Свободный торговец

Фру Могенсен смотрит на него озабоченно, она опасается за его здоровье, говорит она, последнее время у него что-то неважный вид, не мешало бы ему сходить к врачу.

— К врачу, — ворчит лавочник, — чего ради я пойду к врачу, здоровье как здоровье, а что я лук плохо переношу, так это всегда было.

Вечер прохладный, приходится включить электрообогреватели. Лавочник тоскует по своему телевизору, сегодня показывают очередную серию многосерийной передачи, которую он смотрит каждый день, теперь он ее пропустит и не будет знать, что сталось с разными действующими лицами. Глупо было тащиться сюда, ему совершенно ясно, что у них не получится никакого разговора, весь его план пошел насмарку.

Они рано укладываются спать, и, лежа рядом с ним в волглой постели, жена нашаривает его руку.

— Иоханнес, — говорит она, — тебя что-то мучает?

— Мучает? — переспрашивает лавочник. — С чего ты взяла?

— Я же замечаю, последнее время ты сам не свой, — говорит она, — как будто у тебя какие-то неприятности.

Лавочник глубоко переводит дыхание, вот он, удобный случай, вот возможность высказать все, что наболело. Но его все еще тошнит, он измотан до предела, нет у него мочи ни о чем говорить.

— С магазином что-нибудь неладно? — спрашивает фру Могенсен.

— С магазином? — повторяет лавочник, словно не понимая, о чем речь.

— Ну да, с магазином, ты же мне ничего не рассказываешь.

Она произносит это тихо, без тени укоризны, словно желая прийти ему на помощь, но нет, сегодня он больше ни на что не способен. Тошнота становится все сильнее, он боится, как бы его опять не вырвало.

— Я устал и плохо себя чувствую, — говорит он, — неужели так необходимо именно сейчас выяснять эти вопросы, хоть здесь-то могу я спокойно отдохнуть!

Фру Могенсен ничего ему не отвечает, и в спальне делается совсем тихо. На дворе накрапывает дождь, и лавочник вспоминает, какое ему раньше доставляло удовольствие слушать шум дождя и шелест листвы за окном. Оба они всегда любили свою дачу и жалели, что у них не хватает времени вволю ею насладиться. Но они надеялись, что еще наверстают упущенное: не дожидаясь, пока совсем состарятся, они продадут свой магазин и заживут наконец той жизнью, какой не могли позволить себе в тяжелые годы, когда приходилось вкладывать в магазин так много труда. Они смогут жить на даче, сколько захотят, и будут за все вознаграждены. Верит ли она, как прежде, что это сбудется, верит ли, что они сохранят в целости свой магазин и им будет что продавать?

— Понимаешь, — говорит лавочник, — я…

Но нет, он все равно не знает, что сказать, да она и не отвечает, наверно, уже уснула. Лавочник переворачивается на бок, он борется с тошнотой и вслушивается в шум моросящего дождя в надежде ощутить от этого хоть каплю былого удовольствия.