Дюжинный рыцарь

— Расскажи это ксанин, из которых некоторые семьи ваш народ истребил почти подчистую, когда выгрызал себе место под солнцем! — огрызнулся мужчина, повернувшись к Артмаэль слишком резко, и это её напугало настолько, что она едва не упала на землю, отшатнувшись. — К тому же, народ Элара — это ещё далеко не весь Элар.

Мужчина казался весьма довольным произведённым эффектом. Артмаэль же чувствовала себя униженной. Униженной настолько, что только какое-то чудо помогало ей не разреветься.

— Хватит, сир Кавенд! — вмешался молчавший до этого момента рыжеволосый парень в зелёном плаще. — Пусть легат Республики побудет нашей гостьей. В конце-концов, от этого вреда не будет.

Артмаэль чувствовала себя так, словно земля уплывала у неё из-под ног. Этот невыносимый человек в пурпурной шинели и был Дюжинным рыцарем Игарденом Кавендом. Тем самым, на лояльность которого больше всего рассчитывала Рианнон. И только что, кажется, Артмаэль всё испортила.

С того дня Артмаэль в крепости обращались так, словно она являлась самим консулом, если не больше.

Ей предоставили сразу несколько комнат, хотя было бы вполне достаточно и одной спальни. В комнатах было полно мягких стульев и кресел, подушек, на столах стояли чернильницы, чайный набор был таким красивым, что Артмаэль подумала, что жаль будет с ним расставаться, когда придёт пора возвращаться в Элленгорн. Окна всех комнат выходили в сад — не самый ухоженный и красивый, но довольно-таки пристойный. В саду почти никто не появлялся, и у Артмаэль была возможность прогуливаться там часами, а комнаты, кажется, были лучшими во всём замке.

Обеды и ужины тоже были выше всяких похвал — Артмаэль не подавали привычных Элленгорну изысканных блюд, но еда была вкусной, сытной и обильной, на что ещё пару дней назад Артмаэль Абернедол не могла и рассчитывать.

Вообще, на Кавалдоне было непривычно для Артмаэль тихо и даже спокойно.

Элленгорн шумел почти непрерывно — там, дома, Артмаэль не решилась бы на ночь даже открыть окно. В Элленгорне отовсюду слышались звуки — музыка, разговоры, гудки, детский смех... Часто это были и споры — торговцев на рынках, горожан, идущих по своим делам, ребятишек, не поделивших удобное для игр дерево... Споры, совсем не похожие на тот разговор с Игарденом Кавендом в день прибытия Артмаэль.

Кавалдон же молчал. Порой в этом молчании Артмаэль слышалось что-то зловещее и мрачное, наводившее если не панику, то обязательно уныние и тоску, но иногда ей даже нравилась эта тишина, в которой она снова могла подолгу молиться и думать, позабыв о шуме Элленгорна.

Может быть, всё дело было в крепости, в которой её поселили — один из рыцарей как-то обмолвился, что в ней не бывало учеников, что жили и занимались в центральном замке. Должно быть, если Кавалдон действительно ещё принимал учеников из оставшихся в живых ксанин, в замке, полном детей, как думала Артмаэль, просто не могло не быть шумно.

Кавенд с того дня был гораздо доброжелательнее, пусть насмешка в оброненных им фразах никуда не исчезла. А может быть, это Артмаэль, несколько отогревшаяся и пришедшая в себя за прошедшую неделю, стала воспринимать Кавенда менее опасным и грубым.

Разумеется, Артмаэль Абернедол не оставляла попыток всё-таки выполнить свою миссию — иначе всё пребывание на Кавалдоне было бы бессмысленным вместе со всеми муками, которые Артмаэль испытала в тот первый день. Это — попытки уговорить Дюжинного рыцаря Кавенда — удавалось не слишком-то хорошо, если говорить очень мягко.

По правде говоря, дело, ради которого Артмаэль прибыла на Кавалдон никак не сдвигалось с мёртвой точки!

А уж Артмаэль старалась и так, и эдак. Пыталась и уговаривать, и убеждать, даже посулить какие-то блага, которые могла предоставить Кавенду и Пламенному батальону Республика. Да Артмаэль разве что на коленях не ползала, обхватив ноги Кавенда и в голос рыдая! Хотя, возможно, и до подобного унижения было не далеко.

— Нет, — отвечал ей Кавенд всякий раз, стоит только затронуть причину её визита на Кавалдон. — Я не собираюсь об этом говорить.

Другие рыцари в крепости, к которым Артмаэль пыталась обратиться, и вовсе оставляли её просьбы без внимания, стараясь любыми способами перевести тему. Вместо этого они вновь и вновь приносили ей книги из местной библиотеки (по большей части — поэмы, в слабости к которым Артмаэль призналась в один из первых дней на Кавалдоне) или приглашали поужинать вместе со всеми в огромном зале (а не в собственных покоях, куда ей приносили еду обычно).

И Артмаэль снова и снова покорно оставляла его и вновь возвращалась, только ей чудилось, что у Кавенда достаточно хорошее расположение духа для подобных разговоров — оно обычно попадалось в промежутке между тренировками.

К другим Дюжинным рыцарям Артмаэль так же пыталась обратиться. Это имело примерно тот же эффект, что и с Кавендом. Артмаэль раз за разом говорили «нет», и она пыталась снова и снова, уже теряя всякую надежду когда-нибудь исполнить свой долг и получить от Пламенного батальона хоть какие-то обещания поддержки.

И Артмаэль отходила прочь и готова была заплакать от бессилия и злости на этих проклятых Дюжинных рыцарей.

— Пойми же ты, девочка! Вашей Республике всё равно не выстоять — не придёт Миив, так обязательно появится кто-то другой! — как-то сказала одна из Дюжинных рыцарей, Табита Роффери. — Не лучше ли дать вернуться Мииву? Он хотя бы законный король. Да и пуганный уже — авось, и договориться с ним на этот раз будет возможно.

— Эвеллус... Не думаю, что тогда он был жесток. Скорее он был просто дурак в короне, — улыбалась Полина Девитс, и Артмаэль старательно отводила взгляд от повязки на её глазах. — Может быть, он стал более жесток, но, возможно, стоит надеяться, что зато перестал быть дураком.

К ним обеим Артмаэль больше не подходила.

— Он снится мне в кошмарах, — однажды призналась Кавенду Артмаэль, отчаявшись уже убедить его помочь ей.

В тот день Артмаэль сидела в саду прямо на траве — чего никогда не позволила бы себе в Элленгорне — и рассматривала узоры на бортике маленького фонтанчика. Эти узоры изображали сюжеты из истории Элара, догадалась Артмаэль, пусть всегда знала дореспубликанскую историю недостаточно хорошо.

С момента её прибытия на Кавалдон прошло уже две недели. Две недели, тянувшиеся на взгляд Артмаэль просто преступно долго, если помнить о цели её визита. Сколько Эвеллус будет копить силы, прежде чем напасть? Когда именно он решит вторгнуться в Элар? На эти вопросы у Артмаэль не было ответов, и ей всё казалось, что каждая минута промедления может оказаться фатальной.

Артмаэль боялась возвращаться домой без положительного ответа. Ей казалось, что она провалится под землю от стыда, стоит только консулу Рианнон на неё посмотреть. Или отцу. Или матери. Или старшим сёстрам. Уж тогда, если никто из Пламенного батальона так и не даст положительного ответа, лучше было оставаться на Кавалдоне, за стенами одной из тринадцати крепостей!

Не то чтобы подобное бегство могло спасти Артмаэль от мук совести.

Ну уж нет! Быть может, это и был самый простой выход, но... Похоже Артмаэль всё-таки следовало возвращаться домой — быть может, тогда кто-нибудь из Совета найдёт другой выход или пошлёт на Кавалдон кого-то более опытного, более убедительного и более настойчивого.

Ещё больше Артмаэль терзал тот факт, что обращались с ней на Кавалдоне едва ли не лучше, чем дома. Это лишь больше растравливало ей душу. Ей порой казалось, что она продалась за большие комнаты, кучу свободного времени, вечера в саду и отсутствие тюрбана на голове (она сняла этот головной убор на четвёртый день своего пребывания в крепости).

— Эвеллус? — усмехнулся одними губами Дюжинный рыцарь Кавенд, присаживаясь на траву рядом с ней. — И каков же он в твоих снах? Урод со звериным оскалом как у вас принято изображать неугодных вашему режиму ксанин? Чудовище, которым только детей пугать? Вы, моурос, склонны отдавать преувеличенное значение внешним недугам!

У Кавенда в руках была кружка — старенькая кружка с полустёршимся геометрическим рисунком, — и Артмаэль подумала, что с ней в руках он смотрелся слишком... по-человечески? В кружке было, кажется, молоко — Артмаэль слышала от кого-то из рыцарей, приходившегося ей ровесником, что Кавенда было сложно застать с другим напитком.

Сегодня было непривычно жарко, и Кавенд не надел привычную пурпурную шинель. Сегодня он был в наполовину расстёгнутой чёрной рубашке, и Артмаэль увидела шрам на его груди — там, где находилось сердце. Тошнотворно уродливый шрам, от которого Артмаэль тут же постаралась отвести взгляд. Видеть что-то подобное было выше её сил.

— В моих снах он не похож на чудовище, — пожала плечами Артмаэль. — По правде говоря, я никогда не вижу его лица, но отчего-то в этих снах он не кажется мне некрасивым. Он среднего роста, темноволосый и совершенно обыкновенный. И почему-то на нём нет мантии с меховой отделкой... Знаешь, сир Кавенд, я всегда представляла королей именно в пурпурных или алых мантиях с мехом!

Так рисовали королей, что были до Эвеллуса, и королей из других миров — в роскошных одеяниях, смотреть на которые, не раскрыв в удивлении рта, было довольно-таки затруднительно. Артмаэль иногда заглядывалась на них. И иногда — тайком, хотя, вероятно, ни родители, ни сёстры ничего бы не сказали — пыталась сделать для своих кукол нечто подобное из тех лоскутков ткани, которые умудрялась найти.

В детстве Артмаэль иногда мечтала носить подобные мантии сама — недолго, период подобных увлечений прошёл у неё годам к восьми. Но всё-таки мантии эти Артмаэль почему-то помнила в мельчайших подробностях. И то, что Эвеллус почему-то являлся к ней в других одеждах, было несколько странно.

— И как же он одет? — поинтересовался Кавенд уже гораздо серьёзнее. — В мундир? В дублет?

Артмаэль удивлённо посмотрела на него. Она не понимала, что именно в её снах вызвало такой интерес со стороны Кавенда. Она не понимала, почему сейчас он не смеялся, и это её пугало почти до той же степени, как пугала её необходимость появиться на Кавалдоне две недели назад.

— У него поверх плеч накинуто пальто, — покачала головой Артмаэль — Наверху оно пурпурное — как твоя шинель, — но полы и рукава у него чёрные. А ещё у него есть шрам на левой руке, он...

«Он похож на твой» — слова эти словно застряли у Артмаэль в горле, но Кавенд, казалось, и сам прекрасно всё понял. Она подобрала ноги поближе к себе и обняла их, как будто бы ей стало холодно.

Кавенд, заметила Артмаэль, заметно помрачнел от слов про шрам. Таким мрачным она его не видела ни разу — даже в тот день, когда только появилась на Кавалдоне. Артмаэль не знала, стоило ли ей говорить дальше — про чёрную корону с острыми зубцами над головой Эвеллуса.

— Не продолжай! — резко оборвал её Кавенд, когда Артмаэль всё же захотела заговорить вновь.

Кавенд поднялся на ноги — рывком, резко, — сделал пару неровных, быстрых шагов и внезапно с яростью, которой Артмаэль в нём и предположить не могла, запустил кружку в стену. Упавшие на землю осколки заставили Артмаэль вздрогнуть, но она осталась сидеть на месте, не вскочила на ноги, не бросилась наутёк или напротив — к Кавенду, на которого сейчас страшно было смотреть...