Грани

Доехал быстро — две-три минуты. Домик простой, деревянный, со ставнями и наличниками. Возле дома палисадник, в котором я и застал Эмму Викторовну за посадкой каких-то цветов. Женщина милейшая — седые туго собранные сзади гребнем волосы, крупные очки с массивными линзами, пестрый халат и фартук, объемная телогрейка поверх. Возраст ее был отражен на ее лице и руках, но не портил, а лишь облагораживал. В уже наверное сотый раз в этом городе я представился и рассказал все то, с чем и каким образом я пришел к старушке. Выслушать меня она согласилась весьма охотно, а слушала так, словно сама хотела раскрыть эту загадку, хотя ответ уже был у нее в голове. Ни разу не перебив, после того как я наконец задал вопрос: «Знаете ли вы что-то?», Эмма Викторовна на несколько секунд задумалась, затем присела на хиленькую скамейку возле дома и начала рассказ, не скрывая неравнодушного отношения к теме своего монолога.

— Ланге? Ну что тут сказать… Действительно потеряли все, а ведь много что имели, много чем ведали и занимались, и все, что мне рассказывали об этой семье — лишь хорошее. Сейчас уж нет их потомков здесь — всех выслали. У меня у самой мать немка. Повезло лишь потому, что замужем за русским была, не погнали прочь. А так, правда, молодой человек, всех за одни сутки в сорок первом собрали и увезли. Ничего тогда от города не осталось.

Но это совсем другая история. А Роберт Ланге и правда жил такой, мне о нем рассказывала мама. И невеста Мария была у него. Вот только совсем не знала я, что это и есть Мария Келлер. Когда историю эту впервые я услышала — малеханькая была, всего и не упомнила. Теперь понятно, откуда такой богатый памятник, скорее всего семья Ланге его ей и поставила, ведь Роберт сильно любил свою Марию.

Проделали вы большую работу, чтобы узнать правду. Но Мария погибла более трагично, чем просто умерла с горя. В день своей смерти должна была пойти она на свидание, а к нему хотела подготовиться как следует, дабы очаровать Роберта, потому сходила в баню да намыла голову. Сама она, со слов мамы, красавицей особо не была, но волосы у нее были роскошные, все девушки вокруг завидовали ей. Пора стояла осенняя, уже холодная, не успевала Мария просушить свои волосы, а потому решила привычным для себя способом воспользоваться керосиновой лампой, и над теплом ее волосы прочесать. Одна она была в тот вечер в доме, и что там могло произойти — неизвестно, да только увидели Марию уже на улице, бегущую по дороге словно живой факел. Одежда на ней какая была — вся горела, волосы все опалились. Спасти не удалось, скончалась в тот же день. Свидание молодых не состоялось.

Ох и убивался Роберт. Шибко любил он ее, по рассказам. После смерти Марии еще одни беды немалые свалились на его семью. Как вы и сказали, все большевики по-своему устраивали: и бедных и богатых — всех грабили, крестьянские хозяйства разоряли, имущество отбирали у зажиточных, свой режим устанавливали. И семья Ланге у разбитого корыта осталась. Во времена тех восстаний Роберт и вовсе пропал без вести. Никто его судьбы его не знал — ни семья, ни соседи. Да вот только поговаривали, и сама я склонна этому верить, что по воле своей он те восстания уехал поддерживать, чтобы хоть как-то отомстить красным за семью. Хоть и знал, наверное, что на верную смерть отправился, ее то он скорее всего и искал, потому-что все время поговаривал он, что: «Нет мне жизни без Марии…»

От услышанного я был поражен. Вот и вся легенда, сложившаяся в совершенно противоположную историю. Казалось бы, история простая — житейская, да только жалко, что такая трагедия незаслуженно стерта из памяти горожан.

С другой стороны, а может оно и к лучшему, меньше беспокоят могилу бедной девушки.

О местном проклятии Эмма Викторовна слышала, но никогда в него не верила, да и теперь уж подавно, когда устоявшаяся байка оказалась совершенно несостоятельной.

И все же, после обнародования мной данной истории, она имеет право на существование все-таки также лишь в качестве легенды, но только о совсем другом человеке — Роберте Ланге, от горя отправившимся на смерть в совсем юном возрасте.