Сражайся как девчонка

Глава шестая

Засов казался мне более чем надежным, но окна, низкие, в которые никакого труда не составляло пролезть, вызывали серьезные опасения. Рукоятка ножа легла в мою ладонь, и я не представляла, что буду делать, если эти двое ворвутся сюда.

Даже если я пулей взлечу наверх, даже если мы успеем спрятаться где-то с Люсьеной, остается младенец, который будет вопить и плачем нас выдаст. Убьют ли нас? Возможно, нет, если мы не окажем сопротивления и не будем биться за барахло и еду, которой, впрочем, все равно нет.

Дверь снова дернулась. Я слышала, что эти двое что-то между собой обсуждают, но что — разобрать не могла. Шум с улицы и мое безудержно колотящееся сердце.

За окном мелькнул силуэт, потом второй. Я видела только тени, но мне стало ясно, что мужики оценивают рациональность визита в дом. Они должны сообразить, что пока будут шариться здесь, их лошадь с добром останется без присмотра, и, погнавшись за двумя зайцами, они могут и награбленное непосильным трудом потерять. Я редко надеялась на то, что люди умнее, чем я о них думаю, обычно я исходила из количества совершенных глупостей. Время словно остановилось, нож начал выскальзывать — так вспотели руки, потом тень за окном осталась одна, затем я услышала, как зацокали копыта, и исчезла вторая тень.

Я выбрала очень странное место, чтобы укрыться или хотя бы переждать какое-то время. Дом, который считается нехорошим, но в который все мечтают зайти. Что будет, если чья-то новая попытка проникнуть сюда окажется успешной? Люсьену, вероятно, не тронут, один ушедший отсюда живым обнадеживал, но смущали те, кто остался здесь насовсем…

Я вернулась в кухню, опустошила и забрала мешок, не глядя на покойников, потому что бояться мертвых — последнее дело, когда кругом так много живых, затем прошла дальше по коридорчику. Окна с этой стороны дома были годны только для мыши, даже если я смогу забраться под потолок, я в них не пролезу. Но в последней комнатке мне повезло: узко, конечно, но не настолько, чтобы я в своем новом теле не смогла протиснуться.

Окошко выходило в очередной тесный переулок. Прямо над моей головой был, разумеется, балкончик, под ногами — то, что с него регулярно падало. Я даже не стала очищать туфли, прижала к себе мешок так, чтобы скрыть от посторонних взглядов ножи, и выглянула на улицу. Теперь — найти убежище Роша, а уж дом Лазаря отыщут и без меня.

Уже готовясь выйти на всеобщее обозрение, я отступила, встряхнула мешок и аккуратно его сложила. Меньше вопросов: я еще ничего не награбила, я только ищу, чем поживиться.

Я так и прошла до того места, где встретилась с теми тремя, двое из которых уже мертвы. Я миновала две группы мародеров — одни выкатывали какие-то бочки, скорее всего, пустые, и азартно потирали руки, вторая группа грузила на телегу без лошади мебель, и хотя у меня было крайне слабое представление о старинных видах транспорта, то, как телега перекосилась, подсказало, что с места целой она не тронется. Третья группа меня заприметила.

— Эй, ты! — Я ждала окрик, и потому не ускорила и не замедлила шаг. — Эй, глухой, что ли? Куда идешь?

— Куда иду, там меня нет, — огрызнулась я. — Не лезь, иначе нам обоим навешают.

Парень, который ко мне приблизился, был выше меня на две головы и раза в три шире, и вид у него был простецкий и раздраженный.

— Кто это тут такой важный, а? — он растянул в улыбке практически беззубый рот, и я вспомнила, что стоматология в эти времена не могла похвастаться успехами. Но, может, зубы он растерял и в драке.

— Фредо, — ответно осклабилась я. Зачем выдумывать? — Я лично не хочу, чтобы он мне второй раз морду расквасил.

Парень будто прикидывал, не опередить ли неведомого ему Фредо, но махнул рукой и пропал в открытой двери дома. Там не грабили, там, судя по звукам, пили. Больше пьяных — меньше способных на активные действия, жаль, что это все кратковременно.

Мне пришлось поплутать. И пока я искала знакомый — да почти незнакомый, черт возьми! — переулок, наблюдала и делала выводы. Несмотря на то, что народу днем много, они не так агрессивно настроены, грабят, вывозят все, что не успели до них. Заняты делом. Почему Рош был так убежден, что днем опаснее?

Потому что у них были вещи. Крестьянам неважно, кто идет мимо них, им важно, с чем он идет. Пустой мешок сейчас был моим спасением, как полный — прежде.

Первую дверь я перепутала. Она показалась мне знакомой, но я вовремя заметила, что окошко на ней другой формы, и отправилась искать другой переулок. На второй раз мне повезло, и я несколько раз ударила по толстому дереву. Ответа не было, я постучала еще.

Неужели они куда-то ушли?..

И когда я была готова развернуться и — чем черт не шутит? — пойти искать другую кормилицу, услышала, как поехал в пазу засов. Да, Рош не стал рисковать и приоткрывать окошко, но и отворяя мне дверь, он рисковал не меньше.

— Быстро ты, — прошептал он и вдернул меня в щель. — Я думал, ты уже не вернешься. — Он задвинул засов, отобрал у стоящего рядом старика свечу и сунул мне чуть ли не в лицо. — Чего мешок пустой? Я тебя предупреждал?

Я спокойно отвела его руку. Важно мешок не уронить, иначе ножи Роша доконают.

— Был бы полный, я бы не вернулся. Место, где мы сможем укрыться, есть. Большой дом, хорошие засовы, только окна надо заставить изнутри мебелью. Есть вода, с едой скверно, — быстро говорила я, и вокруг меня собирались люди. Кто это был, я рассмотреть не могла, потому что дерьмом несло так, что у меня на глаза навернулись слезы. Я только почувствовала, как Мишель, растолкав прочих, подбежала ко мне и вцепилась в руку. — Днем идти безопасно, если идти без вещей. Кто хочет… — я утерла рукавом слезы. — Женщины, дети, раненые. Женщины с детьми. Кто хочет, может пойти со мной.

По темноте с редкими пятнами света пошел шепоток. Кто-то зашевелился, но никто ничего не сказал. Ждали, что решит Рош.

— Без вещей, — протянул тот. — Вот ты ловкий. Сам голодранец, так и другие чтобы нищими стали?

— Пусть нищими, но живыми, — пожала я плечами. — Мишель, Фредо пойдет с нами? Фредо!

— Не ори! — рявкнул Рош, но мы с Мишель уже пробирались к раненому.

Ему стало хуже — я слышала по дыханию. Он вряд ли сможет дойти. Но надо убедить его, потому что здесь нет никаких шансов, что он доживет до утра. В доме Лазаря, может, тоже, но травы, которые можно собрать — если кто-то в них понимает, возможно, они смогут помочь.

— Кто пойдет со мной, бросьте вещи, — негромко скомандовала я, — и помогите Фредо подняться.

Я, то и дело промокая глаза, всматривалась в лица. Ничего не разглядеть, ни решимости, ни испуга, только бледные проплешины во тьме с тремя дрожащими огоньками.

— Милосерден ты, брат, — проговорил Фредо с трудом и наконец открыл глаза.

Я замотала головой. Молчи и оставь душещипательные речи. То, что я собираюсь тащить тебя, и так противоречит всем правилам выживания.

— Найди большой мешок, а лучше два, — сказала я Мишель. — Мы положим Фредо на них и так дойдем. Тут недалеко.

Вранье, конечно. Но я всегда могу объяснить, что понятие расстояния субъективно.

Мишель скакнула в сторону, поднялась какая-то женщина, пошла сперва к двери, потом направилась к нам. По дороге она пнула сидящую на мешке старуху, схватила мешок, вытряхнула из него барахло и перебросила мешок мне. Старуха опомнилась и подняла вой, тут же схлопотав оплеуху от Роша. Он возвышался над всеми нами как судия.

Ничего хорошего я от него не ждала.

Но люди засуетились. В основном женщины — здоровые, крепкие, и два мужика, к несчастью, более хлипкие. Но все вместе они в состоянии донести Фредо, если что, поменяются. Он только стонал, пока его клали на импровизированные носилки, а я смотрела, где кормящая женщина. Та, которая мне была нужна больше всех, сидела и не двигалась. Ребенок спал.

— Ты, — окликнула я, — как тебя зовут? Пойдем с нами. Подумай о ребенке. Подумай о себе.

Как в эту эпоху женщины заводят детей? Как получится. Может, ей плевать на младенца. Только мне не плевать. И что делать?

— Идите, — разлепил губы Рош. — Идите на смерть. Коли жизнь не мила, так идите.

Я начала пробираться к матери. Вонь меня убивала, но приходилось терпеть. Судя по запаху, все было хуже, чем я думала, кто-то болен чем-то — и хорошо, если не инфекционным…

— Пойдем, — сказала я, нависнув над женщиной. — Поднимайся и пойдем. Смотри, нас много, нас никто не тронет. Им неинтересны люди, идущие просто так.

— Верь ему, — услышала я и оглянулась. Кажется, та самая решительная женщина, которая стряхнула старуху с мешка. — С ним говорят Молчащие. Я ему верю. Открывай дверь, Рош, мы идем, и ты, Жизель, не будь дурой, а ты, Меме, уберись с моей дороги, а то я припомню тебе еще раз, как ты не платил моим девочкам.

Ого. Эту даму и впрямь тяжело напугать, она видела многое.

Фредо подняли слишком резко, он не удержался от стона, а я, потеряв терпение, рванула на себя женщину с ребенком за плечо. Рош коротко расхохотался, сунул свечу кому-то стоящему рядом, в ее свете я увидела, как что-то сверкнуло в его руке, и обернулась, и только после сообразила, что где-то выронила мешок.

Рош тоже увидел мои ножи, и я была уверена, что его это не удивило.

— Ну давай, святоша, покажи, как ты управляешься с ними, — добродушно предложил он. — Я за каждого из этих людей перережу тебе твою поганую глотку, помяни слово мясника.

Я пожала плечами. Возможно, здесь принято рвать рубаху на груди, в мире, где за косой взгляд стреляются на дуэли, а если после этого и выживают, гостят лет двадцать в королевской тюрьме.

— Я не собираюсь драться с тобой, — пояснила я, а Рош уже наливался кровью. Нет, дружище, я дитя совершенно другого времени. Умей ждать, оскорбляйся, когда хочешь быть оскорбленным. — Ты не хозяин им всем, они сами решат, куда им идти и что им лучше.

— Слабак, — зашипел Рош. Дворянином он не был, но кому когда мешало подражать аристократии, причем ладно бы в чем-то дельном. — И еще хочешь вести за собой? — Он сплюнул.

Я опять пожала плечами. Отличный жест.

— Разве я кого-то веду? — и удивление у меня вышло безупречно. — Я предлагаю. Хотят…

— Что ты заладил? — подскочила к Рошу мадам. Никогда бы не подумала, что проникнусь к человеку ее профессии симпатией, может, конечно, и преждевременной. — Хочешь тут в дерьме по уши плавать — плавай! Жизель, отрывай задницу, а-а, ты всегда была трудна на подъем, но Молчащие свидетели, не для того я выкручивала из тебя твоего заморыша, чтобы ты сейчас протянула ноги. А ну пошла!

Она повернулась ко мне и утерла выступивший на лбу пот. Солнце шпарило, в убежище было жарко.

— Прости, брат святой, я баба простая. Анаис Парре меня зовут. Подохнуть вот так — нет, благодарю, — она мотнула головой. — Сочтут Молчащие наши грехи да и выпустят нас на волю. А там, по милости их… — она не договорила, отмахнулась от меня, повернулась к мужикам и женщинам, стоявшим возле Фредо: — Поднимайте его, ну! Вот деревянные! Правда, кто в борделе не гость, тот и жизни не рад.

Я не удержалась от усмешки, но согласилась с Анаис. Логика в ее словах и правда была. Поднялась Жизель, прижимая к себе ребенка, зашевелились люди, давая пройти процессии, которую я с тяжелым сердцем сравнила с похоронной. Вот черт, это скверное, совсем не нужное мне сравнение, но что делать.