Юсупов

* * *

Ярославцев покинул кабинет с довольной улыбкой. И едва дверь закрылась, я облегченно вздохнул. Потому что чувствовал себя достаточно паршиво. По мере работы мне приходилось то и дело осторожно корректировать нужные плетения, чтобы клиент быстрее и легче избавился от чувства вины, проще и относительно безболезненно прошел стадию принятия.

Хороший душеправ не просто создает визуальную картину событий прошлого, чтобы пациент мог посмотреть на ситуацию со всех сторон. Он создает связующую нить с клиентом и при разговоре пропускает все эмоции пациента через себя. Впитывает негатив, растворяя его и позволяя клиенту проще прийти к принятию. А если еще добавить некоторые «обезболивающие» практики, то лечение для посетителя пройдет легко.

Хотя и визуализация была моей разработкой. От рождения мне достался дар белой, целительской силы. Но, кроме лекарства, я мог осваивать еще и иллюзии. Когда этот дар проявился, я даже не догадывался, какой пользой он может обернуться. А изучение этой ветви открыло для меня многие интересные плетения. Например, возможность менять реальность для человека. Или создавать двойников. Правда, последние у меня пока получались куклами-болванчиками, которые недолго существовали и могли выполнять только простые действия. Но даже такие фокусы иногда здорово меня выручали. Особенно в подростковом возрасте.

Я потер ладони, открыл верхний ящик стола, вынул плитку энертонуса, запас которого пополняла Нина. Обернутый в фольгу и серую бумагу тонизирующий батончик был не особо приятным на вкус, но я старался скорее прожевать горьковатую массу. Энертонус отлично восстанавливал силы после сеансов. Хотя многие предпочитали жидкую форму этого сбора трав в виде настоек и отваров. Я же выбирал батончики, куда для вкуса добавляли сахарную патоку или изюм. В том, который сегодня приготовила Нина, были грецкие орехи.

Откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, дожидаясь, пока потраченная сила восстановится.

Перед глазами до сих пор мелькали обрывки образов, мыслей и воспоминаний, которые мне не принадлежали. И я встряхнул головой, отгоняя морок — побочный эффект корректирующих плетений светлой силы. Почти всегда обрывки этих воспоминаний словно оседали в моей памяти, медленно затухая, как взвившиеся в воздух искры костра. Мне приходилось напоминать себе, что они принадлежат другому человеку.

В створку двери постучали, и я произнес:

— Входите.

В кабинет вошла Нина, за ней следовал мужчина. Пациент выглядел подавленным и уставшим. Он провел пальцами по пуговицам пиджака, чтобы проверить, застегнуты ли они. Казалось, что этот человек давно не высыпался.

— Господин Оленев, — представила его девушка и положила на стол папку с картой болезного.

— Оле́нев, — мужчина сделал ударение на втором слоге и капризно поджал губы.

— Конечно, — кивнула помощница и, повернувшись ко мне, закатила глаза, показав, как мало для нее значит эта претензия.

Девушка вышла в приемную, притворив за собой дверь и сеанс излечения пошел своим чередом. Так продолжалось до обеденного времени, пока наконец не появился Дельвиг. Мастер-лекарь, как обычно, резко распахнул дверь и вошел в кабинет. От него несло душным перегаром и мятными конфетами. Последние, очевидно, должны были перебить аромат вчерашних возлияний. Но вопреки логике создали особо убойную смесь, от которой в страхе разбегались даже муравьи. Их колония самостоятельно покинула кабинет без вызова специалистов по уничтожению насекомых. И я искренне считал, что именно лекарь с привычным амбре и раздражающим парфюмом был повинен в миграции насекомых.

Александр Петрович был облачен в свежую белую рясу, которая удачно скрывала его объемный живот. Волосы мужчины были зачесаны назад и покрыты гелем, который не давал прядям растрепаться. Думаю, лекарь применил силы для того, чтобы придать своему облику свежести. И у Дельвига это почти получилось. По крайней мере, мешки под глазами немного разгладились, и лицо приобрело относительно здоровый оттенок кожи молодого поросенка. Хотя белки глаз все же выглядели розоватыми из-за расширенных сосудов.

По удачному стечению обстоятельств я закончил очередной сеанс, и довольный клиент собирался выйти из кабинета. Он поклонился лекарю.

— Спасибо вам за помощь, — обратился пациент к непонятно кому из нас.

— Оплатите услугу в кассе, — велел Дельвиг и махнул рукой в сторону стола Нины, а потом затворил дверь.

— Как проходит рабочий день? — с улыбкой уточнил он, продвигаясь к столу.

— Все остались довольны, — ответил я, поднимаясь с места и уступая хозяину кабинета. — Вроде бы.

Дельвиг тяжело опустился в кресло, откинулся на спинку и скрестил руки на животе:

— Знаете, Василий Михайлович, я каждый день благодарю Искупителя за то, что он дал мне такого толкового стажера.

Я улыбнулся:

— Я тоже рад, что попал на практику именно к вам.

— Ну рассказывайте, чему же вы научились за сегодняшний рабочий день? — уточнил лекарь.

Вкратце пересказал, что произошло за время приема. Дельвиг внимательно слушал и кивал. И когда я закончил, мой наставник хлопнул ладонью по столу и произнес:

— Отличная работа, Василий Михайлович. Только не стоит решать проблемы так… Радикально. Зачем заставлять человека мучиться и вспоминать болезненные для него моменты?

— Но ведь это часть лечения, разве нет? — вопросом на вопрос ответил я.

Дельвиг вздохнул:

— Видите ли, в чем дело, мастер Юсупов. Сами пациенты редко хотят идти на подобный шаг. И заставляя их…

— Я никого не заставляю, мастер Дельвиг, — перебил я наставника. — Скорее, просто подталкиваю к нужному решению.

— То есть, давите на пациента? — уточнил лекарь.

— Ни в коем случае, — замотал головой я. — Просто…

— Давайте так, — перебил меня Дельвиг. — Вы будете работать как остальные душеправы города. Ни к чему эти эксперименты. Вряд ли их одобрит Синод.

— Но…

— Поверьте, своим радикальным способом вы делаете только хуже, — поднял указательный палец мастер-лекарь. — Человек окунается в травмирующие воспоминания прошлого. И вы не можете гарантировать, что они не будут мучить пациента.

С этим утверждением я бы поспорил, но не стал этого делать. В конце концов, я был всего лишь стажером, которому повезло работать с людьми, а не подавать чай своему наставнику. Я знавал многих помощников, которым не доверяли даже заполнение документации, используя для работы в саду или архивации старых карт. К тому же Дельвиг вполне мог испортить мне репутацию скверной характеристикой. Поэтому я просто кивнул:

— Хорошо, мастер Дельвиг. Вы мой наставник. И вам виднее, как правильно работать с пациентами.

Мужчина довольно улыбнулся:

— Вот отлично, мастер Юсупов. Благодарю, что вы кое-что здесь поделали… — он отодвинул на край стола внушительную стопку папок с карточками больных. — А теперь, можете быть свободны.

Я взглянул на висевшие над дверью часы:

— Но ведь до конца рабочего дня еще…

— С вас хватит на сегодня забот, — нетерпеливо ответил Дельвиг. — Можете отдыхать.

Я поклонился, снял халат, повесив его на сгиб локтя, и вышел из кабинета.