Восточная и Центральная Азия

Гесер упорядочивает дела правления Кюмэ-хана китайского

У китайского Кюмэ-хана скончалась — сделалась Буддой, — супруга, и вот по случаю ее кончины вышел ханский указ:

«При таковых моих обстоятельствах пусть плачут все. Кто стоит — плачь стоя. Кто в пути — плачь в пути. Кто еще не в пути — так и плачь. Кто поел — плачь уж поевши. Кто еще не ел — так и плачь!»

Вот какой указ издал хан. Собирается опечаленный народ у приказа ханских сановников, в один голос рассуждает:

— Скончается, бывало, ханша — прах ее предадут земле; собрав лам, закажут им сорок девять суток читать номы; так щедро потом одарят, что не унести; хан по сговору возьмет себе супругу-ханшу и возрадует, бывало, весь свой народ. А тут выходит, что умерла не одна только ханша: всему народу приходит смерть! К чему же другому поведет этот указ?

И стали тогда все сообща доискиваться, кто бы это смог развеселить хана? Но сколько ни доискивались, не находилось никого. А у этого хана было семь плешивых кузнецов, все семеро родные братья, а между ними старший плешивец, по прозванью шальной-пустомеля; унимать его умела только его жена. Этот плешивый кузнец, отложив свою работу, говорит своей жене:

— Вот ханские чиновники рассуждают о том, кто бы это смог развеселить хана. Но ведь если не сможет развеселить его милостивый Гесер–Мерген-хан, государь десяти стран света, то кто же другой, кроме него, в состоянии развеселить? А эти негодные того и не ведают! Разве не так?

— Ах ты, шальной дурень, — восклицает жена его. — Ах ты, скверный беспутный плешивец! Не ты ли надоумишь ханских цзайсанов в том, чего они не домыслили? Берись-ка за свою давешнюю работу да помолчи!

Зная, что жена его не пустит, шальной плешивец говорит своей жене:

— До смерти хочется есть: сходи-ка по воду, свари обед — поедим!

А у ведра, с которым его жена ходила по воду, он взял и просверлил дно. Услав жену по воду, является он в собрание сайдов-сановников и спрашивает:

— Ну, что, сайды-сановники, нашли вы того, кто мог бы развеселить хана?

— Нет, мы еще не нашли, — отвечают те.

— Кто же может развеселить хана? Государь десяти стран света, милостивый Мерген–Гесер-хан, вот кто может! — говорит плешивый.

— Трудноватое это дело! Разве что ты сам его и позовешь? А уже если и ты не в состоянии, то кто же другой позовет? — отвечали чиновники.

— Что ж тут такого? Ехать — так я, пожалуй, поеду. Давайте мне коня и кетчи-оруженосца!

Лошадь и кетчи предоставили, и плешивый кузнец пустился в путь-дорогу. Подъезжая к Гесер-хану, он спешился, а Гесер-хан чудодейственной силой распознал шального: не успел еще тот спешиться и войти, поразил его благоговейным страхом. Уже и вошел мастер, и не знает: то ли ему садиться, то ли кланяться в ноги; стоит он и растерянно озирается. Обращается к нему Гесер-хан:

— Кто ты таков, негодный? Что ты за плешивый дурак такой, чего без толку стоишь-то, почему не сядешь или не уйдешь?

Кузнец все еще не может выговорить ни слова. Тогда Гесер-хан перестал подавлять его своим величием, и плешивый кузнец, придя в себя и сделав земной поклон, начал ему докладывать:

— Супруга китайского Кюмэ-хана сделалась Буддой, скончалась, и хан повелел: кто стоит — плачь стоя; кто еще не пустился в путь — отложи и плачь; кто тронулся в путь — плачь на ходу; кто не может ходить — плачь сидя; кто поел — плачь поевши; кто не ел — подожди есть и плачь! Таково было повеление. При таком положении ханские цзайсаны с общего согласия послали меня с поручением: не соблаговолит ли государь десяти стран света пожаловать и развеселить хана?

— Ужели же я должен ходить и увеселять всех своих ханов, когда у них умирают супруги? — отвечает Гесер.

Плешивец молчит.

— Ну, хорошо, — продолжает Гесер. — Ехать-то я, пожалуй, поеду, но только вот что:

Есть совершенно белая гора; и на этой горе сам собой издает блеянье совершенно белый ягненок. Доставьте его.

Есть золотая гора; на златой горе сама собою вертится золотая мельница. Доставьте ее.

Есть железная гора; на железной горе сама собою резвится сине-бирюзовая железная корова. Доставьте ее.

Есть золотая гора; на златой горе есть золотая палочка, которая сама собой бьет. Доставьте ее.

Есть медная гора; на медной горе сама собой лает медная собака. Доставьте ее.

Есть золотая гора; на златой горе сам собою жужжит золотой овод. Доставьте его.

Есть золотой аркан, которым можно поймать солнце. Доставьте его.

Есть слиток золота, из песчинок собранный в муравейнике муравьиного хана. Доставьте его.

Есть серебряный аркан, которым можно поймать луну. Доставьте его.

Есть пригоршня сухожилий вшей. Доставьте ее.

Есть рожок крови из клюва черного орла. Доставьте его.

Есть рожок молока из грудей черной орлицы. Доставьте его.

Есть склянка слез из глаз орленка. Доставьте ее.

Есть сочный хрусталь-драгоценность, находящийся на дне океана, хрусталь — величиною с молотильный каток. Доставьте его.

Но если бы всего перечисленного не оказалось, то есть семь плешивых дарханов-кузнецов, все искусные мастера — доставьте головы этих семи мастеров.

Если уж и этих всех драгоценностей не окажется, то я поехать не могу!

Так наказывал Гесер.

— Слушаю, — промолвил плешивый и пустился в обратный путь. Когда он подробно доложил ответ Гесера, то цзай-саны порешили убить семерых кузнецов и передать Гесеру их мозги, рассуждая так:

— Чего же ради нам трудиться добывать так много драгоценностей, когда и одну-то из них, еще вопрос, можно ли добыть. Но раз, по его же словам, можно обойтись выдачей мозга семерых плешивых кузнецов, то это раздобыть можно.

И они перебили всех семерых и послали семь голов с двумя посыльными, а те доставили их Гесер-хану.

— Правильно! — говорит Гесер. — Вы доставили мне головы нужных людей. Хорошо!

И стал он варить в одном котле мясо, наполнив его до краев, а в другом — семь человеческих голов. Сидят два Кюмэхановых посла и со страхом думают:

«А что как этот Гесер-хан нас же и угостит головами наших семерых людей?»

Но он вынул из котла баранье мясо и предложил двум послам в угощенье; потом он достал совершенно разваренные головы и выстрогал из черепов семь чаш-кабала. Послы же сидели до тех пор, пока он не отпустил их со словами:

— Возвращайтесь, я приеду вслед за вами!

Когда два посла уехали, Гесер, пользуясь семью кабала как чашами, стал гнать из арьки[38] — арацзу, из арацзы — хуруцзу, из хуруцзы — ширацзу, из ширацзы — борацзу, из борацзы — такбатикба и марбамирба; изготовив семь хурцза с такими наименованиями, он пропустил их через цедило. Тогда стал он приносить семь напитков в жертву: послал возношение бабушке своей, Абса–Хурцэ, круговоротом ветра. Отведала бабушка его, Абса–Хурцэ, захмелела, взглянула, наклонясь вниз, и спрашивает:

— Не придет ли сюда мой соплячок?

— Хочу проведать тебя, родимая, — отвечает Гесер. — Спусти мне лестницу!

— Ив самом деле, мой родимый! — говорит бабушка и спускает веревочную лестницу.

— Матушка моя! Зачем же ты спускаешь мне веревочную лестницу: ужели ты хочешь, чтобы я упал и разбился насмерть, я, твой единственный внук? Спусти железную лестницу.

Тогда она, спуская, подает ему железную лестницу, по которой Гесер-хан восходит проведать свою бабушку.

— Бабуся моя! — говорит он. — Твоя скверная невестка, а моя жена, Рогмогоа, сказывала, будто бы есть совершенно белая гора, на полуденной ее стороне сам собою блеет совершенно белый ягненок; золотая мельница, железная сине-бирюзовая корова, золотая палочка, медномордая собака, золотой овод, пригоршня сухожилий вшей, склянка крови из муравьиного носа, золотой аркан для поимки солнца, серебряный аркан для поимки луны, рожок крови из клюва черного орла, рожок молока из грудей черной орлицы, склянка слез из глаз черного орленка, морской сочный хрусталь-драгоценность.

— Все это, — замечает она, — есть сполна у отца моего, у моего отца Сенгеслу-хана!

— Эти ее россказни правда или выдумка?

— Родимый мой, откуда же могли оказаться у этого негодного столь многочисленные драгоценности? Пожалуй, они у меня, все полностью.

— Где же они, бабуся? Дай мне их все посмотреть.

— Неужели для тебя, своего родимого, поскуплюсь я? Бери, они находятся вот в том сундуке под замком!

Взял он у бабушки ключ, отпер замок, и, поворотясь к бабушке спиной, вынул все драгоценности и все до единой засунул себе за пазуху.

— Ну, бабуся моя, — говорит он, — проведал я тебя, теперь пора и домой!

И стал спускаться по железной лестнице. Но еще не успел он спуститься, как бабушка окликает его:

— Милый мой Цзуру! Что ты так торопишься уходить? Не лучше ли скушать с дороги свой суп-шилю, а потом бы и уходить?

— Бабуся моя, — отозвался он, сходя на землю по железной лестнице, — что за невидаль чай и шилю? С тобой-то, родимая, повидался, и того поди довольно с меня!

В то время было в обычае провожать уезжавших, бросая вслед им золу. И бабушка бросила вослед ему золу:

— Благополучного пути, мой родимый!

Говорят, что рассыпающиеся по небу белые облака и есть та самая зола, бросаемая ею на прощанье.

Спустившись в дольний мир, Гесер-хан разложил все драгоценности на разостланную полу свою и стал рассматривать. Почти все драгоценности налицо, недостает только четырех: крови из клюва черного орла, молока из грудей черной орлицы, слез из глаз черного орленка и морского сочного хрусталя.

— Эх, отца его! Второпях не сумел я захватить четырех драгоценностей из тех, что давала мне бабушка. Откуда же мне взять их теперь?

Государь десяти стран света, Гесер-хан, навел сновиденье на черного орла, ходившего в небе. Проснувшись рано поутру, черный орел рассказывает своей черной орлице:

— Не видывал еще я подобного сна с тех пор, как возродился в этом своем теле. Снилось мне этой ночью, будто в истоках реки Найранцза лежит околевшая пестрая корова, тучная от восьмилетней яловости. И снилось мне, будто я прилетел туда и ем ее мясо; как прекрасен был мой сон!

А жена его говорит:

— Существам, ходящим по небу, не подобает, говорят, спускаться за падалью на златую землю; как не подобает существам, ходящим по златой земле, восходить на синее небо. В то же время, говорят, что возродился государь десяти стран света, Гесер-хан, и, возродившись, облекся в человеческую плоть. Говорят, что хубилганы его являются в десяти странах света. Так, может быть, употребляемая им пища и вкушаемое им питие бессмертия — расаяна, показаны в сновиденье твоем? Разве не сведущ в хитростях человек-хубилган? Остерегись, не ходи!

— Но ведь я, — отвечает орел, — я покружусь по небу — посмотрю, нет ли человека, и тогда только спущусь и буду есть. Если же там окажется человек, то я покружусь и вернусь. Мне хочется удостовериться, правдив или ложен мой сон?