За горизонт

– Отец предложил закрыть её камнями от моря, а в самой бухте начать разводить рыбу.

– Какую рыбу?

– Любую, которая питается чем попало, водорослями, отходами, да чем угодно, хоть дохлыми тюленями. Надо до нереста наловить её и выпустить. Мальков потом отсадить отдельно, продержать до следующей весны и выпустить в водоём. Эти тонкости надо с Джейн обсудить. Нам показалось это реальным. Всё лучше, чем надеяться на случай в море.

– Не знаю, трудоёмко это и непонятно как-то, – Павел был из той категории людей, которые всё новое встречали скептически. – Вдруг они жрать начнут друг друга…

– Нет, ну окуня с селёдкой вместе селить не надо, они всех мальков поедят. С умом подойти, по науке. Только представь, что тебе не надо плыть несколько дней, гребя вёслами, за добычей, которую ты, возможно, и не поймаешь?

Павел задумался. Скепсис забавлялся мимическими мышцами на его лице.

– С одной стороны да, удобно, но с другой каждый день на работу ходить, думать, чем накормить эту прорву, а в море они сами за себя думают.

– Ладно, попрошу отца замолвить перед капразом словечко, чтобы оставить тебя в рыбацкой команде. Солёный ветер, брызги в лицо, романтика.

– Нет, ну если дело стоящее, то ну её, эту рыбалку. Мне и в прошлый раз шторма хватило.

Матвей и Павел наконец уложили брезентовый полог в правильную скатку, которую можно было быстро развернуть в случае необходимости. Заремба подошёл и проверил работу.

– Нормально, расходимся.

Команда, которая должна была с утра отправиться на рыбный промысел, разошлась по домам. Для большинства мужчин это был один и тот же дом, считающийся общежитием для холостяков. В нём проживало чуть больше двадцати человек. Спали на самодельных двухъярусных нарах, готовили на одной кухне, поддерживая подобие военного дежурства. Жители называли этот дом казармой или монастырём. Матвею, да и остальным холостякам было грустно от мысли, что в этом доме когда-нибудь закончится их жизнь, так и не давшая продолжения в потомстве.

Матвей разделся, умылся в свою очередь в общем санузле, перехватил причитающуюся порцию ужина и отправился спать на второй ярус. Были времена, когда он ночевал в доме, где жили родители, Катька с мужем и их маленькие дети. Ему иногда приходилось нянчить племянников, когда у остальных неудачно выпадали смены. То были уютные домашние вечера, от воспоминаний о которых сейчас на душе становилось грустно. Среди жителей посёлка ходила идея о том, что после катастрофы количество женщин и мужчин оказалось таким непропорциональным по причине того, что мужчины должны были доказать своё право обладать женщиной, дабы начать человечество с достойных. Их общежитие, согласно этой теории, выглядело как отстойник для недостойных продолжения рода.

Матвей заснул под невесёлые мысли.

Наутро от тяжёлых мыслей не осталось и следа. Голова была занята предстоящей работой. На берегу уже суетился народ. Капраз Татарчук сам осматривал шлюпки и делал замечания.

– Сети собраны как попало, опять спутаются у вас, в воду придётся лезть, яйца морозить, – по-военному, не церемонясь, делал замечания бывший капитан «Пересвета».

– Так они нам и ни к чему, – не удержался Матвей.

Татарчук оставил без ответа замечание, въедливо разглядывая шлюпки. Забрался в ту, на которой должна находиться команда.

– А это что? А это зачем? – он вынул барахло, которое некоторые пытались взять с собой. – Вы что, на год в поход собираетесь?

– А вдруг обстоятельства? Штормом унесёт в океан или на камни на Северный остров выбросит? – произнёс Павел. Большая часть лишних вещей была его.

– Никуда вас не унесёт, не придумывай. Не было ещё ни одного шторма весной.

– Сплюньте капраз, – суеверно попросил Заремба.

– Иди ты, язычник. Помните, что рыба лишней не будет. Наберёте полный прицеп, складывайте под ноги. Вас ждут голодные рты, смотрящие на вас с надеждой.

– А что если нам отгородить залив в Серпянке и разводить в нём рыбу? – Павел без зазрения совести озвучил идею, рассказанную накануне Матвеем.

Капраз Татарчук посмотрел на него удивлённо.

– Сам придумал?

Павел засуетился, бросая косые взгляды на Матвея. Наверняка у него была мысль прикарманить себе эту идею.

– Н-н-не совсем я, коллективно, с Матвеем, – неуверенно произнёс Павел, чувствуя неловкость за своё враньё, но не желая терять бонусы.

– Удивительно, только вчера мы обсуждали эту тему с Егором. По-моему, мысль стоящая. Место подходящее, работы по перекрытию бухты немного.

– Я тоже так считаю, – расцвёл улыбкой Павел.

Матвей ткнул его локтем в бок.

– Ну ты и говнюк.

– Отстань, – Павел дёрнул рукой.

На пристань вышло не меньше половины жителей посёлка. Отправление рыбаков на сезонную рыбалку было не рядовым событием. А для детей, для которых всё население и было человечеством, а его окрестности всем миром, так и вообще эпичным. Не хватало только оркестра и «Прощания славянки».

Две жёлтые шлюпки отшвартовались от пристани и под дружные гребки старыми дюралевыми вёслами направились в открытый океан. Посёлок скоро скрылся из вида. Небо, как всегда печально-хмурое, не обещало усиления ветра или проливного дождя. Возможна была мелкая морось или же мокрый снег.

Шли вдоль берега метрах в пятистах от него. Временами натыкались на островки водорослей, на которых чёрно-белыми пятнами, издающими непрерывный крик, селились люрики. Неугомонные птицы при приближении шлюпок взлетали и принимались беспокойно кружить в воздухе, временами изображая пикирующие атаки на рыбаков.

Прибивающиеся к скалистым берегам, занятых чайками, моёвками и другими птицами, образующими колонии, люрики попадали под ожесточённый налёт тревожащихся птиц, не терпящих чужаков в своих угодьях. Матвей, глядя на торжество природы, жутко жалел, что не может снять на камеру и показать людям эти кадры из жизни пернатых.

В первый день они заночевали на берегу. Развели огонь, приготовили на нём ужин, а потом поставили палатку на место костра, согреваясь до половины ночи. Вахты несли по два часа. Матвею досталось с четырёх до шести. Полярная ночь была светла. Медведю вряд ли бы удалось подобраться незамеченным. А автомат в руках давал уверенность в том, что для хищника такая встреча могла окончиться намного хуже, чем для людей.

Сдав смену, Матвей не лёг досыпать положенные перед подъёмом полчаса, развёл костёр и поставил на него воду в котелке.

Заремба, скорчившись, как «братское сердце», от холода, смотрел в глубину острова.

– Садись ближе, согреешься, – предложил ему Матвей.

– Не, не буду, разморит. Не дай бог медведь пожалует.

– Как хочешь, – Матвей зачерпнул деревянным половником парящую воду и отпил. – Сойдёт.

Он отлил часть её в котелок поменьше, бросил в него травы и поставил к огню на землю. Это был чай, одобренный Григоровичем. Вкус у него был душистый и будто бы даже сладковатый. В оставшийся на огне котелок Матвей бросил «обмылок» жира, вытопленного из разных животных и рыб. Белый кусок расплылся в кипятке золотистым слоем по поверхности. Запахло едой. Выудил из мешка нарезанного сушёного медвежьего мяса и кусочки вяленой селёдки и бросил в котелок. Для наполнения бросил брикет водорослей, мгновенно распавшийся в кипятке на отдельные листочки. Затем посолил. Через пять минут походный суп был готов.

Команда проснулась на запах. В палатке уже не было так тепло, как с вечера, так что вылёживаться подольше интереса не было никакого. Позавтракали и стали собираться в путь. В планах на этот день было достичь большой отмели, по которой определяли, как далеко ушла рыба на север. Птицы, преимущественно чайки, использовали отмель в качестве стартового аэродрома на пути к косякам рыбы. Если на отмели птиц было много, это значило, что рыба рядом, а если мало, то надо было рассчитывать ещё на одни сутки движения на север.

На вёслах время поначалу шло быстро, пока не чувствовалось усталости. К вечеру вахта на вёслах превращалась в пытку. Уже и кисти не держали вёсла, поясница натружено болела.

– Парус надо! – не выдержал первым Павел. – Сколько собирались ставить и всё никак.

– А ты придумай, как его закрепить на этой шлюпке. Как придумаешь, так и поставим, – окоротил его Перелыгин, поставленный в команду главным.

Павел недовольно забубнил себе под нос.

– Терпи, до острова немного осталось, – успокоил Матвей уставшего товарища.

– Да терплю я, терплю, – Павел налёг на вёсла, чтобы показать всем, что он не такой уж и нытик.

Остальные последовали его примеру, делая последний рывок, как спортсмены перед финишем. Спустя десять минут Перелыгин радостно возвестил:

– Земля! Вижу птичью активность.

Команда облегчённо вздохнула и ослабила нажим. Галечная отмель приближалась. Стали слышны птичьи крики. Склочные пернатые всегда находили повод покричать друг на друга. При приближении людей они сменили интонацию. Ближние птицы взлетели в воздух и закружили над головами рыбаков.

– Рыба рядом, – понял Матвей по количеству птиц на отмели.

– Слава Богу, – Павел отбросил весло и размял онемевшие пальцы. – Вернусь, первым делом пойду к капразу проситься на строительство плотины в бухте.

– Так он тебя может ещё и инженером возьмёт, такого смекалистого, – поддел его Заремба.

– Могу и инженером.

– Только парус сперва на шлюпку поставь.

– Нафига тогда нам парус? Ну его, это море, вообще, один радикулит. Сделаем сачки и будем грести рыбу, всегда свежую, а не эти шнурки сушёные.

Дно первой шлюпки зашуршало по гальке, но проскочило отмель. Перелыгин взял в руки свободное весло и промерил им дно спереди. Оно ушло больше чем наполовину прежде, чем достало дна. До отмели было ещё метров пятьдесят.

– Неохота мочить ноги, – Перелыгин всмотрелся в воду, чтобы разглядеть дно. – Стоп! – выкрикнул он внезапно.

Команда подняла вёсла, удивлённо уставившись на главного.

– Зачем? – спросил Матвей и перегнулся через борт.

– В воде что-то есть, – Перелыгин остановил шлюпку, упёршись веслом в дно.

Сквозь толщу не совсем прозрачной воды темнел какой-то предмет явно искусственного происхождения. Игнорировать артефакты из близкого прошлого считалось крайней глупостью. Перелыгин, забыв своё нежелание не намочить ног, перепрыгнул через борт, оказавшись по пояс в воде. Опустил руки в воду и, поднапрягшись, вытащил край предмета наружу. Сразу определить его предназначение не удалось. Матвей спрыгнул следом и помог Перелыгину поднять из воды историческую вещь полностью.

Это было что-то тяжёлое, плоское, почти прямоугольное, покрытое ракушками. В предмете угадывалась изначальная форма, напоминающая дверь, только сильно деформированная ударом.

– Мужики, гребите к берегу, а мы с Матвеем донесём, – скомандовал Перелыгин.

Чайки, громко возмущаясь, поднялись в воздух, освободив людям загаженный островок.

– На раз, два, три бросаем, – предупредил Перелыгин, чтобы невзначай не зашибить товарища.