Стеклянная Крепость

Кэшел взял чашу и опустил ее за пазуху своей туники. Он мог бы спуститься вниз, держась одной рукой, но только сейчас решил, что в другой руке лучше держать топор.

Он перемахнул через перила, оттолкнул ногами пару стоявших членов экипажа в сторону и спрыгнул. Скамейка, на которую он опустился, сердито заскрипела и грозила сломаться; он приземлился тяжелее, чем намеревался.

«Херон» опустился, как дама, делающая реверанс: адское растение ухватилось за выносную опору щупальцами, которых было больше, чем пальцев на руке, и вытаскивало свое огромное тело из воды. Чалкус нанес удар, его меч сверкнул, как молния в облаках. Взметнулись пушистые пучки зелени.

Нос корабля приподнялся, но еще одно щупальце обвилось сзади вокруг лодыжки Чалкуса. Казалось, не глядя, моряк дернул ногой вверх, преодолевая силу растения, и взмахнул своим оружием поперек. Жесткие волокна растения разошлись, и изогнутый меч, описав дугу, отрубил еще пару цепких щупалец.

Растение позади них добралось до кормы. Члены экипажа начали рубить его. Большинство использовали мечи, хотя один парень всадил в него пику. Он все еще держал древко, когда два щупальца подняли его, кричащего, в воздух и оторвали ему конечности одну за другой.

На носу от выносной опоры полетели щепки, когда гребцы размахивали мечами скорее с энтузиазмом, чем умело. Кто-нибудь обязательно отрубил бы руку другу из-за того, как они себя вели, хотя Кэшел не предполагал, что в долгосрочной перспективе это будет иметь большое значение.

Кэшел достал чашу и наполнил ее до краев. Он повернулся, чтобы передать ее в ожидающую руку Илны. Его сестра была одним из тех людей, которые не ждали, гадая, что произойдет дальше. Кэшел никогда не мог понять, почему таких женщин, как она, так мало, но от этого он был только счастливее.

Держась одной рукой за подпорку палубы, а другой, прижимая топор к верхним перилам, Кэшел подтянулся туда, где находились женщины. Теноктрис пела над своим маленьким треугольником на настиле. Кэшел мог видеть случайные розовые отблески волшебного света в воздухе, но что-либо еще происходило за пределами его понимания.

Илна достала свой нож для нарезки овощей. Лезвие у него было из хорошей стали, не то, что у ножей, выкованных из полосового железа, которые носил каждый мужчина в деревне. Кэшел решил, что трюки, которые Илна проделывала со шнурками, не сработали на адских растениях, иначе она не достала бы нож из рукава. Это было очень плохо, хотя он не сомневался, что она так же хорошо показала бы себя с маленьким ножом, как любой из матросов со своими мечами.

Он улыбнулся ей. Она фыркнула, выглядя раздраженной, но смирившейся с миром, который работает не так, как следовало бы. Это настолько походило на обычное выражение лица его сестры, что Кэшел громко расхохотался. Потребовалось нечто большее, чем целая армия растений, чтобы изменить то, кем была Илна.

Черворан подержал чашу над своей жаровней и снова начал петь. Древесный уголь не погас из-за того, что его так долго швыряли, хотя угольки были всего лишь призраками того, чем они были раньше, гнездящимися в кучке белого пепла.

Кэшел не мог понять, как волшебник выдерживает жар, от которого рябит воздух над чашей в его руке. Может быть, он просто ничего не чувствовал своими пальцами.

Кэшел посмотрел вниз, на сражение. Ему не терпелось вмешаться в это дело, но он знал, что времени будет предостаточно. Сегодня им всем хватит этой битвы…

Бревна корпуса потрескивали, и «Херон» сидел очень глубоко в воде, но заставить дерево по-настоящему затонуть было практически невозможно. Чалкус рубил как настоящий демон. Он был окровавлен в дюжине мест и потерял свои кожаные штаны; как предположил Кэшел, их начисто оторвало щупальце, но это, ни на йоту его не замедлило. Илна нашла себе настоящего мужчину, и безошибочно.

С высоты палубы Кэшел видел растения во всех направлениях. Во Внутреннем Море плавало много морских водорослей. Однажды, дома, когда ветры и течения были в самый раз, он увидел весь залив по другую сторону мыса от Паттерн Крик, наполненный медленно зеленеющей растительностью. Здесь было то же самое, только зелень подплывала к ним.

Глаза Черворана были открыты, но, насколько мог судить Кэшел, они, ни на чем не были сфокусированы. Думая о предыдущих встречах с волшебником, он не был уверен, что есть какая-то разница. Черворан был жив, в этом не было сомнений; но у Кэшела возникло ощущение, что он передвигается в своем теле вместо того, чтобы жить в нем обычным образом.

Адское растение оторвалось от носа по правому борту. Чалкус отрубил ему щупальца, сколько бы их ни было. Это было замечательно, но растение по левому борту боролось с находящимися там членами экипажа. Чалкус сел на скамью, наклонив голову вперед, чтобы ему было легче вдыхать через открытый рот.

Кэшел лучше, чем кто-либо другой, знал, чего от тебя требует борьба, даже когда ты побеждаешь. Чалкус скоро вернется к этому занятию, но никто не мог долго заниматься тем, чем он занимался.

Кэшел критически оглядел свой топор. Лезвие было прямым и шириной с его ладонь; у него была хорошая рабочая кромка, обработанная камнем некоторое время назад с тех пор, как им пользовались в последний раз. Она была покрыта пятнами ржавчины, что ему понравилось. Он обнаружил, что сталь ржавеет быстрее, чем железо.

Рукоять была из орехового дерева, как и его посох. Он ухмыльнулся. Гикори был хорошей древесиной для изготовления инструментов, твердой, но более упругой, чем кизил или вяз. Кроме того, ему нравилось его ощущение.

Море вокруг «Херона» было сплошь зеленым — масса колышущихся листьев и тел, похожих на толстые бочки. Растений было больше, чем Кэшел мог сосчитать обеими руками, гораздо больше. Чалкус вернулся в бой. Люди резали, кричали и умирали в тисках рук, более сильных, чем у любого животного.

Адское растение ухватилось за выносную опору по правому борту. Это отогнало моряков назад, и теперь щупальце махало в сторону приподнятой палубы. Кэшел больше не мог ждать. Вместо того чтобы резать по рукам — кто знает, сколько их было еще у растения? — он поднял одну ногу на перила, и запрыгнул на верхушку растения с топором. — Фронеу! — закричал Черворан, и его голос прорезался сквозь общий шум. Кэшел инстинктивно взглянул в сторону волшебника. Вода в черепе бурлила, пенясь на серебряном краю.

Открытый ящик Черворана лежал у его ног. В свободной руке он держал маленький бархатный мешочек, в каких женщины обычно хранят модные кольца или броши. Черворан вытряхнул содержимое — танцующие и сверкающие металлические опилки — в воду. Они горели яростным белым сиянием, и вокруг «Херона» море тоже горело.

Кэшел прищурился и повернулся, чтобы прикрыть Теноктрис. Яркость была невообразимой; это было все равно, что оказаться рядом с солнцем. За гранью воображения…

Пламя — это было не столько пламя, сколько горячий белый свет — поднялось выше, чем могла бы быть мачта, выше самого высокого дерева на памяти Кэшела. Адские растения сморщились. Их кусочки поднялись и закружились в воздухе, черный пепел превратился в черный порошок и исчез.

Слепящий свет внезапно прекратился. Кэшел открыл глаза и оторвал свое тело от Теноктрис. Он перенес большую часть своего веса на перила, но все равно был рад, когда она подняла на него глаза и сказала: — Спасибо. Благодарю вас. С вами все в порядке, Кэшел?

Пока горел свет, Кэшел не слышал никаких звуков, но теперь люди кричали, или молились, или просто всхлипывали от ужаса и боли. В воздухе пахло смесью гари из мокрой соломы и вареного мяса. Море, насколько он мог судить, было черным от дрейфующего пепла.

Люди, которые перегнулись через борт корабля, тоже сгорели. Большинство из них были уже мертвы или близки к этому, вырванные из «Херона» сокрушительными щупальцами растения. Хотя некоторые, вероятно, рвались вперед, чтобы сражаться.

Что ж, все это было выполнено быстро. И это было сделано, так что все было хорошо.

С Теноктрис все было в порядке. Илна была внизу, на носу, и накладывала повязку на порванную кожу на правом предплечье Чалкуса. Кэшел посмотрел на Черворана.

Волшебник стоял, как восковая статуя, не улыбаясь и не беспокоясь. Пустой бархатный мешочек был у него в левой руке, но череп он снова уронил на палубу.

Кэшел наклонился и поднял чашу. Никто не мог сказать, когда им она снова понадобится.

***

У Гаррика разболелась голова. Ослепляющий прилив боли каждый раз, когда билось его сердце, был всем, что сейчас могла вместить его вселенная. Он не был уверен, как долго он так пролежал, он не был уверен ни в чем, кроме боли.

Затем он заметил, что другие части его тела тоже болят.

— Это значит, что ты жив, — отметил призрак в сознании Гаррика с веселым бесстрастием. — Прошло время, когда я не мог этого сказать, так что будь благодарен.

— «Я не уверен, что благодарен», — подумал Гаррик, но, когда слова сформировались, он понял, что это неправда. Он ухмыльнулся и сразу почувствовал себя лучше. Карус, который за всю свою военную жизнь был ранен так же часто и так же сильно, как и любой другой человек, одобрительно ухмыльнулся в ответ.

Гаррик открыл глаза. Его несли под длинным шестом, привязав за локти и лодыжки. Его голова поникла. Две женщины из деревни держались за шест сзади; когда он повернулся, чтобы посмотреть вперед, то увидел впереди еще двух. Шел тихий дождь, и света было достаточно, чтобы он мог разглядеть, что в группе, кроме женщин, несущих его, были еще люди.

Воин Корл наклонился поближе, чтобы посмотреть на Гаррика, затем поднял голову и проревел какой-то комментарий. Другие Корлы ответили впереди, из темноты. Женщины, идущие впереди с шестом Гаррика, остановились и оглянулись через плечо.

Человек-кошка ударил ведущую женщину своей крючковатой леской, удержал ее на коротком расстоянии и дернул, чтобы, скорее поранить, чем удержать. Женщина вскрикнула от боли и, спотыкаясь, снова двинулась вперед.

Двое Корлов подошли к Гаррику из дальнего ряда: женщина в одеянии из узорчатых шкур и гигант с гривой, который сбил его с ног до потери сознания. Мужчина был вдвое крупнее обычных воинов, выше и примерно такого же веса, как люди на этой земле. Женщина была такой же крупной, как и воины, но безоружной. На ее правом плече сидело что-то кристаллическое. Оно было живым.

— Он может ходить? — спросил крупный самец. Уши Гаррика услышали хриплое рычание, но вопрос прозвучал у него в голове.

— Ты! — сказала женщина — Корл, глядя на Гаррика. У нее было четыре груди, на самом деле бугорки, под тонкой одеждой. — Ты можешь идти?

— Я могу идти, — ответил Гаррик. Он не был уверен, что это — правда, но казалось вероятным, что это поможет ему спуститься с шеста. Когда его ноги будут свободны, а может быть, и руки тоже, кто знает, что может случиться? — Как получилось, что вы можете говорить на моем языке?

— Мы не можем, — ответила женщина. — Птица говорит с твоим разумом и с нашим.

Хрустальная штуковина на ее плече расправила мерцающие крылья. Ну, возможно, это были крылья. На самом деле это была не птица, но Гаррик предположил, что это название ничуть не хуже любого другого.