Звездная каторга: Ария Гильденстерна

Глава 13. Неправедная страсть,

или Резонёрские восклицания, согласованные с изменчивым кодексом

1

Подвал Каю, кажется, более не светил. Но он всё равно пытался не терять бдительности. Даром, что зевота одолевала его самым пренеприличнейшим образом.

Кая повторно расспросили о событиях в шахте, теперь уже как Ризенмахера. От перемены фамилии его показания не изменились. Дескать, отправляясь в экспедицию, надеялись обнаружить подземную популяцию хвандехваров. Но с рептилиями в шахтной глубине не срослось. Нарвались на какого-то непонятного ксенозомбировщика, которого в глаза никто так и не увидел, но...

От рассказов по второму кругу всё о том же спать захотелось с самой жестокой силой. Так бы и устроился на зябком каменном полу в уголке. В какой-то момент Кай даже сказал с внезапно нахлынувшим простодушием:

— Простите великодушно, уважаемые господа... Как видите, голова моя совсем не варит. Объяснением тому моя крайняя сонливость. Вы второй уже раз меня расспрашиваете, остаётесь недовольными, а мне невдомёк, что я сказал не так, как вам было надо. Может, вы мне позволите сперва выспаться, и продолжим, когда я смогу получше соображать?

Этот спич позабавил решительно всех. Даже Мендоса, который в расспросы по существу шахтного происшествия до сих пор едва ли вставил словечко, вдруг оглушительно расхохотался.

А Рабен сказал:

— Парень, ты неподражаем. Если твой котелок и правда не варит, значит, ты и находишься в том самом состоянии, которое нам для этой беседы особенно полезно. Если бы ты был не в нём, тебя стоило бы в него специально ввести. Как видишь, часть нашей работы ты сделал за нас.

— Признаться, выпускник Ризенмахер и меня поразил, — заметил Блюменберг. — Если он так здорово соображает во сне, то боюсь даже предполагать, что же будет, когда он проспится.

— Он бесхитростно плутоват, но всё же очень-очень неглуп, — согласился Шлик. — Я бы даже предложил уважаемому великому магистру...

— Оставить его при Башне Учёных? — перебил его Бек. — Ввести на освободившееся место? Кажется, рано о том говорить...

— Ксенозоологи у нас в явном дефиците... — припомнил Блюменберг.

— Погодите-ка господа учёные! — призвал их к порядку Рабен. — По существу нашего расследования у кого-то ещё остались вопросы?

— Кажется, нет, — ответил за всех Бек. — Все ответы получены. Если только не спрашивать в лоб о том, что нам и самим хотелось бы скрыть. Может, господину Ризенмахеру хотелось бы что-то ещё нам сообщить?

— Если мне позволительно давать советы, — внутренне издеваясь, промямлил Кай, — я бы предложил повнимательнее опросить руководителя нашей шахтной экспедиции, Кая Гильденстерна. Вот вы сказали, что он полный ноль, а он непрост, очень непрост — я правду говорю. Может, он зачем-то до поры скрывал от вас свои знания...

— Ладно-ладно, без таких советов уж как-нибудь бы обошлись, — отмахнулся Рабен. — Гильденстерна, разумеется, допросим, как же без этого. Всё?

— Только ещё одна просьба, — взмолился Кай.

— Ну?

— Я прошу вас всех пятерых по возможности никому не выдавать моего подлинного имени, — пролепетал Кай. — Очень бы не хотелось, чтобы мои родные узнали, где я...

— Так они и не узнают. В любом случае! — развеселился Рабен. — Даже если твоим именем здесь решат назвать эту долбаную планету!

Остальные же переглянулись с ироническими усмешками, которые почти открытым текстом сообщали следующее: да, мы готовы не афишировать настоящее имя. Отчего бы нам вздумалось делиться с кем попало ценной информацией, позволяющей на тебя, дорогой Бьорн, в нужный момент хорошенько надавить.

Что ж, в нужный момент давите, я подыграю. Но не правда ли, я вам нужен живым и не слишком разочарованным в жизни, чтобы нужный для вашего шантажа момент хоть бы теоретически мог состояться?..

Затем Рабен объявил беседу законченной. Учёные и Мендоса поднялись и разошлись. Кай поглядел им вслед и спросил:

— Я тоже могу быть свободен?

— Не совсем так, — что-то прикидывая, отозвался Рабен. — Сейчас войдут Диас и Маданес. Я их проинструктирую, они тебя отведут, куда надо. Там и проспишься.

А куда надо? В подвал? Кай не произнёс этого вслух. Зачем подсказывать внешнему миру такие идеи, которые тебе самому не по нраву?

2

Нет, не в подвал. С точностью до наоборот — на чердак Башни Учёных. В уютную крохотную каморку, которую легко было вообразить монашеской кельей, но точно не пыточной. Сюда по указанию Рабена Кая отвёл Диас. И оставил в одиночестве: мол, делай, что хочешь, например, спи. Или поешь натуральных хлебцев: на столе кто-то оставил едва початую пачку.

При виде пищи, происходящей не из шкафов Оломэ, голод полыхнул в живолте Кая жарким пламенем, но как только он стал запихиваться хлебцами, понял: засыпает. Перед тем, как доползти до кровати, жестоким усилием воли заставил себя подойти к двери. Толкнул: надо же, открыто.

Круто! Каю позволили выспаться в помещении, которое даже не запиралось. Правда, дали понять, что сама элитная часть Бабилона для него пока будет, как закрытое помещение. В смысле, за ворота его не выпустят, пока охранникам не придёт специальное позволение.

То есть, в чём-то ещё подозревают, но не так, чтобы сильно? Или что-то дополнительно выясняют, чтобы... Чтобы что? Неужели предложат работу? Он ведь теперь спец не только по живым ксенотварям, но, так уж получилось, и по зомбированным.

А что выясняют? Контакты Кая? Может, его отношения со службой Бенито? Его предысторию? Надо надеяться, что не выяснят, как на самом-то деле выглядит Бьорн Ризенмахер. А то ведь и самому Каю это знание сильно мешает отождествиться. Вот не верит себе такому, и всё! То ли дело Майк Эссенхельд или Клаус Кюхенрейн — маски без готового прототипа.

Что же будет, когда Кай проснётся? Надо полагать, ещё один разговор. К нему, ясное дело, недурно бы подготовиться. Это значит, ещё немного повременить с отходом ко сну. Сгенерировать версии... Обдумать каждую из них... Прикинуть собственные действия...

К сожалению, в каморках на чердаке, в одну из которых Кая определили, высота потолка не располагала к размышлениям стоя. Поневоле присядешь на кушетку — больше-то и некуда. А где присядешь, там и приляжешь. Лёжа-то мысли кучнее держатся.

А там уж и замечаешь, что незаметно для самого себя проспал целый день до вечера. Может и дальше бы спал, но из-за окна вдруг раздался громовой голос, готовый пробудить к жизни даже спящего вечным сном:

— О благе беспокоясь, земные короли... — пел Драйхорн.

Визжали рожки и волынки, пиликала скрипка, рычала уайлд-гитара, бил барабан.

— Ни сна, ни пощады не знают! — ах, ну да, весьма верно, короли — они такие. Ни пощады и ни сна, да и не знают ни хрена...

— Умертвий полки охраняют! — предупреждал Драйхорн.

Что и говорить, вовремя!

— Эр-Мангали, Эр-Мангали!.. — хрипел Драйхорн, ему вторила группа 'Оу Дивиляй' в полном составе.

Начался-таки в элитном Бабилоне вечерний концерт.

3

Поздним утром за Каем зашёл Маданес. Велел следовать за ним. По пути держался не то чтобы дружелюбно, но позволил Каю понять, что отличает его от пустого места. Ну и на том спасибо. В пыточные подвалы водят, вроде бы, иначе: расчеловечивая, а не наоборот.

Спустившись по винтовой лестнице на первый этаж, но не ниже, Маданес вывел его из башни. Обогнув двухэтажный элитный барак, служивший, по-видимому, казармой, они подошли к несуразному зданию, по-видимому, должному воплощать идею дворца применительно к Эр-Мангали. Впрочем, никакой собственно архитектурной идеи это художественное убожество не несло: собранное из тех же конструктивных элементов, что и казармы, оно и выглядело извращённой казармой — только что утыканной почём зря декоративными башенками.

— Дворец Флореса? — догадался Кай.

— Не только его, — поправил Маданес, далее не уточняя.

Да, для одного человека типовых парадных лестниц здесь многовато. Наверное, средняя ведёт-таки в покои Флореса, ну а боковые — в комнаты ближайших сподвижников. Из последних Каю известен суровый Лопес, давеча сидевший у входа в здешний элитный Нью-Бабилон. А кто же второй? Надо полагать, Рабен. Вчерашним утром он представился так, словно громкое имя о его положении должно было всё объяснить.

Кстати, тщеславное заблуждение. Уж в шахтёрской-то части посёлка ни о Лопесе, ни о Рабене не слышал почти никто. Сам Флорес — тот да, личность, известная каждому.

Поднялись по дальней из парадных лестниц и ожидаемо вышли к кабинету Рабена — просторному и обставленному со вкусом. Как ни странно, даже гобелены работы мальвских колонистов неплохо соседствовали с храмовыми статуэтками ксенокультуры Ро.

Целая стена была отведена под коллекцию холодного оружия. Впрочем, висело оно немного слишком красиво, выдавая примат дизайнерского решения над функциональным подходом, который возобладал бы, умей хозяин пользоваться хоть какой-то из этих блестящих игрушек. Стало быть, не умеет. Иное дело Маданес — уж этот их из любого положения ухватит, коли встретится необходимость.

— Спасибо, Маданес, можешь быть свободным, — кивнул Рабен из-за широкого стола. — Присаживайся, Бьорн.

Кай уселся на предложенный стул. Сейчас Рабен предложит...

Предложения не поступило. Кая Рабен уведомил.

4

Да-да, Рабен не предложил Каю на себя работать. Он уведомил, что Кай теперь работает исключительно на него. Странный подход. Кай едва удержался, чтобы не возмутиться. И всё же сумел остаться в пределах несколько удивлённого смиренного тона, коим пробормотал:

— Вынужден только заметить, что у меня сохранились кой-какие обязательства...

— Не сохранились, — заверил его Рабен. — Всё урегулировано. Ещё вчера, пока ты дрых, как суслик, на чердаке башни.

— В смысле...

— В смысле, у транспортников, при которых ты числился, не осталось на тебя планов. Отныне будут справляться сами.

Всё это очень хорошо, но...

— И Беньямин Родригес, на которого ты работал неофициально, тоже не будет иметь претензий, — вёл дальше Рабен, усмехаясь каевому замешательству (надо же, и о Бенито проведал, гад). — С ним я поговорил лично. Родригес пообещал тебя не преследовать. К тому же признал: масштабы его службы ты уже перерос. Он рад твоему повышению.

Что ж, пойти на повышение — дело завидное. Когда оно происходит иначе, чем давеча с малышом Глипом. Каю положено радоваться?

— По существу же в твоих обязанностях ничего не изменится. Общее ведь дело делаем...

А вот в этом Кай позволит себе усомниться. Дела Родригеса и Рабена — разные дела. Даже если по воле случая одинаково называются. Главная разница в чём? Родригес от Флореса удалён, а Рабен к нему приближен. Что повышает удельный вес интриганства и лизоблюдства. Или Кай предвзят?

— Жить будешь там, в Башне Учёных, в чердачном помещении, где ты высыпался. Оно всё равно пустует, а у меня дворец не резиновый...

Кай с воодушевлением закивал. Резиновая башня всяко комфортнее. Да и к информационным ресурсам ближе. Там ведь имеется новейшая голо-библиотека. Которая здесь, во дворце, наверное, мало кому понадобится.