво с моей стороны было проигнорировать день рождения дочери ваших друзей, поэтому решил заехать поздравить, — подчеркиваю своими словами свое мнимое равнодушие.

Не стоит волновать родителей. Ей шестнадцать, и она дочь лучшего друга моего отца. Еще мелким пиздюком усвоил, что эта девочка неприкасаемая.

— Ты правильно поступил, — произносит мама, а я считываю в ее взгляде беспокойство.

Правильно? Хрен там поступил правильно! Не нужно было возвращаться!

Не смог вчера остаться в стороне. Сидел на набережной, дымил одну за другой. Уговаривал себя не ехать к Шаховым, знал ведь, что разбужу в себе сталкера. Сорвался. Купил по дороге цветы с себя ростом и полетел ее поздравить. Нарушая установленные правилами ограничения скорости, был на месте через полчаса.

Встретила меня Камилла в красном платье с длинным разрезом на ноге и открытыми плечами. Будь моя воля, я бы заставил ее переодеться. Мне не нравилось это платье – слишком откровенное, оно делало ее взрослее.

— Привет, — поправляя копну густых длинных волос, она подошла ко мне. Наверное, выражение моего лица заставило ее волноваться, она оглянулась в поисках отца. Будто я могу ее обидеть!

— Привет, с днем рождения, — протянув букет, наклонился и обнял. Всегда так поступал, не было причины изменять традиции.

В нос ударил свежий сладкий аромат.

— Я ненадолго, — предупредил, тут же от нее отстраняясь. Нужно было сваливать, пока Марат не заметил, что меня кроет от его дочери.

Худая девчонка с большими голубыми глазами, упрямым подбородком, вздернутым носом и красивыми пухлыми губами – стала для меня неизлечимым вирусом. Позволю себе полностью ею заболеть – натворю дел! Ками шестнадцать, а я почти на десять лет старше. Разрешить себе любовь – рассорить старую дружбу отца с Маратом. Они не поймут, не примут. Я бы сам не понял, если бы кто-то из парней нашего круга стал подкатывать яйца к Уле. На этих бы самых яйцах повесил!

Поздоровался со всеми, а минут через двадцать праздничного веселья стал прощаться. Не могу весь вечер украдкой пялиться в ее сторону.

— Ты уже уходишь? — разочарованно закусывает губу. — Даже не потанцуешь с именинницей? — поддразнивает меня, заставляет улыбнуться. Мы оба помним ее первый танец. Тогда все было просто и понятно, я не болел ею. Ками было шесть, она обиделась, что ее никто не приглашает танцевать. Подхватив на руки малышку, я закружил ее в первом вальсе…

— К вечеру у тебя ноги будут отваливаться от танцев, — кивнув на туфли с высоким каблуком. — У тебя сегодня и без меня много партнеров, — про себя старался не думать, что желаю парочке из них стесать нос, слишком нагло себя ведут. Но тут и без меня охраны полно.

— Ты изменился, — негромко произносит она.

— Все мы меняемся, — внутри меня разрывало от противоречивых чувств: с одной стороны, хотелось скорее убраться, с другой – чтобы убрались все остальные…

— Тогда мне легко было тебя любить, а сейчас ты такой закрытый, что я не знаю, как к тебе подойти, — ее прямота и честность рубят мой контроль. Мозгами ведь понимаю, что она о дружбе толкует, а все равно голову кружит.

— Тогда ты была мелкой занозой у нас в заднице, мы боялись, как бы с тобой ничего не случилось, поэтому и носились с тобой. А теперь ты почти девушка…

— Почему почти? — перебивает, недовольно хмурит брови.

— Расскажу через два года, — впитываю в себя черты ее лица.

— А что будет через два года? — невинно смотрит на меня.

«Ты станешь моей!» — про себя твердо и уверено, но в душе понимаю, что родители будут против наших отношений.

— Придет время – узнаешь…

В этот момент подходит какой-то хмырь, выглядит чуть старше Камиллы. Меня просто кроет, что он посмел нарушить мои границы, вторгнуться в наш разговор. В руках тарелка, на которой лежат пирожные.

— Ты куда-то шел? — грубо интересуюсь, молокосос вздрагивает.

— Лева, познакомься, это мой парень – Андрей, — улыбается Ками, хватая его за руку. Вижу, что их пальцы переплетаются. Я замечал, что он весь вечер трется возле нее, но… парень?

Парень, вашу мать!

Я Лютаеву Ваньке оторву голову, чтобы не смел больше ничего скрывать!

— Я попросила его принести макарон с праздничного торта, я знаю, что ты их любишь, — продолжает Камилла, протягивает мне, улыбается. Ей хочется сделать мне приятное. Знала бы она, каким ядом сейчас наполнила эти пирожные.

Забираю тарелку, глядя на них, запихиваю одно пирожное в рот, медленно пережевываю. Впервые сладости вызывают такое отвращение.

— Спасибо, было очень вкусно! — возвращаю ей тарелку. Тону в голубом омуте ее глаз, и даже злость на секунду исчезает, пока не замечаю чужую мужскую руку на ее талии. Складывается ощущение, что этот утырок ищет у Ками защиты, но мою ярость это нисколько не уменьшает.

Нужно отсюда сваливать, пока я Андрюхе руки не переломал…

— Лева, ты пойдешь? — голос мама выдергивает из воспоминаний вчерашнего вечера.

— Куда? — не сразу понимаю, о чем она спрашивает. Забираю латте и сажусь за стол.

«Что за гадость!» — после первого выпитого глотка.

Мама удивленно смотрит на меня, но, будто что-то понимая, произносит:

— Лера пригласила на торт.

— Я не ем сладкое… — поднимаю взгляд от кружки, мама с недоумением смотрит на меня. — С недавних пор у меня на него аллергия…

Глава 1

Камилла

Окончив школу, мы тут же чувствуем себя взрослыми. Хочется многое попробовать, узнать что-то новое, перешагнуть через родительские запреты и табу. Все взрослые понимают: нельзя удержать молодежь от соблазнов взрослой жизни. Пусть не все я готова попробовать, в планах на этот вечер вкусить лишь немного запретных плодов, но для смелости мне нужно чуть-чуть выпить. Когда мой одноклассник начинает разливать шампанское, я подставляю свой бокал.

— Ты не будешь пить, — тихо злясь, Ванька накрывает бокал рукой, не позволяет Шнуркову налить мне шампанское. Какое-то время мы молча прожигаем злыми взглядами друг друга, он не уступит, а я не собираюсь сдаваться.

— Ну, вы тут разбирайтесь, а мы пока выпьем, — смеется Шнурков, его глаза уже странно блестят. — Только помните, что бухла тут мало.

— Вань, ты мой друг, а не отец, — подаюсь вперед и шиплю прямо ему в лицо. — Это мой выпускной! — от бессильной ярости сжимаю руки в кулаки. Перевожу взгляд на Андрея – он, как всегда, выбрал позицию наблюдателя. Хоть бы раз заступился и встал на мою сторону!

— Я обещал Марату за тобой присмотреть, — произносит друг, убирая ладонь от моего бокала.

— Вот и смотри на расстоянии, не мешай праздновать. Я хочу немного выпить, — отворачиваюсь от Ваньки, но натыкаюсь на серьезный взгляд своего парня. Деспоты!

— Здесь ты пить не будешь, — бескомпромиссно.

Папа разрешал нам выпить немного шампанского в Новый год, но категорически возражал, чтобы я пила на каких-нибудь вечеринках.

— Хоть попробовать дай, я такое еще не пила! — корчу ему рожицу.

— Ками, что его пробовать? Не всякую гадость нужно совать в рот, — ляпает Ванька, мы оба осознаем двусмысленность фразы. Я стараюсь не засмеяться, а Ванька с укором смотрит на меня, будто я виновата, что он не следит за своим языком.

В голове рождается пошлый образ, возникает желание пошутить, но при взгляде на Андрея оно пропадает. Он вечно такой серьезный, словно моя совесть.

Спустя время мне стало понятно, почему отец разрешил Андрею за мной ухаживать. Этим решением он обезопасил меня от всех других претендентов, которые были на тот момент, при этом он мог быть спокоен, потому что правильный Андрей не станет нарушать запретов, выдвинутых Маратом Шаховым, а в том, что они были, я не сомневаюсь.

— С вами попробуешь! Никакой жизни, обложили со всех сторон. Я ведь не собираюсь напиваться, Вань, — все-таки еще надеюсь его уговорить.

— Помнишь, в седьмом классе я навалял тебе за то, что ты с девчонками в туалете пробовала курить? Ты ведь мне до сих пор благодарна? — ухмыляется довольно Ванька. Как-то вечером, расчувствовавшись, когда мы сидели на террасе у нас дома, я призналась, что благодарна ему, вот он теперь и важничает. О том моем опыте не знает никто, кроме Ваньки и девочек, с которыми я курила тогда в туалете.

Нет, знает еще один человек, я до сих пор не простила Ваньке, что он рассказал тогда Леве. В тот день он прислал мне сообщение.