Кабинет доктора Ленга

62

Ференц шел по подвальному коридору, насвистывая мотивчик из «Оклахомы!» – возможно, самого скучного мюзикла из всех, что когда-либо шли на сцене. Но он был в хорошем настроении и постепенно привыкал к полумраку и сырости. Ференц с удовлетворением думал о толстой пачке денег – неожиданно большой к этому моменту, хотя, вне всяких сомнений, заслуженной. Еще больше радовало то, что самая сложная часть задания была в основном выполнена. Прибор исправен в допустимых пределах, и, что особенно важно, Пендергаст уже четыре раза успешно воспользовался им: теперь Ференц просто должен обслуживать его, пока этот человек не вернется, и тогда получит очередное весомое вознаграждение.

А также замечательную возможность получить еще больше денег из того же источника.

Свернув за угол и подходя к тяжелой двери, что вела к прибору, он перешел со свиста на пение в полный голос:

– О, что за день благодатный!
О, как широк небосвод!
Как мне легко…[141]

Что за чертовщина? С клавиатурой доступа на стене, рядом с дверью, что-то случилось. Ференц набрал код и приложил ладонь к сканеру отпечатков пальцев, но сигнал опознающего устройства оставался красным. Он попробовал еще раз, с тем же успехом.

Он уже решился на третью попытку, когда услышал за спиной слишком знакомый голос:

– Не трудитесь.

Ференц раздраженно обернулся и увидел шагавшего по коридору Проктора. Тот, как всегда, был в однотонной одежде: серая водолазка, черная спортивная куртка, темные брюки, черные оксфорды с отрезным мыском и утолщенной подошвой – все это, без сомнения, было куплено в военном отделе магазина «Брукс бразерс».

– Перестаньте петь, – сказал Проктор вместо приветствия. – Я только что позавтракал.

– Проклятая клавиатура сломалась, – пожаловался Ференц.

– Она не сломалась.

Проктор встал перед Ференцем, так чтобы тот не мог следить за его движениями, и набрал код на клавиатуре – судя по звуку, цифр стало больше, чем раньше. Потом поднес ладонь к сканеру. На этот раз загорелся зеленый свет, и замок со щелчком открылся.

Проктор жестом предложил доктору войти первым.

– Что случилось? – спросил Ференц, открыв дверь.

– Изменение протокола.

Ференц хотел ответить, но промолчал. У ближайшей к двери стены лаборатории, возле которой прежде был единственный свободный пятачок, стоял маленький столик с простым деревянным стулом. Стол покрывала оливково-зеленая защитная пленка, и Ференц не сумел разглядеть, что лежит под ней. А над столом, там, где стена встречалась с потолком, кто-то установил три маленьких устройства неизвестного назначения.

Ференц молча обогнул прибор, взял со своего рабочего стола планшет и нажал на кнопку включения. Он не собирался доставлять Проктору удовольствие глупыми вопросами. Ему не нравился этот человек – с самого начала, когда Проктор появился на дорожке, ведущей к дому Ференца; за прошедшие недели неприязнь только усилилась. Проктор был угрюмым, саркастичным, неразговорчивым, чуть ли не сонным, но при этом излучал угрозу – холодную и смертельную. По правде говоря, он до чертиков пугал Ференца, но доктор ни за что не признался бы в этом.

В этот день предстояла несложная работа. Прибор находился в режиме ожидания, но его следовало запускать на половинной мощности по расписанию, как генератор, которым он в определенном смысле являлся. Однако для управления им требовалось два человека, и без Проктора было не обойтись. Если все пройдет гладко, осталось бы только потратить час-другой на проверку узлов, выискивая то, что способно привести к поломке, признаки перегрузки или износа. Слава богу, с такой работой Ференц мог справиться и один. Как инженер он чувствовал, что это необходимо сделать. Последние два раза Пендергаст брал с собой помощника – какого-то копа, решил Ференц. Ожидалось, что предстоящая вылазка займет по меньшей мере неделю. Судя по тому, что он узнал – и подслушал, – этому событию предстояло стать решающим. Когда эти двое выйдут из портала, Ференц получит оставшуюся часть бабок… на чем и закончится его работа.

При этой мысли он украдкой взглянул на Проктора. Тот стоял у двери, скрестив руки на груди, и в свою очередь смотрел на Ференца. Это нервировало доктора.

– И чего же вы ждете? – спросил он, смутившись, и отвел глаза. – Давайте пройдем цикл проверки… пока мы еще не состарились.

Не сказав ни слова, Проктор занял место у своего пульта, а Ференц пробежался по базовому алгоритму проверки, который сам же и составил. Потом перешел к процессу активации, включив сначала основной, а затем и вспомогательный лазер.

– Разговаривайте со мной, – проговорил Ференц самым начальственным тоном, на который был способен.

– Линия ровная, – пришел столь же ровный ответ.

Прибор загудел громче, и Ференц оглянулся на контрольные датчики.

– Решетка стабилизировалась. Повышаю поле до пятидесяти процентов.

Гул снова усилился. Проктор уставился на контрольный пульт, вероятно не обнаружив отклонений. Сам Ференц не только наблюдал, но и вслушивался. Никаких перебоев, никаких всплесков.

– Тридцать секунд, – сказал он. – Приготовьтесь к выходу на базовый уровень.

Они выполнили алгоритм снижения мощности, пока прибор не заработал на холостом ходу. Ференц провел постоперационную проверку и приготовился к утомительной процедуре осмотра основных узлов и вспомогательных деталей. Взяв с рабочего стола кое-какие инструменты, он уже собрался поднырнуть под корпус прибора, не потрудившись пожелать приятного дня негодяю Проктору.

Но так и не услышал, как дверь открылась и закрылась. Ференц выждал минуту, затем поднял голову. К его удивлению, Проктор, в этот момент всегда уходивший из лаборатории, сидел на стуле возле двери и наблюдал за ним.

– Что вы здесь делаете? – спросил Ференц.

Проктор не ответил.

Ференц выпрямился.

– Мы проверили прибор, – сказал Ференц. – Больше вы мне не нужны.

– Изменение протокола, – повторил Проктор.

– Хорошо. Тогда, может быть, вы расскажете о вашем новом протоколе?

– С этой минуты доступ в лабораторию ограничен. Я буду впускать вас сюда для плановых проверок и обслуживания, помогать вам и наблюдать за вами при необходимости, а затем выводить вас обратно. Если возникнут какие-то проблемы с устройством или потребуется дополнительное обслуживание, вы должны предупредить меня, и мы поступим точно так же.

– И какой же теперь код у двери? Он может понадобиться мне для срочного ремонта или зачем-нибудь еще. А если случится замыкание?

– Датчики дыма, температуры и движения уже установлены и включены. Я всегда буду присутствовать в этой комнате, пока вы находитесь здесь. Если вам потребуется доступ к прибору в любое время дня или ночи, вы позвоните мне, и через десять минут я обеспечу вам его… И буду с вами, пока вы не закончите работу.

Ференц не верил своим ушам. Он вложил в этот проект столько времени и труда, а теперь, после ряда блестящих усовершенствований и мозговых штурмов, когда неразрешимые проблемы превратились в решающие успехи, его награждают таким вот отношением?

Подобно многим высокомерным, самовлюбленным гениям, Ференц мгновенно выходил из себя, как только его переставали холить и лелеять; вот и теперь эгоизм взял верх над другими, лучшими чертами.

– Правда? И когда это вам пришла в голову блестящая идея – ввести такой протокол?

– Я всего лишь следую инструкциям, полученным от агента Пендергаста, – холодно ответил Проктор.

«Агент Пендергаст». Ференц вдруг представил себе, как все разворачивалось. Ему разрешали заниматься прибором при минимуме контроля, пока Ференц пытался восстановить его и привести в рабочее состояние. Но теперь, когда прибор действует и наступила заключительная фаза работы, обслуживание устройства, речь уже не шла о минимуме. То, что раньше казалось шелковой лентой, обернулось удавкой.

– Значит, Пендергаст не доверяет мне, вы это хотите сказать?

Проктор медленно встал.

– Агент Пендергаст подозрителен, но склонен предоставить вам кредит доверия. Я же, со своей стороны, не верю вам с тех самых пор, как подъехал к вашей хижине.

Ференц не знал, что взбесило его сильнее – пренебрежительно-подозрительное отношение или способность Пендергаста продумывать все на шаг дальше, чем он сам. Он безрассудно шагнул вперед.

– Я дал вам то, чего не даст никто другой, а теперь со мной обходятся как с рабом на галере? Можете засунуть этот прибор себе в задницу.

Проктор двинулся навстречу – он не бежал, вовсе нет, но за две секунды оказался прямо перед Ференцем и навис над ним, вторгаясь в его личное пространство. Несмотря на взрыв ярости, инстинкт самосохранения подсказал Ференцу, что лучше сохранять полную неподвижность.

– Мой работодатель сделал вам подарок – возможность заниматься чем-то из ряда вон выходящим. Чем-то поинтереснее тележки, поднимающей и обнюхивающей марсианские камни. Вы приняли этот подарок, прекрасно сознавая все последствия. И доведете работу до конца. А когда она будет завершена, не скажете о ней ни слова. Никому.

Ференц попытался ответить, но вышло лишь беззвучное шевеление губами.

– Я не просто не доверяю вам, – продолжил Проктор все тем же пугающе странным, холодным тоном. – Вы мне не нравитесь. Только шагните за черту, и вам конец. Раз, и все.

Пока Ференц переваривал его слова, Проктор оставался неподвижным, как мраморная статуя. В лаборатории повисла тишина. Примерно через полминуты Ференц слабым кивком подтвердил, что все понял. Проктор сделал шаг назад, потом еще один, пока не оказался возле двери, и уселся на стул, а Ференц вернулся к работе, полыхая от гнева и стыда.

Прошло три минуты. Проктор все так же сидел на стуле, наблюдая за работой. Ференц понял, что успел сделать не так много: неожиданная стычка вывела его из равновесия и теперь было сложно сосредоточиться. Как только он вошел в ритм проверки, послышался скрежет стула по полу, а следом – тяжелые шаги.

Сидя на корточках перед прибором, он поднял голову. Проктор передвинул стул к таинственному столу и сдернул покрывало. Под ним оказались: небольшая стопка твердых пластиковых контейнеров, весы, похожие на те, какими взвешивают алмазы или золотой песок, молоточки и другие инструменты, холщовый мешочек… и привинченное к столу устройство вроде того, на котором мать Ференца набивала свиным фаршем колбасную оболочку.

Ференц смотрел на Проктора. Тот разложил перед собой контейнеры и инструменты, затем открыл мешочек и высыпал на стол что-то сверкавшее латунью. Ференц, водивший компанию с выживальщиками, охотниками и прочими придурками в лесной глуши Западной Виргинии, догадался, что он собирается делать: перезаряжать стреляные гильзы.

Неудивительно, что этот парень оказался самокрутчиком. Зачем доверять это другому, если он может сам изготовить боеприпасы по своим убийственным стандартам. Ференц проворчал что-то себе под нос и снова нырнул под прибор, продолжив осмотр. Он старался отстраниться от происходившего в дальнем углу, но все равно слышал, как Проктор протирает латунные гильзы смоченным в масле тампоном, вычищая пороховую гарь, и вставляет новые капсюли с помощью ручного капсюлятора. Почему-то этот процесс – сама мысль о том, что Проктор занимается своим делом, вместо того чтобы наблюдать за ним, – раздражал Ференца еще сильнее. Звук раскатившихся по металлу крохотных шариков подсказал ему, что Проктор отмеряет порох на весах. Ференц представил себе, как хладнокровный садист плотно набивает порох: сто пятьдесят или даже сто шестьдесят гранов на девятимиллиметровую экспансивную пулю. Затем раздался тихий стук обжимочного пресса. Проктор измерил вес первого патрона и, видимо, собирался взяться за остальные.