Скользящий по лезвию

* * *

На закате дед заставил ее вымыться в большом жестяном баке за типи. Вода была холодная, по коже бежали мурашки. Как ни старалась Соки держать крыло на весу, перья все равно вымокли и неприятно отяжелели. Дед дал ей большое пушистое полотенце, самое обычное, купленное за пять баксов в «Уол-Март».

А ночью опять все изменилось. Соки полулежала, завернувшись в полотенце, на застилавших пол бизоньих шкурах. В центре типи оставался круглый пятачок голой земли, и дед развел там огонь в каменном очаге. Дым уходил под полог и медленно втягивался в отверстие. Когда костер прогорел, дед, облачившийся в бизонью шкуру и маску с самыми настоящими рогами, принялся кидать на горячие угли веточки можжевельника и связки сухого шалфея. По стенам плясали рогатые тени, отчего-то сразу две или три, и сквозь отверстия в маске глаза вичаша вакан горели то красным, как пламя, то белым, как луна на воде. Нестерпимо и горько пахло горящими травами, а дед вдобавок еще взял тлеющий пучок и сунул Соки под самый нос. Она, раскинувшись, лежала на полотенце и потела, ужасно потела — пот просто градом лил со лба и щипал глаза. Свет в типи был тусклый: в двух плошках горел вонючий жир, хотя в углу Соки заметила что-то вроде керосиновой лампы. Вичаша вакан уже не жег травы, а бил в бубен и заунывно пел, и в животе Соки нарастала приятная тяжесть. Затем тяжесть сделалась неприятной и острой, как будто кто-то царапал ее изнутри.

— Это же надо, — бормотал дед-шаман, — и кто тебя надоумил раздвинуть ноги перед Вороном? Так поступают разве что чокнутые девки оджибуэев, когда желают вылечить бесплодие.

С этими словами он достал из костра головню, насыпал на нее какой-то бурый порошок и подержал руки над дымом, а потом положил их на живот Соки. Его огромная тень на потолке повторяла все движения. Когда ладони, нечеловечески горячие, коснулись кожи, Соки вскрикнула. Внутри все стянуло судорогой, ноги раздвинулись, позвоночник выгнулся дугой.

— Нет, — покачал бизоньей башкой кто-то, назвавшийся ее дедом.

Из ноздрей бизона било белое пламя, а в глазницах плескалась расплавленная смола.

— Вижу, он уже крепко обосновался в тебе, — сказал шаман, и непонятно было, как он говорит, потому что одновременно из его пасти вырывалась песня-мыча-ние, а сам он плясал по потолку типи, вокруг дымохода, и все стучал в бубен.

— Вакан поселил в тебе дух, но не семя. Сиди здесь, распутная девка. Я приведу тебе мужчину из деревни. Он даст твоему ребенку плоть, и дух Ворона переселится в младенца…

— Нет никакого духа и никаких воронов, — из последних сил простонала Соки, царапая левой рукой живот.

Правая-крыло судорожно билась об пол.

— Я слышала. Есть генбот. Это генетический вирус…

— Вирус или дух, — злобно проревел бизон, — какая разница? Главное, что тебе надо зачать сына, и вакан перейдет в него.

Сказав это, он бросил в костер свой пучок травы, растоптал копытами бубен и вылетел через дымоход туда, где ярко горела в ночном небе луна.

Следующее, что помнила Соки, — это как она, спотыкаясь и кашляя, бредет по мокрой от ночной росы траве. Ричард, сидя на капоте джипа, разбирал пистолет. Он аккуратно раскладывал детали на масляной тряпке. Наверное, ему достаточно было света луны, хотя Соки уже растеряла бы половину. Впрочем, так и случилось: увидев ее, Ричард выронил ствол и, соскочив с машины, подбежал к ней. Он бежал как-то медленно, потому что Соки почти успела упасть, и все-таки на последних дюймах Ричард подхватил ее.

— Что сделал с тобой этот старый мошенник? — прошипел он, и Соки ясно увидела, что глаза его горят желтым песьим огнем.

«Но так даже красивее», — подумала она, крепко обхватив Ричарда за шею здоровой рукой.

— Ничего. Он пошел в деревню за каким-то парнем, чтобы заделать мне ребеночка. Точнее, не мне, а Ворону, — тут девушка захихикала, нарочно щекоча перьями затылок Ричарда. — Тогда у меня снова будет нормальная рука. Так он сказал.

— Что за бред?

— И ничего не бред. План мне нравится. Но зачем какой-то мужлан из деревни, когда у меня есть ты?

Не дожидаясь ответа, она потянулась и крепко поцеловала Ричарда в губы. Потом нетерпеливо просунула ему в рот язык и прижалась еще сильнее, так, чтобы он не смог вырваться, даже если бы захотел. Но он не стал вырываться. Лунный свет бил в лицо. Они лежали на широком капоте, и холодное железо впивалось Соки в спину, а потом очутились на мокрой земле. Земля ходила ходуном, снова было потно и жарко, и Соки ловила губами его пальцы и губы. Звенела пряжка ремня. Соки хотелось всосать в себя этого мужчину, вместить целиком и не отпускать никогда. Кажется, они вскрикнули одновременно. Потом все затихло. Остался только дальний лай собаки в поселке и сияющая над прерией луна.