Гонщик 2

На ипподром прибыли, как обычно, в сумерках. Выехали к стартовой линии трека и остановились.

— Ну что, Николай Генрихович, готовы? Не страшно?

— Немного боязно, Владимир Антонович, но и ужасно любопытно, выйдет ли что-нибудь из нашей затеи.

— Тогда давайте так: Я сейчас чуть тронусь, и вы сразу же открывайте воздух наполовину.

— Хорошо, так и сделаю. Ну, давайте. С богом!

Клейст ухватился за рычаг подачи воздуха и, хотя последний раз был в церкви на прошлое Рождество, перекрестился.

Я вдавил в пол педаль пара и мобиль начал свой обычный ленивый разгон. На долю секунды мелькнула мысль: «неужели не вышло»? И тут колеса резко закрутились, отбрасывая назад тучи пыли, меня вдавило в кресло ускорением, а мобиль рванул вперед словно выстреленный из катапульты. Клейст, перепуганный эффектом, тут же перекрыл воздух, но мы уже разогнались, и мчались по треку на нормальных гоночных шестидесяти милях в час.

Я нажал на тормоз, останавливая мобиль, и обернулся к механику. Тот сидел со смешанным выражением лица: одновременно испуганный, восхищенный и счастливый. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. А когда это случилось, он чуть не задушил меня в объятиях.

— Владимир Антонович, дорогой мой человек! Мы с вами сделали такую штуку! Такую… Да мы теперь прямо со старта всех сделаем, нам на треке вообще равных не будет! Прежде я сомневался, но теперь точно знаю: главный приз большой императорской гонки у нас в кармане.

Пока мы потихоньку ехали домой, он все никак не мог успокоиться:

— Знаете, Владимир Антонович, когда мобиль так понесся вперед, у меня сердце в пятки провалилось! А ведь мы и десятой части воздуха не выпустили. Пять секунд разгона — и мы уже летим на максимальной скорости. Если же убавить подачу, то на такую гонку, как в позапрошлый раз, нам баллона с лихвой хватит. Честное слово, я счастлив, что судьба в конечном итоге свела нас вместе. Это ведь без преувеличения прорыв! Такого еще нет ни у кого, и это совершенно точно.

Насчет «нет ни у кого» я бы посомневался: все-таки недооценивать инженерную мысль не стоит. Но ни на одном из тех мобилей, с которыми я сталкивался в гонках, ускорителей не было. Наверняка стоит мне засветить это новшество, как они тут же появятся, но первое применение даст мне возможность легко выиграть гонку невзирая на именитость соперников. А дальше… дальше все будет зависеть от совершенства конструкции ускорителей.

Удачные испытания изрядно подняли мне настроение. Видимо, в жизни вновь начинается светлая полоса. Утвердиться в этом предположении помог поздний гость.

Едва мы с Клейстом, радостные и оживленные, ввалились в дом, как навстречу нам поднялся из-за стола юрист Ананьев. Он еще не обрел солидную округлость форм, подобно его рекомендателю господину Старостину, но щеки, как мне показалось, стали чуть менее впалыми.

— Добрый вечер, господа! — приветствовал он нас. — Господин Стриженов, господин Клейст, мое почтение.

Тут же подоспела Машка с приборами для нас, а Дашка притащила заварник со свежим чаем.

— Присаживайтесь, господин Ананьев, — предложил я, но юрист замотал головой.

— Простите великодушно, но я некоторым образом уже отужинал в обществе ваших воспитанниц. Так что не хотел бы далее занимать ваше время, да и мне, признаться, пора. Позвольте мне отчитаться по вашему поручению.

— Что ж, извольте.

— Вот:

Ананьев достал из внутреннего кармана сюртука конверт, а из конверта, в свою очередь, сложенный пополам документ.

— Это внесудебное соглашение между вами в лице вашего представителя, то есть, меня, и господином Маннером. Он выплачивает вам причитающееся жалование плюс все издержки и компенсации, какие полагаются в этом случае по закону, а вы, в свою очередь, отказываетесь от дальнейших претензий к упомянутому господину Маннеру по любым обстоятельствам, связанным с данным инцидентом. А вот полагающиеся вам деньги.

Юрист вынул из конверта несколько ассигнаций различного достоинства и пару монет.

— Здесь ровно половина суммы, указанной в соглашении, можете убедиться.

Я быстро пересчитал деньги: больше полутора сотен рублей. То есть, всего с Маннера удалось выжать триста с лихвой. И это из такого жмота, который не так уж давно зажал несчастные четыре червонца, предпочтя заплатить их гопникам! Да уж, надо будет при случае поблагодарить Старостина за его протеже.

— Я впечатлен, Петр Филимонович. Итог вашей работы устраивает меня более, чем полностью. У меня к вам есть еще одно поручение. Думаю, оно будет посложнее этого. Как и предыдущее, оплата за него пойдет из тех денег, которые вам удастся вытрясти из ответчика.

— Я весь внимание.

Ананьев тут же подобрался и приготовился слушать.

— Петр Филимонович, вот экземпляр «Ведомостей», вышедший сразу после недавнего ралли. Вы читали публикацию на третьей странице?

— Читал, да. На редкость мерзкая статейка.

— Вот именно. Я хочу получить от редактора газеты во-первых, развернутое опровержение и публичные извинения на страницах газеты. А во-вторых, денежную компенсацию за тот урон, который эта статья нанесла моей репутации.

Юрист несколько секунд размышлял, потом уверенно сказал:

— Извинения и опровержение получить достаточно легко, а вот деньги — навряд ли. Если бы у вас было хотя бы личное, ненаследуемое дворянство — тогда несомненно. А в вашем случае отсудить у газеты какие-то деньги что-то будет крайне сложно.

— Понятно.

Я разозлился, но постарался не подавать виду. Вот поэтому Вернезьев и ходит гоголем, что может себе это позволить. Титулованый дворянин недосягаем для простого мещанина, каковым я, увы, являюсь. Нет, я не гонюсь за титулом, мне и в мещанах неплохо: зарабатывать деньги, вести бизнес и участвовать в гонках я могу и не будучи дворянином. Но вот противостояние с титулованной скотиной что в рамках закона, что вне этих рамок становится крайне сложным. Издержки сословного общества, и ничего тут не поделаешь.

— Тогда возьмите это, — я подвинул к Ананьеву свою долю Маннеровских денег, — в качестве аванса. Если удастся выжать что-нибудь из газеты, вычтете эту сумму из своей доли.

— А какова будет эта доля? — тут же поинтересовался юрист.

— Так же, как и в деле Маннера: половина.

— Хорошо, господин Стриженов. Я приложу все усилия.

С этими словами Ананьев сгреб со стола деньги и, распрощавшись, удалился.

Глава 8

Опровержение вкупе с официальными извинениями редактора вышло через три дня в виде небольшой статейки внизу третьей страницы «Ведомостей». Не совсем то, на что я рассчитывал, но все-таки некоторое моральное удовлетворение это мне принесло.

Уже на другой день я обнаружил, что извинения редактора не только пролили бальзам на мою душу. Не знаю, что высмотрели тамбовские обыватели в небольшой заметке, какие тайные знаки нашли между строк, но количество заказов подросло весьма ощутимо. С одной стороны, это меня радовало: много работы — много денег. С другой — огорчало, поскольку меньше времени оставалось для возни с гоночным аппаратом. Попытки зазвать меня в гости не возобновились, но я этому был даже рад. Не светский я человек по своей натуре, и нисколечко не страдаю от этого.

Круг моего общения ограничился моей командой, которую, наверное, можно считать почти что кланом: я — безусловный глава, но все те люди, что сейчас живут со мной в одном доме, не связаны со мной родством ни в малейшей степени. Еще довольно регулярно я бываю в мастерских, в которых у меня немалая доля: двадцать пять процентов. Езжу я туда ради того, чтобы пообщаться со своими компаньонами. Правда, все разговоры так или иначе вращаются вокруг совместного бизнеса. И бизнес этот мало-помалу начинает приносить свои плоды. Те мобили, что были представлены в столичном салоне при его открытии, были раскуплены в первый же день. Спрос превысил самые оптимистические прогнозы, так что сборка мобилей сейчас работает круглосуточно, в три смены, а продажи идут буквально с колес. Новые аппараты даже не успевают выставить в зал, как их тут же разбирают. Через неделю ожидаются первые дивиденды: решено некоторую часть прибыли выплатить пайщикам. Остальные деньги ушли на увеличение закупок шасси, да на расширение производства. Если дело будет развиваться такими темпами, уже через полгода я буду по меркам Тамбова весьма состоятельным человеком. Еще не миллионщиком, но считать копейки точно не придется. Ну а мой миллион ждет меня на финише Большой Императорской гонки.

Изредка я навещаю городскую больницу. Главным образом для того, чтобы вернуть отремонтированные фургоны и забрать неисправные. Если при этом встречаю доктора Кацнельсона, то мы с ним болтаем о пустяках минут десять — чтобы не отнимать друг у друга время, но, при этом, не снижать уровень знакомства, поддерживая разговором приятельские отношения.

И вот, когда я совсем уже свыкся с такой жизнью, ко мне в дом явился посыльный с приглашением. Распечатав конверт, я был очень удивлен: записка была написана собственноручно девицей Анастасией Платоновной Боголюбовой. В ней она приносила мне благодарность за свое спасение и изъявляла желание повторить все эти слова при личной встрече. Изящность фраз и речевых оборотов наводила на мысль о том, что записка была писана под диктовку матери. По крайней мере, искренности в этом приглашении я не увидел. Однако об отказе не могло быть и речи: во-первых, не хотелось обижать господина старшего полицейского инспектора и его прекрасную супругу. А во-вторых, мне было ужасно любопытно, до чего докопалось следствие по делу. Так что ближе к вечеру я сменил робу на приготовленный сестричками парадно-выходной костюм и, отобрав у неугомонного Клейста свой гоночный паровик, над которым тот решил было поставить очередной эксперимент, отправился в гости.

Настя Боголюбова встретила меня в гостиной. К моему удивлению, она была одна. На секунду я подумал, что ее матушка села в засаду где-то поблизости, чтобы вовремя отреагировать на сигнал «девственность в опасности», но при этом не помешать беседе. Однако дальняя дверь в гостиную была как следует закрыта Я обернулся было назад, к встретившему меня у входа Платону Сергеевичу, но увидел лишь плотно прикрытые двери гостиной. Это было по меньшей мере неожиданно: по моим представлениям, ритуал выражения благодарности должен был пройти немного иначе. Мне виделось общее застолье, на котором Настя скажет мне несколько стандартных приличествующих случаю фраз. Я в ответ заверю Боголюбовых, что на моем месте так поступил бы любой, на этом все и закончится. Но все вышло совершенно по-другому. Что ж, не знаешь, как поступить — действуй согласно этикету. А этикет гласит, что вошедший должен здороваться первым.

Девушка сидела в дальнем от входа углу гостиной, в том самом кресле, в котором в мой первый визит сидела ее мать. Разговаривать на такой дистанции не слишком вежливо, и мне пришлось подойти ближе, так, чтобы расстояние оставалось безопасным для девичьей чести, но при этом можно было бы говорить вполголоса.